— Для этого собираются поисковые группы? Сергей там… И остальные, с кем я пришла…

— Да. Город нами до конца не изучен. У нас есть карты, но их мало. И, разумеется, не все, что нам нужно, на них обозначено.

Значит, они ищут не выход.

— А что с жетонами? Что это за система такая? Кто ее придумал?

— Это не столь важно, — уклончиво отвечает Семен.

— Еще как важно! Я не хочу здесь находиться! У меня есть девять жетонов и мне недостает всего лишь одного!..

Думать. Говорить. Думать. Говорить.

Но ведь он и так должен знать, сколько их у меня. Ни за что не поверю в то, что он не заглядывал в мой мешочек.

— Чтобы выбраться из Клоаки, десяти жетонов недостаточно. Еще нужно знать станцию, двери которой с помощью этих жетонов откроются.

— Вы знаете, где эта станция?

— Может быть.

Может быть?.. Серьезно?!

— Вы издеваетесь надо мной? С самого начала так делаете? Зачем сказали мне доехать до конечной станции? Чего Вы этим добивались?

— Я не такой плохой, как может показаться, Нина, — говорит Семен, отрываясь от подоконника. — И Князь тоже не плохой. Мы привозим сюда людей, чтобы наш город жил. Мы не хотим его потерять. Без ресурсов Клоака быстро погаснет. А если не станет этого города, то и тот, на поверхности, долго не протянет. Мы понимаем, что по отношению к вам это несправедливо. Поэтому и даем вам возможность выбраться отсюда.

— Мне может еще поблагодарить Вас за это? — возмущенно произношу я. — Спасибо огромное за такую удивительную возможность!

— Твоя злость вполне оправдана. Но ты не в силах что-либо изменить. Тебе остается только выживать здесь.

Семен встает напротив меня, приложив ладонь к моему лбу. Я дергаюсь от него в сторону. Меня трясет от переполнявшей мое тело злобы. Пожалуй, я никогда прежде так не злилась.

— Князь всегда дает неофитам выбор. Либо ты выйдешь из этой комнаты с браслетом на руке, либо тебя вывезут так же, как и тех, кого ты видела на улице. Выбор только за тобой.

Сказав это, Семен вручает мне небольшую коробочку, непонятно как материализовавшуюся в его руках, и покидает комнату. Я остаюсь одна.

На улице больше никого нет. Мертвых увезли, живые разошлись по своим делам. Начинает темнеть. Мне интересно, что с Тихоней и остальными. Выходил ли Сергей сегодня в город или вылазки были отменены из-за случившегося? Что с Машей и Беллой? В моей голове начинает созревать план побега из Клоаки. Я знаю столько, сколько нужно для того, чтобы спастись. А благодаря Семену в моем распоряжении теперь десять жетонов.

Я открываю коробку и убеждаюсь в собственной правоте. В ней лежит браслет и один жетон, которого мне так недоставало. Я не понимаю Семена. И тогда в поезде, и сейчас… Он помогает мне, но я не могу понять, зачем ему это делать. В чем причина его благородства, если это можно было так назвать?

«Я не такой плохой, как может показаться, Нина».

Я начинаю в это верить.

Браслет на моей руке защелкивается. Я сжимаю в ладони свой десятый жетон.

Мне нужно выбраться отсюда. Тихоня должен знать, где выход. А чтобы о нем узнала и я, мне нужен Костя.

Когда я говорила, что ни за что не притронусь к местным харчам, то нагло врала себе и своему желудку. Желудок впоследствии взбунтовался и победил в этой неравной борьбе со здравым смыслом. В принципе завтрак в лагере ничем не отличается от моего завтрака дома. Тот же чай и каша… Мне хочется верить, что это чай и каша… Абсолютно безвкусную, белую похлебку в тарелке, с не разварившимися комочками и какими-то сероватыми крупицами, о происхождении которых я даже думать не хочу, душегубы уплетают за обе щеки. То, что мне налили в стакан, описанию вообще не поддается, но я так сильно хочу есть, что кончаю с трапезой минуты за три.

