Значит, о краже поездов кому надо известно?

— Сколько раз вы уже такое проворачиваете? — спрашиваю я у Семена. — Я о поездах.

— Раз в квартал, — отвечает Врач. — Этого хватает для того, чтобы оставаться в безопасности.

— В безопасности?.. Я думала, что Князь крадет людей, чтобы они помогали искать Центр управления. Чтобы потом «включить» вечный день. А оказывается, вы просто скармливаете той фигне из туннеля ни в чем неповинных людей, чтобы оно до вас не добралось?..

— Мы делаем это для того, чтобы оно не добралось до поверхности, Нина. Просто подумай. Если мы не будем этого делать, то рано или поздно в Клоаке никого не останется. Для того, что обитает в туннелях, здесь не останется еды. Оно будет искать людей, но не найдет. Оголодает. Обозлится. И что оно сделает дальше?

А дальше оно пойдет искать еду там, где никогда не было. Я это понимаю. Прекрасно понимаю и могу воссоздать ту цепочку событий, которая произойдет, если эта темнота проберется в верхнее метро, а потом и на городские улицы, но…

— Можно по-настоящему здесь все закрыть. Завалить туннель. Стереть все воспоминания о нем, чтобы никто и никогда не узнал о Клоаке.

— Все тайное рано или поздно становится явным, — произносит Семен.

Как же я ненавижу эти фразочки.

— И все, что закрыто, рано или поздно откроется. Мы должны пожертвовать малым, чтобы спасти что-то большее, пока у нас есть на это время и силы.

— Как благородно.

— Со временем ты поймешь нас, Нина, — говорит Семен. — Я привел тебя сюда для того, чтобы ты поняла, что к чему и не совершала глупостей. Такие как ночные перебежки по городу или поиски туннеля, по которому ты смогла бы вернуться обратно. Следующий поезд уйдет отсюда только через три месяца. И только на нем, находясь в первом вагоне, ты сможешь целой и невредимой пересечь подземку. А пока это время не настанет, я буду приглядывать за тобой и пресекать твои необдуманные попытки сбежать, договорились?

— Эй-эй, Семен, не говори мне, что собираешься помочь ей сбежать, — предостерегающе произносит Кудряшка. — Если Князь узнает…

— А как он узнает?

Кудряшка отводит от Врача взгляд, вновь принимаясь за свою работу.

— Не забудь запереться после того, как мы уйдем, — напоследок говорит Семен. — Я не хочу соскребать со стен твои останки.

— Да-да…

Мы направляемся обратно к выходу. Семен первым поднимается по лестнице наверх, придерживая подвальную дверь, и протягивает мне руку, чтобы и я смогла выбраться следом за ним. Я принимаю помощь, вот только покидать подъезд не спешу. Весь этот разговор, все, что произошло за прошедшие дни…

— Почему Вы мне помогаете? — спрашиваю я, намереваясь услышать от него правдивый ответ. — И тогда в поезде. И с жетонами. Вы должны были надеть этот браслет поверх жетона, а не оставлять его мне. Вы ведь понимаете, что теперь у меня их десять? Ровно столько, сколько нужно, чтобы спастись.

— Конечно я это понимаю, — говорит Семен, вытягивая меня из подвала.

Дверь за мной захлопывается, и мы оказываемся в темноте. Свет продолжает просачиваться сквозь узкую щелку, но его не хватает даже на то, чтобы разглядеть силуэт стоящего напротив меня человека. Только потому, что Семен продолжает сжимать мою ладонь, я знаю, что он рядом.

— Тогда объяснитесь! Я не понимаю Ваших действий. То, что Вы делаете, идет в разрез с тем, что Вы говорите о Клоаке и о том, что здесь происходит.

Семен шумно выдыхает и приближается ко мне вплотную. Я ощущаю его дыхание у своего лица. Он наклоняется ко мне, стирая разницу в росте.

— Ты нравишься мне, Нина. Вот и все объяснение, — говорит он.

И целует меня.

Так заканчивается четвертый вечер моего пребывания в Клоаке.

