Учтем.

— Следующие… Маша и Белла. На поверхности Маша работает логопедом в детском садике, поэтому здесь ей доверили заниматься с детьми. Она пытается узнать от них о лагере и Клоаке через сочинения.

— Умно, но дети, выросшие в Клоаке, отличаются от детей, которых мы привыкли видеть на поверхности. Они знают о темноте и о том, что в ней обитает. Знают о нас. О тех, кого сюда привозят. И ради чего это делается они тоже знают. Не ведись на их малый рост и пухленькие щечки. Эта малышня способна укусить и оттяпать тебе руку, которой ты решишь их погладить по голове.

Да следуя его логике в лагере лучше вообще не говорить, не дышать и ни на кого не смотреть. Целее будешь. Если повезет.

— Осталась Белла, — говорю я, пытаясь вспомнить о ней хоть что-нибудь. — Она… Мы с ней не общались. Нас разделили в самом начале, и Белла попала в «Рай».

— Знаешь, что это?

— Знаю. Мы с Семеном сегодня… Точнее он осматривал сегодня девушек. Я смогла поговорить с Беллой, и она рассказала мне об этом месте и о том, что там происходит.

— Не повезло ей. Хотя… Это с какой стороны посмотреть.

Я оставляю его слова без внимания. Может он и прав, а может, ошибается.

— Мы с Сергеем предполагаем, что твоего брата держат в тюрьме. Это… Как я поняла, это здание в конце лагеря. О нем мы узнали от Маши, а она от детей. После обеда, перед тем, как мы встретили Митяя, мы с ним пошли туда и… И увидели как Князь и Семен выходили из того здания.

Я замечаю, как Костя резко сжимает кулаки. Костяшки на них белеют.

— Семен знает, что он твой брат, — решаю я «добить» его «ободряющей» информацией.

— Значит об этом знает и Князь, — говорит он. — И значит у меня не так много времени, чтобы вытащить его оттуда.

— Мы поможем, если скажешь как.

Я правда хочу помочь.

— У каждого здания по два вооруженных человека. Тебе даже ночью в лагерь не пробраться.

— Я пока еще не потерял рассудок, чтобы выходить ночью из своего убежища. Горожане. Помнишь?

— Даже больше, чем помню. Я уже видела одного из них, — говорю я, удивляя Костю. — Твой брат устроил шоу со взрывчаткой, думая, что ты в лагере. Бух-бам, свет отключился и… Надо сказать, горожане существа довольно-таки мерзкие. И вонючие.

— Ты видела их достаточно близко?

— Обнимашки с монстрами считаются близким контактом? — спрашиваю я в шутку.

Но на лице Кости не возникает и тени улыбки. Он крайне серьезен. Мне приходится отвести взгляд, чтобы посетовать на собственную беспечность. Ну кто о таких вещах шутит?

— Так… О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я, возвращаясь к нашему первоначальному разговору. — Наедине.

— О том, как мы будем выбираться.

«Мы»? Так он согласен?

— Это значит…

— То и значит, — говорит Костя. — Твоя идея с поездом хороша. Очень даже хороша. Но мы ведь не знаем, где он, так?

— Так.

— Значит, нужно его найти. Но первым делом я должен вызволить из лагеря брата. Князь попытается использовать его, чтобы до меня добраться.

— Что ж ты ему сделал?..

Я хотела произнести этот вопрос только в своей голове, но против воли произношу вслух. Глупо, конечно, получилось, но…

— Пытался саботировать против него остальных, — как-то слишком легко признается Костя. — Не получилось.

Возможно, сейчас не время было спрашивать о причинах того неудавшегося мятежа. Возможно, мне вообще не следует знать подробностей. Но любопытство. Чертово любопытство…

— Те дела тебя не касаются, поэтому ничего объяснять я не буду, — будто почувствовав мой интерес, произносит Костя.

Любопытство можно засунуть куда подальше.

— Как нам вызволить его?

— Я об этом еще не думал, если честно. Но ночью спасать его я не пойду. Это очевидная вещь. Днем… Днем в лагере много народа. Вооруженного народа, который меня узнает…

Пожалуй, это называется безысходностью.

