Нужно держаться подальше от тех, кто неспособен контролировать свои эмоции. Такие люди способны на неожиданные и пугающие поступки.

— Давайте оставим его? — шепчет Маша. — Если он не хочет о себе рассказывать, то нехорошо его заставлять. Прости нас за назойливость.

Последнее она уже произносит для Тихони.

Нужно заметить, что у Маши довольно тихий и спокойный голос. Голос настоящей учительницы, в сотый раз объясняющей бестолковым детям, что два плюс два помноженный на два, это шесть, а не восемь. Потому что если скобок в уравнении нет, то первым делом числа всегда множатся, а только потом складываются.

— В самом деле, — поддерживает ее Белла. — Сдался нам этот пришибленный.

Мельком взглянув на Тихоню, я понимаю, что ни до одной из них ему нет никакого дела. Семен и Дмитрий — вот кто ему важен.

— Нина, ты думаешь так же? — спрашивает у меня Врач.

Думаю.

— Да.

Но я не уверена.

— Тогда, нам просто стоит дождаться остановки, — говорит Дмитрий. — А этот пусть едет дальше, раз так хочется.

Поезд начинает притормаживать.

Мы вновь устремляемся к окнам, за которыми все еще ничего не видно. Вскоре вид города сменяется на высокие, железные пласты, ограждающие платформу станции от территории, не принадлежавшей метрополитену.

— Будто к вокзалу подъезжаем, а не станции, — говорит Сергей.

Точно. И правда похоже.

— Зомби пока не видно, — произносит Белла то ли серьезно, то ли шутя.

Я бы уточнила, сказав, что вообще ничего не видно.

Здесь света тоже нет.

Поезд останавливается, скрипнув тормозами, и все двери, выходящие на сторону платформы, открываются одновременно.

Сквозняк моментально проникает в душный, как мне теперь кажется, вагон, но выходить наружу пока никто и не решается. Свет от ламп освещает небольшую площадку платформы. Я чувствую, как стук сердца отдается в ушах пульсирующим грохотом.

Чувствуют ли себя так же остальные?

— Нужно идти, — нарушает тишину Дмитрий.

Он первым шагает за пределы вагона.

Наверное так тихо, как сейчас, бывает только на кладбище. Идиотские сравнения опять лезут в мою голову, но я ничего не могу с собой поделать.

— Кажется…никого нет, — говорит он, оглядываясь.

Я вижу, как нервно сглатывает образовавшийся в горле ком сомнений Сергей, но все же переборов свой страх, он спускается на платформу.

Но страх ли это?

Может, это инстинкт самосохранения?

Его спортивная сумка все еще висит на его плече, и он резко ее поправляет, оглядываясь по сторонам. Белла выходит из вагона увереннее, но мне кажется, что коленки от страха у нее все же трясутся. Хотя, возможно это и от холода.

Стоит помнить о том, что одета она далеко не по погоде.

— Я… Я не хочу идти, — говорит Маша, качая головой. — Не нравится мне это все…

Она обеими руками стискивает лямки своего рюкзака, с которым, как по мне, в школу ходят мальчишки с класса пятого по одиннадцатый. Может она не учитель, а какой-нибудь репетитор? Надо бы у нее спросить, как время появится.

Хех… А вдруг я ошиблась с профессией и мне прямая дорога к профайлерам? Поговаривают, что скоро они будут зарабатывать больше, чем юристы и врачи в частных фирмах и больницах.

Осталось только убедиться в том, что я всех правильно «описала».

— Пойдем! — восклицает Тема, демонстративно выпрыгивая из вагона. — Здесь нет ничего страшного!

— В-вернись назад, — бормочет Маша, смотря на подошедшего к ней Семена. — Я не хочу идти…

Врач ободряюще хлопает ее по плечу и подталкивает вперед.

Тема, вернувшись обратно, тянет Машу за собой, и на этот раз она уже молча следует за мальчиком на платформу.

— Пойдем, Нина, — говорит Семен, обходя меня и сходя с поезда. — Двери в любой момент могут закрыться.

