— У тебя бурная фантазия, — подмечает Семен.

Кто-то мне об этом уже говорил…

— Но по поводу поезда ты права. Тебе одной его не угнать. Да и твои попутчики тоже не смогут им управлять.

— Тогда как?..

— Ты видела стену, — не спрашивает, а утверждает Семен.

— Видела.

— Знаешь, где луна-парк?

— Видела, — вновь повторяю я.

— Беги к нему. В нем есть дорожка, выложенная желтым кирпичом.

— Как в сказке?

— Как в сказке, — подтверждает Семен. — Иди по ней и в конечном итоге упрешься в стену. В том месте есть дверь.

— Дверь? В стене?

— Да. Она без выступов. Ручки тоже нет. Придется постараться, чтобы найти и вскрыть ее. Но это твой единственный шанс сбежать, минуя большую часть туннелей. Будешь подниматься вверх несколько часов. Там винтовая лестница. Света нет, поэтому придется идти в полной темноте.

— В темноте? — с испугом переспрашиваю я. — А те твари?

— Там их быть недолжно.

Звучит не очень-то уверенно.

— Ты выйдешь в самый первый туннель, где мы остановились. Помнишь, что там тогда произошло?

— Что-то утащило всех из вагона…

— Нет, это была вторая остановка. Первый раз мы остановились в туннеле, когда в вагоне было полно людей.

А ведь точно! Женщина с духами. Парень с рюкзаком.

— Там мы, подстрекатели, выходим и идем пешком до станции. Садимся в наш поезд, который уже курсирует по линии, и делаем свое дело. Тебе нужно будет только дойти по туннелю до станции и попросить о помощи.

Попросить о помощи… А как мне объяснить людям, решившим мне помочь, как я оказалась в туннеле? Об этом я спрашиваю у Семена.

— Ври, что ничего не помнишь. Наверняка родители уже написали заявление о твоей пропаже. Тебя доставят в больницу, допросит полиция. В худшем случае, придут те, кто допрашивать будет тщательнее, задавая наводящие вопросы.

— Кто-то из правительства?

Семен пожимает плечами, не собираясь давать ответ на этот вопрос.

— Просто говори, что ничего не помнишь, ничего не знаешь, ничего не слышала и не видела.

— Они же поймут, что я вру.

— Поймут, — соглашается со мной Семен. — Тебе именно это и нужно. Они должны быть уверены в том, что ты никому и ничего не расскажешь. Особенно СМИ. Клоака — правительственный объект. Закрытый и списанный в архив. А, возможно, и вовсе уничтоженный со всеми бумагами. Тем, кто занимался этим городом, не нужны на поверхности люди, знающие о том, что творится под землей.

С этим я соглашаюсь.

— Я буду молчать.

— И это правильно.

Время, отведенное Госпожой для утех, заканчивается. Всего лишь час. Как-то маловато и несерьезно. А для некоторых должно быть еще и чертовски обидно. Но спорить с Госпожой, как говорит Семен, бесполезно. Даже Князь иногда предпочитает молча проглатывать ее претензии и недовольства, чем пытаться что-то на них ответить.

— Если у меня все получится и эта наша встреча последняя, — начинает Семен перед своим уходом, — то это был неплохой подарок на прощанье. Я, правда, давно уже не встречал таких людей, как ты.

Я подхожу к нему, чувствуя грусть от сказанных им слов. Странное чувство. Меня ведь не должно волновать последняя эта встреча или нет. Но было в Семене что-то такое, из-за чего расставаться с ним не хотелось.

— Почему бы Вам не побежать с нами? Неужели там хуже, чем здесь?

— Там намного хуже, Нина, — говорит он, наклоняясь и целуя меня.

Это был не такой поцелуй, как когда мы сидели на кровати. Всего лишь чмок. Словно муж утром поцеловал жену на прощанье перед работой.

— Последний штрих, — произносит Семен, проведя большим пальцем по моим губам.

А потом очередной поцелуй. А потом еще один. И еще. Так Семен прощался с девушкой, которая ему нравилась, и которую, если все получится, он больше никогда не увидит.

— В луна-парк, по желтой дорожке, — выдыхает он, прислоняясь своим лбом к моему.

— Через лес, к стене. Там нужно найти дверь.