— Я… Наверное, я смогу расспросить о нем Семена. Мне кажется, что он мне ответит.

А еще, пожалуй, не следует Косте знать обо всем, что происходит со мной и некоторыми душегубами.

— Сможешь навязаться к нему в компанию и попасть в тюрьму? — спрашивает Костя, приободрившись. — Если сможешь… Скажешь Саше, что я приду за ним?

— Если смогу — скажу.

Странно, но разговор не клеится и у нас. Вроде бы поговорить нам есть о чем, а нужные слова почему-то не произносились.

Я смотрю наверх и замечаю, что свет от «неба» выглядит тусклее. Сейчас в Клоаке властвует день, примерно час или два. «Солнце» скрылось за «облаками», но холоднее почему-то не становится. Наоборот. Мне кажется, что на улице становится теплее. Ветра нет и, если подумать, то дышать становится тяжелее.

Здесь душно.

— Тебя ничего не настораживает? — спрашиваю я у Кости, неотрывно следя за «небом».

Но что именно было не так?

— Меня в этом месте все настораживает, — отвечает он.

Что-то… Что-то…

Я дотрагиваюсь до своей шеи, опускаю руку к груди, сжимая в ладони парку. Мои червяки молчат. Я спокойна за свою безопасность, но…

— Что-то не так, — произношу я, вставая со скамьи.

Костя следует моему примеру. Он сразу же подхватывает с земли автомат. Его палец моментально находит спусковой крючок. Я слышу, как меня зовет Сергей, интересуясь тем, почему мы вдруг резко соскочили с насиженного места.

— Становится темнее, — говорю я, осматриваясь вокруг. — Мне ведь не кажется? Смеркается, как вечером.

— Для сумерек еще рано, — произносит Костя, но голос его звучит неуверенно. — Возвращайся в лагерь. Встретимся в другой раз.

— Хорошо.

Спорить я не собиралась.

Но только я решаю сделать шаг в сторону, как слышу уже хорошо знакомый мне щелчок.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Мои черви пробуждаются от спячки. Я вспоминаю, какой страх испытала в темном вагоне, когда лампы одна за другой стали отключаться во всем поезде.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

— Костя, панели! — кричит Митяй.

По улице разносится тревога. От закладывающей уши сирены хочется забиться в какой-нибудь далекий угол и переждать то, что вот-вот должно случиться. Головой я уже все понимаю.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Темнее. Темнее. Становится все темнее. «День» быстро сменяется на «вечер». Над нашими головами больше нет серого «неба». Оно уже ночное, но не такое, как обычно. Потому что звезд наверху тоже нет.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

— Мы не успеем вернуться, — слышу я Костин шепот.

И Клоака погрузилась во тьму.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Этот цокот слышен со всех сторон.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, Костя тянет меня за руку, уводя в противоположную от Сергея и лагеря сторону. Почему я решаю, что в противоположную? Потому что голос Спортсмена с каждым новым шагом и поворотом становится все тише и тише.

— Нельзя разделяться! — пытаюсь я «поделиться» своим мнением с Костей, но он меня не слушает.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Эти звуки окружают нас. Или же так только кажется. Возможно, горожан не так уж и много. С нами злую шутку играет эхо, ударяющееся о бетонные стены домов и разносящееся по всему городу, в котором шуметь было попросту нечему и некому. Никакой техники в Клоаке нет, а люди в лагере, с наступлением темноты, должны были спрятаться в зданиях.

Все люди. Без исключений.

Какой толк от часовых с оружием, если они не могут увидеть свои мишени?

Смотрю наверх.

— Ты знаешь, что произошло? — спрашиваю я, не видя даже очертаний тянущего меня вперед парня.

Костя продолжает держать меня за руку, не собираясь тратить время на объяснения и разговоры.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

— Ты собираешься вернуться в свое убежище?

Как он собирается найти его в такой темноте? У него есть очки ночного виденья? Я что-то таковых у него не заметила. И как он вообще сейчас бежит? Наугад? А если прямо сейчас на нас нападут горожане? Вдруг они где-то рядом? Совсем близко?