И я догадываюсь, чем закончились их поиски.

— Он обворовал тебя?

— Да. Однажды я проснулся и обнаружил, что и он и собранные нами жетоны пропали. Все. А их уже было четырнадцать.

Он же мог оставить лишние. Зачем забрал все?

— Я бродил по городу, пытался его найти, но не смог. Не знаю, выбрался ли он из Клоаки или с ним случилось что-то еще…

— Я думаю, он выбрался, — произношу я. — Твой брат ведь как-то узнал, где ты, верно? И… Слушай, наверняка и твой брат знает способ… Точнее он знает место… Как бы…

— Он должен знать, как спастись отсюда, — заканчивает мои несвязные мысли Костя. — Я надеюсь на это. Но чтобы узнать наверняка, нам нужно вызволить его из лагеря. А в такой темноте…

Я слышу рядом с собой шаги. Костя подходит к окну.

— Ничего не видно, — констатирует он.

Это и так понятно.

Я все же встаю с пола, потягиваясь и разминая затекшие ступни.

— Нам ведь не выбраться, да?

— Не выбраться, — говорит Костя. — Поэтому, давай узнавать друг друга получше.

— А-а?..

Он хотя бы осознает, как это прозвучало?

— Я о себе рассказал…

— Ты только сказал, что неудачно сходил на футбольный матч, — перебиваю я его. — Это называется «о себе рассказал»?

— А что тебе хочется узнать? Рост…кажется около метра восьмидесяти трех. Вес… Не помню, когда вообще последний раз взвешивался. Группа крови: вторая отрицательная. Это так, на всякий случай. Учился всегда хорошо, работал в банке. Сходил на футбольный матч и оказался здесь. Умение: обращение с оружием. Слабые стороны: аллергия на цитрусовые. Твоя очередь.

— Ты ведь…не думаешь, что я тебе свой вес назову?

На мой вопрос Костя громко смеется.

— Все, что касается веса, роста, объемов и размера одежды ты можешь умолчать.

Костя вновь хмыкает. Или улыбается. В темноте сложно определить, что именно означает произнесенный им вздох.

— Скучно тебе было все это время, да? — спрашиваю я.

— О чем ты?

— Я это еще при первой встрече заметила. Ты тогда становился разговорчивым, а когда одумывался, вновь превращался в сталкера.

— В сталкера… Хорошее же обо мне сложилось впечатление…

Я рассказываю Косте обо всем, что смогла вспомнить. Благо новости я читаю чаще учебников и смешных историй в социальных сетях. Еще я ощущаю себя путешественником во времени, посвящающего неандертальца в секреты будущего.

— Я… Многое я пропустил…

— Да, достаточно. Но у тебя еще будет шанс все наверстать, — говорю я, стараясь подбодрить его. — Что первым делом сделаешь, когда окажешься дома?

— Что сделаю…

Костя задумывается.

А что сделаю я, когда вернусь? Пожалуй, пойду в автошколу и сдам экзамен на права, чтобы больше никогда не спускаться в метро. Машины у нас в семье две, одна еще и на автомате. Так что… Прости, мама, придется мне твою мармышку экспроприировать.

Думая о родителях, я ощущаю колющую боль в груди. Я в семье была единственным ребенком, из-за чего мне всегда говорили, что если со мной что-нибудь случится, то жизнь родителей на этом и закончится. Я не хочу представлять себе то, что сейчас творится в моем доме. Но я твердо решаю выбраться из Клоаки. Любым способом.

Даже самым неправильным.

— Я пойду в какой-нибудь фаст-фуд и закажу себе там все меню. Вот абсолютно все, — произносит Костя, и я слышу, как урчит его желудок. — От одной мысли о гамбургерах и картошке у меня язык сводит.

Язык сводит? Это как?

Я улыбаюсь.

— Не врут значит ученые, когда говорят о том, что эта еда вызывает привыкание.

— Пусть вызывает. Оно того стоит.

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

От этого шипящего звука я вздрагиваю.

— Генераторы включаются, — говорит Костя, стуча костяшками по стеклу.

Я выглядываю на улицу. Снаружи светлеет очень быстро. Я успеваю заметить убегающих от света горожан. Их было много и от мысли, что в темноте, когда ничего не было видно, эти…существа были где-то рядом, меня начинает мутить.

