— Нет. Он был горьким, — уверенно произносит Сергей, дотрагиваясь до своей шеи. — До сих пор чувствую этот вкус в горле.

— Он был сладким… — повторяю я.

Определенно сладким. Это был запах сухостоя. Мертвых цветов…

Мертвечины.

— О чем вы разговариваете?

Маша быстро пересказывает Врачу то, что услышала от меня. Семен и Дмитрий слушают ее и переглядываются между собой, но ничего уточняющего у меня не спрашивают.

— Что же это был за газ, который одному показался горьким, а другой сладким?

Семен задумывается над собственным вопросом и занимает пустующее место справа от меня. Дмитрий садится напротив него, рядом со Спортсменом и Черноволосой.

— Да какая разница, что это был за газ! — чуть ли не возмущается Белла. — Главное… Главное то, что мы теперь знаем, что произошло в метро!

Все переводят на нее удивленные взгляды.

Неужели она смогла догадаться о том, что случилось?

— Газовая атака! — в голос заявляет она. — Такое ведь уже когда-то было, да? Я где-то читала об этом…

Надо же, Белла читает литературу о газовых атаках. А выглядит как среднестатистическая любительница глянцевых журналов и туалетных сплетен. Правду говорят, что внешность обманчива.

— Ты о японском метро? — произносит Мандарин, догадываясь, о какой атаке говорит Черноволосая и объясняет нам: — Где-то в середине девяностых в Токио совершили теракт. В вагонах распылили…если так можно сказать, зарин. Это такое отравляющее вещество нервно-паралитического действия.

— Да, было такое, — кивает Семен, так же вспоминая о случившемся в Азии теракте. — Но… Если сейчас произошло что-то похожее, то это не зарин. У них нет симптомов. Вообще никаких.

— Вы говорите о каком-то газе… — начинает Сергей, — а что тогда насчет… Насчет того, что всех утащило? Это ведь была не галлюцинация.

Газ этого точно сделать не мог. В этом я, да и все остальные, были с ним согласны.

— По поводу этого ничего сказать не могу, — говорит Дмитрий, поднимаясь с сиденья. — Но посмотрите сюда.

Он подходит к карте и, находя нужную станцию, тычет в нее пальцем.

— Все началось отсюда.

Он несколько раз тычет в отметку пересадочной станции, а после проводит пальцем вниз. По направлению нашего пути.

— До конечной оставалось шестнадцать станций. Сколько времени обычно занимает преодоление такого расстояния?

— Минут тридцать пять-сорок, — говорит Сергей.

— А сколько времени мы уже едем?

Намного, намного дольше.

— Даже с такой скоростью, даже со всеми остановками в туннелях, мы уже должны были достигнуть конечной станции. Упереться в…тупик.

Он прав. Но что же тогда происходит?

— Нас пустили по какому-то запасному пути? — предполагает Белла.

— Возможно. Но по какому? Куда мы направляемся? Метро не бесконечно, а мы не по кольцевой катаемся.

Он чертовски прав, но…

— А что машинист? — спрашиваю я. — Вы смогли с ним связаться?

— Когда поезд остановился, и все, кроме нас, из вагона вышли, я решил быстро проскочить на платформу и забраться к нему в кабину, но… Я не смог этого сделать. Двери заперты, а стекла настолько мутные, что через них ничего не увидеть.

— Мутные? Почему?

— Да кто его знает?.. В эту дверь мы тоже стучали, — Врач кивает на дверь, через которую в кабину можно было бы попасть из самого вагона, —но она закрыта изнутри.

— Почему вы не ушли с остальными?

Мой вопрос ведь вполне логичен, правда?

— Потому что он собирался ехать дальше, — отвечает на мой вопрос Дмитрий. — Я не знаю, зачем он два раза остановился на абсолютно пустых станциях, но… Но выходить на них я не захотел.

— У меня было так же, — произносит Маша. — Неспокойно как-то было на душе, поэтому я и осталась.

— А те люди?.. — спрашиваю я. — Ну, которые вышли, они… Они ни отчего не убегали?

— Я видел, как они все побежали к эскалаторам, — говорит Семен. — Но побежали сами, ни от кого не убегая.

И что же мы в итоге имеем?

