Без логопеда ее было не разобрать.
Тихоня, признаться, держался лучше, но ненамного…
— П-посвети туда, — говорит он, направляя мою руку в нужную сторону.
И мимо нас тут же что-то проскальзывает. От испуга я роняю телефон, а Тихоня нажимает на курок и раздается выстрел.
— Я п-попал?..
— В-вряд ли…
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Вот же…
Я слышу, как Тихоня нервно сглатывает. Звук глотка получается таким громким, что в любое другое время я бы обязательно этому возмутилась. В мыслях, конечно же. Но сейчас… Позади нас что-то есть. Оно стоит совсем близко, и я ощущаю холод, исходящий от чужого тела.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
«Я здесь. Позади вас. Ну же, посмотрите на меня. Я хочу познакомиться».
Чертова фантазия…
Мы с Тихоней одновременно оборачиваемся. Я через левое плечо, он через правое.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Черт. Черт. Черт.
Это не человек… Что-то похожее, но человек…
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Что-то мерзкое… И неправильное.
Вот надо было телефону упасть именно камерой вверх… Из-за этого свет от вспышки рассеивается в жуткой форме, оттеняя то, чего лучше бы было вообще не видеть.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Коленки начинают дрожать, стоит только этому существу приблизиться к нам вплотную. Оно обнюхивает нас. Трется своей склизкой щекой о мою щеку и я из последних сил давлю в рвущийся из горла крик и рвотный позыв. Какая же мерзость… Эта холодная слизь остается на мне и мне кажется, что запах протухших яиц насквозь окутывает меня с ног до головы.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Не могу пошевелиться… Тело не слушается. Это из-за страха? Такого же, как тогда в поезде?.. Мне еле как удается скосить взгляд в сторону Тихони. Он тоже боится. Не меньше меня. Его всего буквально трясет от страха.
— П-пистолет, — шепчу я, надеясь, что Тихоня меня услышит. — В-выстрели…
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Не знаю, услышал он меня или нет, но существо услышало точно.
Приблизившись ко мне, оно вновь стало меня обнюхивать, больше внимания уделяя шее. У него холодная, мокрая кожа. Вниз по моей шее бежит какая-то жидкость. От запаха сероводорода режет глаза, в горле появляется большой комок горечи.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
А от того, что происходит дальше, мне хочется взвыть. По-настоящему, в голос и со слезами.
— П-пожалуйста, пристрели е-его, — прошу я Тихоню, когда существо сжимает меня в объятиях.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
— Прошу…
Оно пытается меня раздавить. Вся одежда пропитывается слизью, и если я выживу, то никогда не смогу отмыться от этой вони.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Голова начинает кружиться, я зажмуриваюсь, не в силах больше держать глаза открытыми.
— Кто-нибудь…
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Сквозь закрытые веки я…ощущаю, что свет вернулся. Существо отпускает меня. Чуть приоткрыв глаза я вижу, что оно пытается сбежать, но… У него не получается.
Я вновь зажмуриваюсь, боясь ослепнуть, и нащупываю рукав парки Тихони. Сжав пальцами жесткую ткань, я чувствую некое спокойствие. Оставаться одной в темноте страшно. Но быть одной, зная, что вокруг тебя кто-то есть, но не иметь возможности увидеть их… Еще страшнее.
Тихоня на мое движение отзывается, сжав мою ладонь в своей.
Так спокойнее.
Намного спокойнее.
— Завеса!
Какая еще завеса?..
Трынц… Трынц… Трынц…
Этот звук…
Пш-ш… Пш-ш… Пш-ш…
А-а… Эта завеса…
Восьмая улица — Лазарет
Что там обычно видится людям, приходящим в сознание в больнице? Белый потолок? Доктора? Медсестры? Капельницы? У меня ничего этого нет. Во всяком случае, мне так кажется. Потолок никакой не белый. Он вообще…никакой. Когда в этой комнате последний раз ремонт делали? В прошлом веке?.. В позапрошлом?
Медсестер с докторами я тоже не замечаю. Впрочем, как и капельницы с ее трубками и иголками.