Просто глотаю эту кашу, даже не стараясь ее разжевать, и все запиваю чаем, надеясь не распробовать вяжущий привкус чего-то необъяснимого на языке. Если это не отрава, то несколько дней на подобном пайке я протяну. А вот что будет дальше, я предпочитаю не загадывать.

Этим утром людей в столовой немного. Видимо большинство предпочло не выходить из своих комнат, переживая тяжелое время в безопасности своих четырех стен. Я наделась увидеть Сергея и поговорить с ним кое о чем, но он в столовой так и не появился.

Маша, сидевшая со мной, его тоже не видела.

— Кстати, спасибо за то, что постирала одежду, — благодарю я ее слегка запоздало.

Запах порошка я ощущаю с самого утра.

После того, как я вернулась в комнату, где мне выделили целую кровать, я с удивлением обнаружила на стуле стопку своих вещей. Конечно, без стиральной машины парку выстирать было нереально, но Маша как-то умудрилась очистить ее от грязи и слизи. И еще от того ужасного запаха.

— Не за что, — отвечает она мне. — Я была рада помочь.

За соседним от нас столом завтракают Семен и Дмитрий. Мне не слышно их разговора, но за все то время, что они там сидят — а в столовую они пришли позже нас — мужчины даже не притронулись к своей еде. Я знаю, что они нас заметили, возможно, их разговор в той или иной степени касается нас — новоприбывших, но они оба демонстративно в нашу сторону не смотрят.

— Если ты закончила, то пойдем. Раз тебя еще никуда не распределили, то лучше нам держаться вместе.

Соглашаюсь с Машей и вместе с ней выхожу из-за стола. Весь путь до выхода, у которого по уже какому-то для меня обыкновению толпятся люди, я ощущаю на своей спине чужие взгляды.

Выйдя на улицу, я с удовольствием вдыхаю морозный воздух. Если бы я не знала, что нахожусь под землей, то ни за чтобы не поверила тому, кто попытался бы меня в этом убедить. Снаружи прохладно. Погода разгулялась и обещает всем нам солнечный день. Я не понимаю, как работает эта система, но абсолютно все в Клоаке выглядит натурально. И небо, которое нечасто одаривает жителей поверхности своей синевой в зимние месяцы. И солнце, которое умудряется как-то пригревать. И даже сугробы выглядят как настоящие.

— Ты в порядке? — спрашивает у меня Маша.

Мы направляемся к месту ее работы.

— Вполне. Горячий душ меня оживил.

— А была бы горячая ванна, было бы еще лучше, да?

— Да. Намного.

Маше двадцать восемь. На поверхности она снимает небольшую квартирку недалеко от садика, в котором работает, она не замужем и в замужество особо не стремится. «Делать там нечего», — повторила она для меня заученную фразу всех своих замужних подружек. Маша была спокойным, но при этом сверхчувствительным человеком. Из-за этого, наверное, она и стала работать с детьми. Нужно было иметь не только огромное терпение, чтобы не прибить этих шумных человечков, но еще и бескрайний запас любви к чужим детям, чтобы поддерживать свое терпение.

Первое, что спрашивал Князь при знакомстве с неофитами, это, разумеется, их навыки и профессии. Маша была единственной из моих попутчиков, кто уже работал по диплому и жил той самой взрослой жизнью, полной вечной нехваткой денег, нескончаемых счетов и полупустого холодильника за неделю до зачисления на карту зарплаты. Узнав о том, что она работала с детьми, Князь распределил ее в местный «детский сад». Сергей, по ее словам, приглянулся лидеру душегубов своей спортивностью, из-за чего и получил возможность выходить за пределы лагеря. А Белла оказалась слишком красивой для того, чтобы нагружать ее тяжелой работой.

И про Беллу, кстати говоря, я до сих пор ничего не знаю.

— Мне так и не сказали, чем я должна буду заниматься.

— Думаю, Князю сейчас не до этого, — произносит Маша, коротко кивая двум мужчинам на входе в одноэтажное здание.

Они игнорируют ее приветствие, но без лишних слов впускают нас внутрь.

Я замечаю, что у каждого дома стоит по два вооруженных человека. Маша сказала, что в лагере было построено около пятнадцати домов. Значит, как минимум у тридцати мужчин было оружие. И они умеют с ним обращаться.