Мы не знаем, что произошло. Не знаем, из-за кого это произошло. Не знаем, куда направляемся. Нас семеро… Восемь. Прости, Тихоня. Ты такой тихий, что я о тебе забыла. Врач, Черноволосая, Спортсмен, Учительница, Мандарин, Малой, Тихоня и я — команда героев, оказавшаяся в затруднительном положении под землей. Если я отсюда выберусь, то обязательно напишу о нашем «приключении» книгу. По ней снимут псевдо-документальный фильм, я заработаю на этом кучу денег, и после получения диплома ни на какую работу устраиваться не пойду.

Идеально распланированное будущее.

— Вы чувствуете? — вдруг произносит Тема, вскакивая с сиденья. — Мы едем медленнее!

Мы как по команде поднимаемся на ноги. И в этот же момент поезд выезжает из туннеля на…улицу.

В город.

Говорят, что мы — современные люди, не способны жить при тех же условиях, при которых наши предки выживали не то что тысячелетия, а какие-то жалкие сто-двести лет назад. И самое обидное в этом утверждении то, что оно до безобразия истинно. Разве способен городской житель охотиться в лесу и пойманной дичью кормить семью? Многие ли из нас могут сориентироваться в пространстве, используя лишь природные указатели? И кто вообще первый сказал, что человек — верхушка пищевой цепи?

Мы слабые.

Беспомощные.

У нас нет ни шерсти, способной согреть нас зимой, ни клыков, ни когтей, благодаря которым мы смогли бы защищаться от врагов.

Сколько человек проживет в дикой природе без одежды, еды и лекарств? Долго ли? Несколько недель, дней или часов? Зимой мы голышом и суток не протянем, а животные, мехом природой не обделенные, на снегу прекрасно спят. Они могут охотиться, сутками голодать, выслеживая свою добычу, а мы?.. Мы ноем, если последний раз ели в шесть вечера, а новый прием пищи запланирован только на восемь утра.

Нет, конечно, я слышала истории о людях, сумевших выжить в дичайших условиях и оставшихся при этом в здравом рассудке. Но много ли таких, как они, среди нас? Я вот точно не смогу выжить в каких-нибудь горах-лесах, потерпев над ними крушение.

Я и в список-то счастливчиков, переживших падение, не попаду.

— Не нравится мне это, — говорит Дмитрий, отвлекая меня от философских мыслей.

Мне тоже не нравится то, что происходит. Совсем не нравится.

В городе нет света, и это меня по-настоящему пугает. Подойдя ближе к дверям, руками пытаюсь отгородиться от вагонного света, чтобы видеть на темном стекле не свое отражение, а город, скрывающийся снаружи. Если честно, то я плохо ориентируюсь в чужих районах, поэтому те дома, которые мне удается рассмотреть, совершено не помогают мне определить наше местоположение.

Дома все как под копирку — вечная тенденция нашей страны. Все должно быть одинаковым. Вплоть до цвета кирпичей и отделочных обоев, с которыми продаются некоторые квартиры. Если смотреть на карту, то мой район можно разделить еще на десять микрорайонов, расположение зданий в которых будет абсолютно одинаковым! Мне иногда кажется, что даже деревья у домов сажают в специальном порядке, чтобы у приезжих не было никаких ориентиров, благодаря которым они смогли бы отыскать нужное им здание.

— Знакомые дома?

— Вроде бы… — неуверенно произносит Врач, стоя рядом со мной.

Поезд медленно едет по рельсам, больше не сбавляя и не прибавляя хода. Все еще сложно поверить в то, что с нами произошло. Мыслей о том, что это шутка, с каждым пройденным участком дороги становится все меньше и меньше. Над нами не пошутили. Над теми, кто остался в том туннеле, тоже никто не шутил. И тем, кто вышел на станциях, на которых мы останавливались, уже не до смеха.

Я слышала много рассказов о нашем метро. О том, что существуют тайные ходы, заброшенные туннели и целые станции, отданные в распоряжения тому, что обитает под землей. Но я никогда в это не верила.

Загадочные места, кишащие монстрами и призраками? Засекреченные эксперименты над людьми, проводимые правительством? Инопланетяне, живущие среди нас?