Ответом мне становится странное шипение, доносящееся с кухни.

Чик. Чик. Чик.

Дверь открылась.

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

Это…дым?..

На кухне начинается задымление. Но чему там гореть? Даже плиты не было. Или же… Меня выкуривают отсюда?.. Ясно, я не смогу остаться. Быстро выглядываю в глазок, убеждаясь, что на лестничной площадке никого нет. Но это ведь не значит, что в подъезде вообще никого нет, да?.. Если кроме меня кто-то еще «снимал» этой ночью квартиру, то они так же, как и я, сейчас должны выйти, да?..

Когда дым начинает просачиваться между моих ботинок, а в горле начинает першить, мне приходится выйти наружу.

Чик. Чик. Чик.

Дверь закрылась.

Я привычно сползаю вниз, смотря на двери соседних квартир. Ни на одной нет номера. И ковриков тоже нет. Во всех одинаковые замки. У каждой есть табличка с расценкой. Но никто из-за них не выходит. Может, я и правда была здесь единственной «постоялицей»? Поэтому и некому мне было дверь открыть, когда я ночью убегала от той компании. Вспоминая о них, подрываюсь с места и подхожу к лестнице. Перегибаясь через перила, смотрю в пролет. Вроде никого не видно. И не слышно. Спускаюсь вниз и останавливаюсь на площадке между этажами. Чем хороши дома с подобной планировкой? На «половинчатых» этажах, есть широкие окна, на подоконниках которых старушки и домохозяйки выставляют цветы, курильщики оставляют консервные банки, заменяющие им пепельницы, а невоспитанная ребятня прилепляет потерявшие вкусовые качества жвачки.

Во дворе никого не видно.

Могу ли я выйти на улицу и поискать остальных? Может… Может, они где-то спрятались? Возможно, они вернулись на ту уличную станцию. Если бы я только знала, где она, то тоже пошла бы туда. Нужно найти их. Даже если у меня есть еще девять монет, кто знает, для чего они в этой «игре» еще могут понадобиться?.. Нужно… Мне нужно отыскать остальных, но для начала…

Открываю свою сумку и нахожу там забытый с прошлых выходных подарочный пакетик из ювелирки. Прозрачный такой, на завязочках. Я купила себе колечко, которое теперь красуется на безымянном пальце. И смотрится красиво и отпугивает странных типов в метро.

Если эти монеты важны, то ни в кармане, ни в сумке их носить нельзя.

Достаю девять «жетонов» и рассматриваю их. Это и правда «жетоны», а не «монеты», с большой буквой «М» на одной стороне. По кругу красуется надпись: «Для прохода в метрополитен». Другая сторона затерта. А ведь на ней должно быть написано, в какую именно подземку мне открывается вход после того, как я использую этот жетон у турникетов. Я помню, что у нас дома до сих пор где-то валяются вот такие «билеты» из прошлого. Папа строго настрого запрещает их выкидывать, говоря, что лет через тридцать-пятьдесят их можно будет продать за огромные деньги…

Ну, надеюсь, что и я, и он через пятьдесят лет продадим их и обогатимся.

Теперь мои деньги получили «кошелек», но в сумку их все равно не спрятать. А если в ботинки?.. Ходить будет неудобно. А еще они могут звенеть при беге. О том, чтобы спрятать их в кармане парки и речи не идет, а вот… Кстати! Что я за женщина, если у меня нет секретов? Как барышни прошлого прятали яды «у себя на груди»? Правильно, при помощи нехитрых приспособлений, которые есть у каждой девочки лет с четырнадцати. А сейчас, может, уже и раньше… Расстегиваю парку, оттягиваю ворот футболки и привязываю мешочек к бретельке.

Свои «сокровища» прячу в чашке лифчика и несколько раз подпрыгиваю.

Отлично. И не выпадает, и не звенит.

Я медленно спускаюсь к почтовым ящикам, прислушиваясь к каждому шороху, доносящемуся снаружи. Нужно взять себя в руки и выйти. Я чувствую, как от страха начинают неметь пальцы на руках, но эта беспомощность мне ничем не поможет. Я осторожно приоткрываю дверь, надеясь только на то, что как в каком-нибудь ужастике мне не отрубят голову топором или бензопилой.

