— Прогулка окончена, дамы! — выкрикивает один из надзирателей, будто мы и правда заключенные, которым позволили подышать свежим воздухом. — Пора домой!

Все же жить за пределами «Рая» лучше. Там есть хотя бы искусственная видимость свободы.

Мы возвращаемся в свои комнаты. Я ложусь на кровать, намереваясь немного отдохнуть и обдумать то, что произошло со мной за последние сутки, но стоит мне только лечь, как голова тяжелеет, руки и ноги перестают ощущаться частью остального тела, а создание отключается.

Впоследствии я просыпаюсь от оглушающего грохота, поначалу не понимая, что происходит. Открываю глаза, уставившись на непрезентабельного вида потолок. Сердце в груди колотится в бешеном ритме, гулом отдаваясь в ушах. Я буквально слышу свое сердцебиение. Крики, доносившиеся из коридора, только добавляют страха.

Поднявшись с кровати, я наскоро обуваюсь и, вдев руки в свою родную грязную парку, выбегаю из комнаты в коридор. Мысли в голове начинают проясняться, и я понимаю, что время пришло! Либо сейчас, либо уже, вероятно, никогда.

Не зная, где Белла, я бегу к той комнате, в которой она вероятнее всего должна была находиться, надеясь на то, что она окажется именно там, а не где-нибудь еще. Потому что тратить время всеобщей суматохи и хаоса на ее поиски мне совершенно не хочется. И мне везет. Удача вновь поворачивается ко мне своим красивым лицом, потому что искать Беллу мне не приходится, она отыскивается сама уже спустя минуту моего нахождения в коридоре.

— Это он, — говорю я, беря ее за руку.

— Кто?

— Наш шанс сбежать.

Я оглядываю Беллу с ног до головы. Она одета в платье благородного черного цвета, облегающее ее талию и бедра и выгодно подчеркивающее ее грудь и выпирающие ключицы. На ногах у нее красуются бордового оттенка туфли на тонкой шпильке. К волосам, как и к макияжу, она еще не успела притронуться, но мне ясно одно: в таком виде из Беллы бегун никакой. И неважно, как умело она может бегать по распродажам в торговом центре, обутая в босоножки на размер меньше, чем того требует полнота ее ступни, зато требует красота и мода. Она отсюда в таком виде не сбежит.

— Сможешь найти нормальные шмотки? Или хотя бы обувь? — спрашиваю я у нее и добавляю: — Нам придется карабкаться вверх. Несколько часов.

На секунду зрачки в ее глазах расширяются, но Белла берет себя в руки и, не задавая лишних вопросов, направляется в местную гримерку. Там должны были быть ее вещи, в которые она была одета сегодня во время прогулки. Чьи-то джинсы и майку она натягивает за секунду, стоит только сбросить платье на пол. Чуть больше времени требуется для того, чтобы вдеть в кроссовки ноги.

— Мы будем бежать. Долго, — говорю я, оглядываясь.

Я подхожу к столу, на котором валяется косметическое барахло, и выдвигаю ящики один за другим. Чего только в них нет: от упаковок с чулками до средств контрацепции. Откуда это все взялось? Вряд ли те, кто доезжает до Клоаки, возит с собой такие вещи в нужном для «Рая» количестве.

— Нашла, — произношу я, забирая из ящика целых два фонарика.

Как удачно!

Щелк. Щелк.

Оба исправно работают. Один я засовываю в карман парки, другой протягиваю Белле. Она уже накинула на себя ту самую кожанку, в которую была одета при нашей первой встрече.

— Зачем? — спрашивает она, но фонарик все же берет.

— Нам понадобится свет.

Когда мы возвращаемся в коридор, то понимаем, что в здании кроме нас вряд ли кто-то остался. А если кто-то в нем и есть, то, скорее всего, они заперлись в комнатах и притаились, желая лишь одного, чтобы беда обошла их стороной. Остальные же куда-то разбежались, с улицы доносятся лишь тихие вскрики. Белла лучше меня ориентируется в здании, поэтому она берет на себя роль навигатора, а я послушно следую за ней.

Внутри меня зарождается страх быть пойманной, но я убеждаю себя в том, что нам нужно только покинуть «Рай», а дальше уже будет легче. В самом лагере нас бы никто и не признал его «работницами». Лишь бы никому не попасться на глаза. Но стоит мне об этом подумать, как кто-то сзади хватает меня за волосы и тянет назад. Белла от неожиданности вскрикивает, а я, прикусив губу, стараюсь не закрывать глаза от пронзившей голову боли.

