— Значит, нам нельзя делать необдуманных шагов и привлекать к себе внимание, — говорит Маша, поправляя съехавшие на кончик носа очки.

— Нам и не придется.

Я подхожу к двери и, открывая ее, выглядываю в коридор. С этой стороны нас никто не подслушивал. Я оборачиваюсь к своим попутчикам и кивком головы указываю Маше на окно. Она понимает меня и проверяет улицу.

— Никого.

— Тогда слушайте, — произношу я, закрыв дверь. — Я думала о том, как нам всем выбраться. И, как мне кажется, мой план вполне приемлемый, но… Одна я не справлюсь. Если мы хотим сбежать, то должны действовать сообща, согласны?

Маша и Сергей кивают. Я подхожу к парте, за которой сидит Сергей и кладу на столешницу снимок. Маша подходит ближе.

— Узнаете?

— Да, — произносят они одновременно.

— Это тот парень с огромным рюкзаком, — говорит Сергей, тыча пальцем в Тихоню. — Что это значит?

Я кратко пересказываю им о том, что произошло со мной за то время, пока я была неофитом. Мне приходится рассказать о Косте и о его логове в канализации. О том, что он успел мне рассказать. И о его родстве с Тихоней. Я вижу обиду во взгляде Сергея, когда эта часть рассказа подходит к концу.

— Я соврала. Прости. Но тогда я не знала, кому и о чем можно было говорить. К тому же я обещала, что никому про него не расскажу.

Возможно, упоминание об этом будет к лучшему. В глазах Спортсмена я могу выглядеть плохо, ведь мы должны были доверять друг другу с самого начала. Но тот факт, что я сдерживала данное кому-то обещание, должен был хоть немного повысить наш дружеский рейтинг.

— Я думаю, что ты поступила правильно. — На этот раз уже Маша встает на мою защиту. — Во всяком случае, твоя с ним встреча нам только на руку. И, кажется, я начинаю понимать твой план.

— Правда?

— Да. Я попытаюсь разузнать у Темы о том, как он попал на поезд. Но если он не расскажет, а ты не вспомнишь, где находится конечная станция, нам остается надеяться только на этого Костю и его любовь к брату.

— А как он узнает о том, что его брат здесь? — спрашивает Сергей.

— Для этого нам нужен ты и карта, которую тебе выдаст этот лысый.

Я рассказываю свой план до конца. Если Спортсмен сможет показать мне на карте дом, где мы встретились, то я соображу, в каком месте прячется Костя. Сергею нужно будет только показать ему фотографию и сказать, что его брат в плену у Князя.

— С чего ему верить мне?

— Мы просто будем надеяться на то, что у них были хорошие отношения и он не оставит брата умирать. К тому же, как я поняла, Костя с Князем не в ладах. И, — я соблюдаю драматическую паузу, — наш пленник должен знать, где выход. Поможем Косте вызволить брата и все вместе покинем Клоаку.

— Вместе? — спрашивает Сергей, криво ухмыляясь. — А Белла? Ты знаешь, где она? Или уже забыла о ней?

Вот это прозвучало грубо, но я не стану грубить в ответ.

— Я не знаю, где она, — говорю я, смотря на Машу.— Но думаю, что смогу узнать.

Есть у меня в лагере человек, которому, как мне кажется, было в радость со мной болтать.

— Сережа, я тоже против того, чтобы оставлять здесь кого-то из наших, но не стоит так негативно воспринимать план Нины. Мы должны подготовиться перед побегом, а на это уйдет несколько дней. Если не больше…

— Если сможешь сбежать от этого лысого и добраться до тех туннелей, а Кости там не окажется, то просто оставишь фотку у входа… Нужно сзади написать о том, что она от меня. И… Нужно будет договориться о встрече. Косте можно доверять.

— С чего ты это взяла?

— Он мог убить меня, но не сделал этого. Мог ничего мне не рассказывать о Клоаке, но он рассказал. Я думаю, что он так же, как и мы, хочет выбраться отсюда. Но у него одного шансов мало. Даже вместе с братом их будет только двое против всего лагеря и горожан. А с нами их шансы увеличатся.

— А жетоны? — не сдается Сергей.

При их упоминании я начинаю нервничать. Нужно успокоиться. Если они узнают, что у меня их десять, то я даже думать не хочу о том, как быстро наша дружба закончится.