Но, нет, маньяков не видно. На улице пахнет гарью. Утренней, приятной гарью, которую я ощущаю каждое утро, идя к остановке на автобус.

Во дворе тихо и спокойно.

Решаю передвигаться короткими перебежками вдоль самого дома, а не выходя за пределы придомовой территории. Так я прохожу один дом. Потом еще один, и еще. Тут нет машин. Ни одной. Нет мусора. Нет животных. Нет других людей. Если честно, то последний пункт меня даже как-то радует. Неожиданно для себя понимаю, что дошла до того двора, где вчера стала свидетельницей убийства. Тело до сих пор лежит на земле, недалеко от детской песочницы. Мне хочется подойти, посмотреть на этого человека поближе, но мне страшно.

Лучше не испытывать свою удачу и вернуться к станции.

Если, конечно, я вспомню, где она.

Иду я так же медленно и осторожно, как и прежде. Но теперь я позволяю себе оглядеться, чтобы, в случае чего, запомнить пути отступления и бегства. Кажется, это старый район. Новых домов в нем нет. Все старые, а в самых высоких я насчитала по девять этажей. Есть кирпичные и панельные строения. Деревья все высокие. Саженцев нет. Детские площадки такие же, как и в моем детстве. Никаких навороченных горок и комбинаций из разных качелей и турников. В одном дворе я даже заметила вкопанные в землю шины.

Если это квест, то меня смущает и пугает небо. Оно кислотно-зеленого цвета. По нему плывут ядовито-розового оттенка облака. Воздух, вдыхаемый мною, обжигает легкие. Может, случилась ядерная катастрофа?.. Радиация сожгла всех умных людей, а дегенератов, которых я встретила ночью, оставила справляться с последствиями в одиночку, зная, что их ничем не прошибить? Поэтому они и вели себя так нагло, убивая того мужчину. Полиции нет, наказывать за содеянное преступление их некому.

Но откуда тогда игровой автомат и слоты вместо замков?..

Щелчок.

Мои черви понимают все намного быстрее меня.

— Х-х-х… Обернись. Х-х-х…

А я, дура, всегда ругала героев ужастиков за то, что они не слышат, как к ним приближаются маньяки…

Я уже сравнивала людей и животных, превознося последних на истинную вершину «социальной» пирамиды. Повторюсь: мы беспомощные, слабые, неприспособленные к жизни вне комфортных для себя условий и… И, в отличии от животных, мы с удовольствием влезаем в конфликты, деремся друг с другом без особой на то причины и всегда готовы испортить жизнь «сородичам» лишь потому, что их лицо нам не нравилось. Мне почему-то кажется, что немногие животные способны на эгоистичные поступки и вредительство ради забавы.

Это исключительная прерогатива людского рода.

— Х-х-х… Х-х-х…

Чертовски холодно.

Стою и жду, когда этот странный субъект отдаст мне мои вещи. Хорошо, что я догадалась спрятать жетоны в надежном и, мне хочется в это верить, недоступном для него месте. Для успокоения нервов скрещиваю руки на груди, изображая из себя умирающего на холоде лебедя. Он уже вытряхнул все из моей сумки, вывернул карманы в парке. Письмо я, кстати, сложила в несколько раз и убрала в сумку под внутренний замок еще в подъезде того дома. Там подкладка уже месяца три как разорвана и об этом кроме меня никто не знает.

— Мне холодно… Я устала и ничего не понимаю…

Говорят, что нытьем себе не поможешь. Вот с этим я не соглашусь. Этот… Как бы его назвать? «Сталкер»? Нет, не подходит. К сожалению, в моем понимании «сталкер» — извращенец, преследующий женщин в темных переулках, а не проводник по аномальным зонам. Но как же мне его окрестить? Лица и цвета волос не видно. Он в противогазе, а его надевают при загрязнении воздуха, так ведь? Кстати…

— Эй, я здесь умру?

Мой вопрос застает его врасплох.

Мужчина прекращает копаться в моих вещах, кидая мне мою парку, которую я с радостью сразу же натягиваю на себя, застегивая замок до самого верха. Становится теплее, но не спокойнее. Да и в одних трусах мне остается только подпрыгивать, надеясь, что джинсы он тоже мне вернет.

— Здесь воздух чем-то отравлен?.. Почему ты в противогазе?..