Я всегда возмущалась, когда в фильмах, после какой-нибудь смущающей сцены появлялась надпись «некоторое время спустя». Серьезно?! А как же показать все то, что следовало после красных щек и прерывистого дыхания? Как герои вели себя после внезапных признаний? Объятий и поцелуев?.. Странных слов и недомолвок? До сегодняшнего дня я считала, что не показывать такие моменты самое настоящее кощунство!.. А сейчас…

Кто бы промотал мою жизнь на «некоторое время спустя»?..

Мне кажется, что путь до лагеря занимает у нас больше времени, чем дорога из него. Семен идет впереди, лишь изредка оборачиваясь, будто проверяя: следую я за ним или нет? Я же плетусь позади, желая скорейшего завершения нашей прогулки. В моей голове крутится множество вопросов, на каждый из которых можно придумать такое же множество ответов. Зачем он меня поцеловал? Как я могу ему нравиться спустя пару дней знакомства? Что мне делать и как реагировать на это? И реагировать ли вообще?

Семен мне не нравится. Не может нравиться. Я его даже не знаю, чтобы он мог мне понравиться. Я никогда не была падкой на милые мордашки. К тому же он старше меня. И мы…сейчас находимся не совсем в нормальных обстоятельствах, чтобы заниматься фигней под названием «шуры-муры».

Это все сейчас совсем не к месту.

Я должна думать о нашем побеге. О том, как все спланировать. Что делать, если Сергей не найдет Костю. Или… Думать мне об этом не хочется, но… Нужно придумать план на тот случай, если Костя откажется нам помогать. Я должна узнать, где держат Тихоню. Понять, как его освободить при побеге. А заодно нужно узнать и о месте, в котором держат Беллу…

Дел полно, а тут он со своими поцелуями и признаниями.

Я исподтишка взглянула на Семена. Впереди уже виднеется свет от лагерных прожекторов. Я почему-то до этого не обращала внимания на то, что у Семена широкие плечи. Прям вот очень широкие. От собственных мыслей краснею. Благо, что темнота скрывает мои красные щеки и уши. На самом деле Семен привлекательный мужчина. Я этого признаю. И я уверена, что многие женщины на него заглядываются. К тому же он кажется мне хорошим и добрым человеком, с легким и простодушным нравом.

Так почему же из всех, кто его окружает, он признался в симпатии именно мне? Незнакомке, да еще и той, которая была лет на десять его младше? Я чувствую во всем этом какой-то подвох, пусть в глубине души немного и радуюсь тому, что недавно произошло. Если бы подобное случилось со мной на поверхности то я, пожалуй, даже бы возгордилась собой и заявила Эльке: «Смотри, на меня запал кое-кто постарше. Да еще и врач. Повезло мне, правда? А на тебя клюют только первокурсники, да странные типы с усами».

Эх, впервые в жизни она бы мне позавидовала.

Но мы сейчас были под землей, и Эли со мной не было, поэтому размышлять о том, что было бы… Было глупо.

— Вы отведете меня завтра к Белле? — спрашиваю я, не узнавая собственный голос.

Он предательски дрожит и кажется мне надломленным. И от этого стыдно вдвойне. Вроде бы не девочка, в любовных делах ничего не знающая, но я все равно волнуюсь так, как на своем самом первом свидании. Которое, между прочим, было самым позорным в моей жизни.

— Да. Рано утром я зайду за тобой, и мы пойдем туда, где сейчас живет Белла, — говорит Семен, не останавливаясь и не оборачиваясь ко мне.

Наверное, не это он хотел от меня услышать.

— Завтра ты будешь занята первую половину дня, а во вторую… Можешь помочь Маше или найти себе другое занятие.

Свою компанию он мне, значит, не навязывает.

— А что, в лагере много вариантов как провести досуг?

— Много. Но большая часть из них тебе не понравится.

Кажется, на этом наш сегодняшний разговор закончится. Семен со мной разговаривать не хочет, и отчего-то мне кажется, что в этом виновата только я. Но думая о том, в каком месте я поступила или повела себя неправильно, я никак не могу понять: когда и где я оплошала?

Семен доводит меня до моего «дома». Пожелав спокойной ночи, он уходит, а я, терзаясь собственными мыслями, вхожу в здание и поднимаюсь в выделенную мне комнату. Маша ждет меня внутри, как курица-наседка.

— Я волновалась, — говорит она, стоит мне только открыть дверь. — Уже давно стемнело.