— О жетонах подумаем в самую последнюю очередь, — произносит Маша.

Если она и знает о моем мешочке, то виду не подает. Интересно, кто меня раздевал? Она? Но тогда она знает о моих жетонах. Если не она, то отсевается только Семен…

Чувствую, как от этих мыслей начинает пылать лицо

— Нина?

— Все нормально, — говорю я и перевожу тему. — Тема проговорился о том, что, возможно, я стану помогать Семену с его работой.

— Он доктор.

— Да, я знаю. Скорее всего, эта работа из категории поднеси-унеси. Но я попробую узнать у него о том, где находится Белла. Хорошо?

С этим вопросом я обращаюсь к Сергею, и он соглашается с этим.

— Маша, на тебе Тема и остальные дети. Узнай у них об этом лагере и о тех, кто здесь живет. Мало ли среди душегубов есть те, кто будет нам полезен.

— Я узнаю.

— А на тебе остается город, — говорю я Спортсмену. — Постарайся ни с кем не конфликтовать. Нам ни к чему лишние «глаза» и «уши».

— И рты.

Сергей широко улыбается и тут же морщится, шипя проклятия в адрес всего людского рода. Если он не запомнит о своей травме, то губа у него никогда не заживет.

— Тогда, с этого момента нам придется быть крайне осторожными. Если хоть один из нас оплошает, этому плану конец.

Я никогда не понимала людей, боявшихся крови. Были у меня знакомые, которые буквально в обморок падали, стоило им только увидеть маленькую капельку красной жидкости, просачивающейся из небольшого пореза на пальце. Что смешнее всего, все они были девушками. Глядя на их бледные лица и закатывающиеся глаза, мне всегда хотелось спросить: как вы вообще умудряетесь быть женщинами, если боитесь вида собственной крови?

Ладно бы чужой!.. Но своей собственной…

— Больно! Больно! Больно!

— Терпи и хватит дергаться! — восклицает Семен, пытаясь усмирить эмоционально-буйного пациента. — Как вообще можно было не заметить, что тебя подстрелили и столько дней проходить с пулей в заднице?!

Я задаюсь тем же вопросом. Это вообще физически возможно?..

— Ну… Там же мягко… Я не почувствовал…

Пациент Семена краснеет. Скорее всего из-за меня, учтиво отвернувшейся к стене, когда Врач приказал ему стянуть штаны и показать, что именно его «беспокоило».

— Жрать надо было меньше, тогда бы ничего мягкого там не было. Нина, — обращается ко мне Семен. — Подай коричневую бутылку. Без этикетки.

В его чемоданчике, который он мне доверил, всего две бутылки. И только к одной приклеена бумажка. Подав Врачу ту, на которой ничего нет, я уж было предположила, что в ней спирт, которым он зальет рану, но…

— Пей. И не дергайся.

Но анестезия оказалась для приема внутрь.

Мужчина жадно присасывается к бутылке. Семен еле успевает отобрать ее у него, пока она не опустела. Он отдает ее мне обратно, а сам занимается лечением этого горе-душегуба.

Когда-то я подумывала о том, чтобы стать врачом. Кажется, это случилось после того, как я «подсела» на медицинские сериалы. Мне так нравилось смотреть на людей в белых халатах, на то, как они помогали людям, проводили сложные операции и так далее, что желание присягнуть в верности Гиппократу не потухало во мне вплоть до конца одиннадцатого класса.

Я плакала, когда в сериале умирали полюбившиеся мне пациенты. Или когда врачи, чувствовавшие вину за то, что произошло, хотели бросить все и уйти. Я ревела, когда спасенные люди благодарили докторов, и хотела стать одной из тех, кто будет с больными людьми до самого конца. И не важно, счастливый этот конец будет или печальный.

А потом я отказалась от этой профессии так же быстро, как и загорелась мечтой работать в больнице.

Нет, я не испугалась сдавать сложные экзамены или соревноваться за одно место с десятками других абитуриентов. Даже мысль о том, что мне придется посвятить весь первый курс изучению латыни, костей и прочих сложных вещей меня не пугала так, как осознание того, что в будущем мне придется брать на себя ответственность за других людей. Я не хотела ни за кого отвечать.