Кровать жесткая и противно скрипит, стоит только мне перевернуться на другой бок. Перед глазами все размывается, а голова раскалывается на части ровно по тем швам на черепе, про которые нам рассказывали на уроках биологии в старшей школе. Названия я их, конечно, уже не вспомню, но в «голом» виде человеческий череп выглядел прикольно.
— Просыпайся.
Сказавший это человек стоит напротив окна. Из-за этого я могу разглядеть лишь узкий черный силуэт, походивший на тело какого-то вытянутого вверх пришельца. Благо голова уже начинает соображать, а по просмотренным мною космическим операм я точно знаю: пришельцы на нашем языке не разговаривают. Точнее разговаривают, но не все и не сразу.
— Нина, просыпайся. Нельзя столько спать.
Вот именно такую фразу я каждые выходные слышу от папы. «Нина, уже двенадцать, хватит спать!» И что?.. У меня выходные! Что хочу, то и делаю.
Раз я сплю, значит, хочу спать.
— Нина.
Только я знаю, что это не папа. Потому что я не дома и не в своей комнате.
Я еле как принимаю сидячее положение. По затылку будто ударили битой. При каждом движении в висках начинает пульсировать, а во рту пересохло настолько, что мне кажется, будто я способна выпить воду из всего школьного бассейна.
— Отлично. Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — говорю я, разлепляя слипшиеся губы.
Пружины на кровати снова скрипят. Матрас у края продавливается под тяжестью еще одного тела. На моем запястье сжимаются чужие пальцы. Вблизи он уже не был похож на пришельца, поэтому узнать Семена труда не составило. Да и кто бы еще стал «заботиться» о «пострадавших», если не «врач»?
— Я Вас не понимаю.
Семен отвечает только после того, как закончивает отсчитывать мой пульс:
— Что именно ты не понимаешь?
— Вас. Вашего мышления. Ваших поступков.
— Ты это о метро?
— И о нем тоже.
Семен поднимается с кровати и подходит к небольшому столику у стены. Там лежит какой-то чемоданчик. Он достает из него шприц и ампулу с прозрачным раствором.
— Я не дам себя колоть непонятно чем.
— Я не буду спрашивать твоего разрешения, Нина, — говорит Врач. — Но я хочу, чтобы ты поняла одну вещь: я тебе не враг. Хочешь — верь, хочешь — нет, но в этом месте лучше не иметь тех, кто в один прекрасный момент толкнет тебя в спину.
— Еще одно наставление? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как из иглы брызгает тоненькая струя раствора.
Что ж… Убивать меня, введя в вену воздух, он точно не собирается.
— Ты доехала до конечной.
Молчу. Семен подходит ко мне, доставая из кармана жгут.
— Ты заметила, я не спрашивал, а утверждал это. Как думаешь, почему я в этом так уверен?
Да откуда мне знать?
Семен кладет на кровать свои «инструменты» и достает из другого кармана мой мешочек с жетонами.
Инстинктивно я поднимаю руку к груди и, сжав одежу, понимаю, что одета я была во что-то другое. Опустив взгляд, я вижу на себе самую обычную больничную рубашку. Семен бросает мне мой «кошелек», и он приземляется прямо на мои колени.
Жетоны внутри него громко звякают.
— Они мне не нужны. Я не хочу отсюда уходить.
Костя говорил об этом… Кажется. О том, что есть душегубы, которым нравится быть душегубами. Вот только я и подумать не могла, что Семен окажется из их числа.
— Почему?
— Потому что из дома не бегут, когда он начинает рушиться.
Еще как бегут, чтоб крыша на голову не упала.
Семен перетягивает жгутом мою руку выше локтя. Я не сопротивляюсь, наблюдая за тем, как тонкая игла безболезненно входит под кожу, выпрыскивая через себя какое-то лекарство.
— Это поможет тебе быстрее прийти в себя.
— Что случилось?
— Наш общий друг решил поиграть в спасителя. Ты что-нибудь об этом слышала?
— О чем именно? В какого спасителя?
Врач долго вглядывается в мое лицо, пытаясь понять, вру я или нет. Надеюсь, что благодаря паршивому самочувствию, моя ложь принимается за правду.