— Я знала, что от тебя будут проблемы, — произносит Госпожа, и я слышу, как у моего уха что-то щелкает. — Нужно было еще ночью тебя прирезать.

Я начинаю брыкаться, осознав, что в руках у этой сумасшедшей самый настоящий нож.

— Отпусти!

— Не дергайся! — сквозь зубы проговаривает она. — Только хуже буд… Ай!..

Госпожа разжимает пальцы. Я падаю на колени, а она заваливается назад.

— Вставай! Нина, вставай, — велит мне Белла, бросившая в Госпожу свой фонарик.

Я поднимаюсь на ноги, упираясь одним коленом о пол. Белла подхватывает меня под руку, а Госпожа, не собирающаяся отпускать нас так просто, хватает меня за лодыжку.

— Вы никуда не пойдете, — гневается она, прижимая свободную руку к глазу. Синеватый отек ей обеспечен. — Я вас выброшу на всеобщее пользование!

Только в том случае, если сможешь нас поймать и связать.

Извернувшись, я умудряюсь попасть локтем ей по носу, из ноздрей Госпожи прыскает кровь. Взвизгнув и матерясь, она отпускает меня, инстинктивно прижимая ладони к поврежденному участку на лице. Я слышу проклятия в свой адрес, меня только что заклеймили до седьмого колена.

Тоже мне угроза.

— Нина, вставай!

Встаю, но бежать еще рано. Главная ошибка тех, кто бежит — оставлять своих преследователей в живых. Убить Госпожу я вряд ли смогу, но вот избавиться от нее другим способом… Что ж…пожалуй, на это моей смелости хватит, главное не перестараться. Не хочу марать руки о кого-то вроде нее.

Я сжимаю лежавший в кармане фонарик, и когда Госпожа вновь пытается дотронуться до меня, пересилив пронзивший ее тело приступ боли, я со всей силой и злостью, какие только нахожу в себе, ударяю ее по голове тупой стороной фонарика.

За то, что раздела меня.

За то, что заставила думать, будто я стану чьей-то игрушкой на ночь.

За то, что делает все это с другими девушками!

Запоздало я понимаю, что от такого удара фонарик мог сломаться. Но у меня хватает ума забрать с собой тот, который Белла швырнула в Госпожу, чтобы помочь мне освободиться от ее цепких пальцев.

— Нина, бежим же!

— Д-да…

Взглянув на лежавшую без сознания Госпожу и бегу следом за Беллой. Как только мы выбегаем через главную дверь и оказываемся на улице, вновь раздается грохот. Люди опять кричат, а я вспоминаю слова персонажа из старого фильма, который за свою жизнь просмотрела уже, наверное, сотню раз, выучив каждую фразу наизусть.

«Эту музыку я знаю».

И вот чего, спрашивается, на попе мне ровно не сиделось?

У меня ведь и жетонов для побега было предостаточно. И место безопасное и теплое подле Семена мне было обеспечено. Ходи за «врачом», носи его чемоданчик с микстурками и клизмами и бед не знай. Но не-ет. Я не захотела сидеть под землей девяносто суток. Я самонадеянно решила, что смогу всех обхитрить, и в конечном итоге выбраться из этой канализационной ямы на поверхность, сделав вид, что ничегошеньки плохого со мной не произошло.

Идиотка.

Вот просто слов других нет.

Какая же я идиотка!

Я насчитываю, по меньшей мере, еще семь взрывов. Звук от них доносится со стороны выстроенного по периметру лагеря забора. Кто-то специально проделывал в нем дыры, и я даже знаю, зачем это было сделано. Нет, не для того, чтобы находящиеся внутри лагеря люди сбежали. Совсем не для этого. Те, кто жил внутри огороженной территории, в теории, всегда могли выйти за пределы лагеря сами. А вот те, кто обитает в Клоаке, внутрь попасть могли только одним способом.

И кто-то им этот способ обеспечил в количестве семи штук.

Как минимум семи штук.

Свет в «небесных» панелях начинает медленно погасать. В Клоаке смеркается. Я чувствую едкий запах гари, а еще тошнотворную аммиачную вонь. Глаза слезятся, к горлу подкатывает горьковатый комок. Сейчас я во всей красе осознаю название этого места. Канализация. Помойная яма.