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

— Застегни куртку до самого конца и старайся глубоко не дышать.

— Почему? — спрашиваю я, делая вид, что ничего не понимаю.

Я знаю, что это за звук. И знаю, что за ним последует. Но если об этом знает и Костя, то…он тоже бывал в квартирах? Значит, он тратил на это жетоны?

— Потом объясню, — произносит он, направляясь в коридор. — Мы сейчас выйдем из квартиры. Иди прямо за мной. В соседних квартирах могли быть заперты горожане. Если двери откроются, и они окажутся с нами коридоре…

Будет плохо. Нам. Я это понимаю.

К счастью, оставшиеся три двери оказываются закрыты. Когда мы покидаем свое убежище, дверь за нами захлопывается и замок, вновь работающий, защелкивается, закрываясь. В коридоре нет ламп, но мы можем ориентироваться благодаря тому, что в самом подъезде более-менее было светло.

— Как думаешь, — начинает Костя, выставляя вперед автомат, — сколько их там?

Я сглатываю.

— Один точно есть.

— Один точно есть, — повторяет он за мной.

Или же передразнивает.

Стекла в дверях непрозрачные, поэтому единственное, что мы можем увидеть через них, это несколько темных силуэтов, мелькающих то у одной стены, то у другой.

— А если попробовать выбраться из окна квартиры? Всего лишь первый этаж.

— Там же решетки. Ты их не заметила?

Если честно, то нет.

— И двери уже закрылись.

Костя втягивает воздух через нос и выдыхает его через рот, забавно складывая губы в трубочку.

— Ладно. Действуем так: я открываю дверь и стреляю в первого попавшегося горожанина, а ты пытаешься увидеть, сколько их там вообще и где они стоят. Поняла?

— Да, но… Когда ты выстрелишь, все остальные набросятся на дверь. Ты об этом не подумал? Как будешь от них отстреливаться?

— Что-нибудь придумаю.

«Что-нибудь»?!

— На счет три. Раз, два…

— Подожди, я!..

— Три, — говорит Костя открывая дверь, ведущую к лифтам.

Почему дельные мысли в голову приходят с хорошим таким опозданием? Почему нужные слова не слетают с языка именно в тот момент, когда это необходимо больше всего? Почему правильное решение придумывается после того, как мы совершаем неисправимую ошибку?

Наверное потому, что мы всего лишь люди?..

Какой глупый ответ на такие серьезные вопросы.

Бум. Бум. Бум.

— Их больше, чем я думал, — произносит Костя, отходя от двери.

— А я говорила, что идея плохая, — произношу я, прижавшись спиной к стене. — Помнишь? Как раз перед тем, как ты выстрелил, не дослушав меня.

Бум. Бум. Бум.

— Знаешь, а я, кажется, кое-что понял.

Косте весело. Но вот что его веселит, я никак не могу понять. У нас на двоих всего один автомат. За дверьми, по меньшей мере, семь горожан, знающих о том, что мы здесь. И они всеми силами, правда и неправдами, и прочими устойчивыми выражениями пытаются попасть из того коридора в этот.

Так что же в этой ситуации так забавляет моего компаньона?

— Ну поделись со мной своим пониманием.

— Ты когда нервничаешь, — начинает Костя, — начинаешь дерзить. Ты знала об этом?

От его слов у меня в ушах начинает нарастать гул.

— Неправда, — тараторю я, ощущая пылающую кожу на щеках.

— Еще какая правда, — говорит он, пристально разглядывая мое лицо. — Смышленая и дерзкая Нина.

— Отвратительно прозвучало.

— Почему? — спрашивает Костя. — Тебя оскорбило слово «смышленая»? Так это комплимент. «Дерзкая»? В нем тоже есть свои плюсы.

Ну знаешь…

— Ты у нас тоже, оказывается, становишься чрезмерно разговорчивым, когда тебя пытаются съесть, да?

— Горожане не пытаются нас съесть. — Костя вмиг становится серьезней. — Они просто хотят нас убить.

— Меня эта новость так успокоила!

Бум. Бум. Бум.

Горожане продолжают биться о дверь, а я ловлю себя на мысли о том, что Костя оказывается прав. Когда я нервничаю или боюсь чего-то, то совершенно не слежу за своим языком.