Мы с ним остаемся… Нет, не последними. Смотрю на Тихоню, усевшегося обратно на свое место. Почему же он так спокоен? Он сидел там с самого начала? Чувствовал, как что-то утаскивало его попутчиков из вагона, и продолжал неподвижно сидеть? Он странный. Будто не отсюда. Верно Белла подметила, называя его «пришибленным». Будто пыльным мешком по голове получил, а теперь отходит, стараясь не привлекать к себе внимания.

— Нина, остальные уже далеко отошли, — произносит Врач, заходя обратно в вагон. — Оставь его. Пусть остается один, раз ему так хочется.

Так же, как и Машу, Семен слегка подталкивает меня к дверям, и я уже почти делаю шаг на перрон, как черви, предупреждавшие меня об опасности уже два раза, снова начинают шевелиться в груди.

Мой взгляд падает на карту метрополитена, приклеенную к стене.

Наземные станции…

Выглядываю из вагона, чтобы найти табличку с названием станции, но на этой остановке нет никаких ориентиров. Вообще никаких. Ни указателей с улицами, ни автобусных и троллейбусных номеров маршрутов. Нет ни знака метрополитена, ни информационного столба, которыми в прошлом году снабдили абсолютно все станции. Этого ничего нет.

Где же мы?..

Месяца два назад Эля потащила нас с Шуркой на экскурсию по метро. Там как раз рассказывали о наземных станциях, которых в нашем метрополитене в разы меньше, чем подземных.

Мы побывали на каждой из них.

Мой взгляд вновь устремляется к карте.

— Нина?

Нет, не эта.

И не та.

Взгляд скользит по названиям, которые я к своему счастью и удивлению запомнила.

Нет.

Нет.

Нет.

Я помню все станции, на которых мы были. Они все были разными и довольно-таки красивыми. Эта платформа неухоженная. Заброшенная. На этой станции мы не были.

Я с ужасом понимаю, что ее нет.

— Вернитесь! — кричу я остальным.

Такой станции нет.

Ш-ш-ш…ост…но…

Единственным, кто успевает обернуться на мой голос до того, как захлопываются двери, оказывается Сергей.

Х-х-х… Ш-ш-ш… След-ующая…стан…ия…к…чная…

Слов не осталось. Мыслей никаких.

Чувство какой-то апатии медленно распространяется по телу. Сажусь на сиденье, чтобы потерявшие силы ноги не подвели меня в самый неподходящий момент. Почему я этого раньше не заметила? Возможно, среди нас я была единственным человеком, который знал обо всех наземных станциях нашего метро, и мог раньше остальных заметить то, что та станция отличалась от тех, к которым мы привыкли.

Так где же были мои глаза, когда они все выходили из вагона?

Один за одним… Друг за другом…

У меня было столько времени, чтобы оглядеться и заметить эти странности, окутавшие станцию. Где указатели? Где разметки? Где эти чертовы скамейки, прикрученные к земле огромными болтами-шурупами?

Там ничего не было. Ничегошеньки. И я была единственной, кто это понял. Единственной, кто мог заметить это прежде, чем двери вновь закрылись…

— Нина…

Что теперь будет с остальными?

С силой зажмуриваюсь, да так, что глаза начинают щипать из-за туши на ресницах. Открываю глаза, и передо мной начинают летать яркие круги. Взгляд не сразу фокусируется, но это меня сейчас особо не напрягает. В голове против воли всплывают образы моих ушедших попутчиков.

Где они сейчас? Смогли ли выйти со станции? Куда они теперь пойдут? Что их ждет в городе? Что с самим городом и с остальными людьми? Что произошло за то время, пока мы медленно передвигались по темным, холодным туннелям метро? Что за монстры там жили? А вдруг… А вдруг это не из-за зомби отключился свет, а из-за Бездны? А если она не только в метро, но и на улицах?

Что, если она уже «поглотила» их?

Я буду виноватой в их смерти?..

Нет, нет, нет. Я ни в чем не виновата. Меня не за что винить. Выходить из вагона или остаться — их выбор, не мой. И я позвала их. Громко позвала. Раз Сергей услышал, то услышали и остальные. Да, я поздно все поняла и поздно позвала их вернуться, но… Но я ничего не могла с этим поделать. Я ни в чем перед ними не виновата.