— Только вверх, до самого конца. Ни на что не отвлекайся. Ничего не бойся, — дает он мне последние наставления, каждое из которых заканчивается поцелуем, длящемся дольше, чем предыдущий. — И продолжай врать даже тогда, когда все будут говорить о том, что твои слова — ложь.

Семен ушел, оставляя меня одну.

Вскоре после его ухода в комнату приходит Госпожа. Первым делом она глядит на по-прежнему застеленную кровать. Потом на меня, на мою шею, лицо, руки. Она меня не проверяет. Казалось, что ей и так известно о том, что здесь произошло.

— Возвращайся в комнату и не смей выходить из нее до утра, — приказывает она мне, и я не вижу причин ей не повиноваться.

Ночь проходит спокойно. Относительно. Разбушевавшиеся за вечер фантазии и эмоции не дали мне спокойно проспать до звона будильника, то и дело будя меня образами полуголого Семена. Просыпаясь, я ощущала на себе его руки, губы, дыхание. Мне казалось, что рядом со мной в постели все время кто-то был. Я вновь ощущаю себя подростком в период полового созревания, когда мне впервые начали сниться такие сны. Правда тогда моими партнерами были неизвестные мне парни, которых я в жизни даже ни разу не видела, а теперь все было куда красочнее и запоминающееся.

Утром так же ничего серьезного не происходит. Душ, завтрак, разговоры с Беллой. После обеда нас выпускают погулять.

На улице тепло. Даже слишком. Система сменила в программе сезон. В Клоаке теперь властвует настоящая весна. На деревьях, растущих в «райском саду» — так девушки называют двор — набухли жирные почки. Со дня на день они должны распуститься зеленой листвой и, возможно, мелкими цветочками, если эти деревья плодовые.

Я прислоняюсь к стене дома, наблюдая за охранявшими нас надзирателями. Белла стоит рядом. Я рассказала ей о нашем скором побеге. Я верю в то, что у нас получится. Белла же, услышав мои планы, ничего не сказала. То ли не верит, что мы сможем сбежать, то ли не хочет сглазить.

Я продолжаю осмотр двора, подмечая про себя неутешительный факт: мы не сможем этот двор покинуть. Вокруг нас возведен двухметровый, бетонный забор. Будто тот, кто его строил, не хотел, чтобы отсюда сбежали. Или наоборот попали сюда. Что странно, если вспомнить обстановку внутри «Рая». Вряд ли помещения украсили так после того, как Клоака лишилась своего финансирования. Значит, столь богатая обстановка внутри дома была и раньше.

Теперь вопрос: что это было за здание?

Оно не использовалось как жилой дом. Отдельных квартир со всеми удобствами внутри нет, но и бараки золотом не обделывают. Если это отель, то почему снаружи такая страшненькая отделка? Если музей, то чего? Галерея? Где картины? Да и зачем в галерее комнаты с кроватями?

Непонятно.

— Я еще тогда в поезде поняла, что ты законченная альтруистка, — вдруг прерывает молчание Белла.

О, знакомое чувство.

— Зачем ты осталась в лагере, если могла давным-давно сбежать?

— В смысле? — спрашиваю я, ощущая пробежавший по позвоночнику холодок. — Я не понимаю.

— Все ты понимаешь. — Белла большим пальцем указывает на свою грудь. — Если ты смогла окрутить нашего доктора, то почему до сих пор не попросила его вывезти тебя отсюда?

Надеюсь, что она не замечает вздох облегчения, против воли вырвавшийся из моего горла. Я испугалась, решив, что она знает о жетонах, а Белла, оказывается, говорит о Семене и наших с ним играх во влюбленных.

— Это… Не совсем то, как выглядит, — произношу я, дотронувшись до своей шеи.

Щеки моментально начинают пылать.

— Ну да, — выдыхает Белла, шваркнув носком кроссовок по земле. — Если он и в самом деле нам поможет, и я вернусь домой, то плевать на все. Я просто обо всем забуду и стану жить как раньше.

А смогу ли забыть я? Это место. Этих людей. Тварей, живущих в туннелях. Смогу ли я вновь спуститься в подземку и проехать хотя бы несколько станций, не боясь опять оказаться здесь?

Би-ип!

Не смогу. Если я выберусь отсюда, то никогда больше не спущусь в метро.