Дыру в заборе, которую проделал Тихоня, уже заделали. Это со слов Маши. Я рассказала ей о том, кем был вечерний нарушитель, а она рассказала мне о том, куда его могли отвести. Разумеется, в лагере была своя тюрьма, в которой запирали особо недовольных и провинившихся душегубов. Если они не исправлялись за определенный срок, от них «избавлялись». И мне хочется верить, что избавлялись от них вполне привычными способами. А не на кухне в огромных кастрюлях.

— Мне доверили семнадцать детей. Их возраст от пяти до двенадцати лет.

— Они такие же, как мы? — спрашиваю я.

— Нет. Они все, как и Тема, родились в этом городе.

Это логично. Подстрекатели не стали бы брать с собой детей. От них нет толка.

— Они приняли тебя?

Маша смотрит на меня несколько удивленно, но быстро соображает, что к чему.

— Девочки. Мальчики более скрытные. Я смогу расспросить у них обо всем, что ты захочешь узнать. Дети начинают врать только по достижению определенного возраста и при наличии определенных обстоятельств.

— То есть, эти будут говорить правду?

— Будут.

Маша произносит это так уверенно, что совесть не позволяет мне поставить ее слова под сомнение.

Дети встречают нас не так, как я ожидала. Конечно, я не ждала счастливых возгласов «Доброе утро» или «Мы рады, что вы пришли», но то, как они на нас смотрят, заставляет меня невольно содрогнуться. Эти дети нас опасаются. Не доверяют нам. Изучают нас. Интересно, знают ли они о том, что над их головами бурлит жизнь? Жизнь, которая была в разы лучше их собственной.

— Итак, вы все сделали домашнее задание? — спрашивает Маша, проходя вперед.

Мы находимся в комнате, похожей на классный кабинет. Тут есть и парты, и доска. На учительском столе даже лежит коробочка с мелом. Дети начинают молча приносить Маше свои тетради, и среди них я без труда замечаю Тему. Он, в отличие от других, идет не к ней, а ко мне.

— Нина! — радостно восклицает он, по-детски крепко сжимая меня в своих объятиях. — Ты хорошо добралась?

— Хорошо, — говорю я, легонько потрепав его по светлым волосам.

— Я так рад! Сегодня утром, когда дядя Сема заходил к нам домой, он сказал моей маме, что взял себе помощницу. Это ты?

— Не знаю. Он мне ни о чем не говорил.

— Я думаю, что это ты! Дядя Сема всех нас лечит, но одному ему тяжело.

— Но я-то не врач, Тем, — говорю я. — И не смогу вас лечить.

— Но ведь…

— Артемий, мы начинаем. Неси тетрадь и займи свое место, — строго произносит Маша.

Кажется, она вошла во вкус.

Тема отпускает меня и, выполнив то, о чем его попросила Маша, усаживается за одну из первых парт. Я же сажусь за последний стол и внимательно слежу за уроком. Правда довольно быстро мне это надоедает. Маша объясняла детям элементарные вещи, слушать которые скучно, и в какой-то момент я ловлю себя на мысли, что изучаю ее учеников.

Маша сказала, что самым старшим детям по двенадцать лет, но сейчас в классе только ровесники Темы. Если Маше доверили всех живущих в лагере детей, то где все остальные?

Тема, отвлекшись от занятия, машет мне рукой, и я отвечаю ему тем же.

Вряд ли он был настоящим подстрекателем. Уж слишком маленький для такого важного дела. Скорее всего, он последовал за Семеном и Дмитрием и без их ведома решил покататься на поезде. Так он и оказался в метро. И… Мою голову посещает дельная мысль. Он может знать, как выбраться из Клоаки.

Надо будет рассказать об этом Маше. Пусть поговорит с ним, а я…

Я достаю из кармана парки чудом ненайденную теми, кем не надо, фотографию. Не знаю, видел ее Семен или нет, но этот кусок глянцевой бумаги мог стать ключом к моему спасению. Мне остается только поговорить с Сергеем, отдать ему фотографию и указать на его карте место, где живет Костя. Если эти двое в самом деле братья, и у них хорошие отношения, то он не бросит Тихоню в лагере, из которого сам же когда-то и сбежал. Костя должен будет прийти за ним и освободить из того места, где его сейчас держат. А узнать об этом месте могут только те, кто находится по эту сторону забора. Вот такая у нас будет взаимовыгодная сделка.

Занятие продлилось до двенадцати. Маша раздает детям очередное задание, а после за ними приходят два человека. С автоматами, разумеется. Когда их уводят, мы с ней остаемся одни. По громкой связи объявляют о начале обеда, но ни я, ни Маша не спешим в столовую.

— Знаешь, почему при знакомстве с детьми, педагоги просят их написать сочинение о себе и своей семье? — спрашивает она у меня, открывая первую тетрадь.

— Чтобы узнать о них, — не задумываясь, отвечаю я.

— Верно. Это такой психологический прием. Довольно часто бывает так, что рассказать о чем-то сложнее, чем написать. При помощи таких сочинений профессионалы могут узнать о многом. Даже о том, про что ребенок не написал.

— А ты профессионал?

— Да. И вполне приличный.

Разумеется, первой она открывает тетрадь Темы.

— Как думаешь, — начинаю я, пока Маша проводит анализ детского рассказа, — почему он оказался в поезде?

— Я размышляла об этом, — не отвлекаясь от чтения, произносит Маша. — И пришла к выводу, что ему просто было любопытно, куда уходят Дмитрий и Семен. Его не должно было быть с ними.

— Я тоже так решила. Если он просто следовал за ними, то сможет ли он найти ту станцию, с которой они уехали?

— Зависит от того, насколько он внимателен.

Маша дочитывает сочинение, но ничего важного в нем не находит. Тема оказывается единственным ребенком в семье. Его мама и папа трудятся на ферме, выращивая какие-то овощи для всего лагеря. Его заветной мечтой было побыстрее вырасти и исследовать город наравне с другими взрослыми.

О мире на поверхности он ничего не знал.

— Я попробую расспросить его. Кажется, Тема видит в нас с тобой друзей, которые могут рассказать ему о том, чего он еще не знает. Он любопытный, как и многие мальчики в его возрасте. Это должно помочь нам.

Маша обещает поговорить с ним об этом завтра. Собираясь уходить из классной комнаты, я спрашиваю у нее о том, где были остальные дети? Те, которые старше Темы.

— Не знаю. Мне говорили, что на занятия будут ходить все.

В этот момент раздается стук в дверь и внутрь входит Сергей.

— Наконец-то я вас обеих нашел!

— И тебе привет.

Припухлость с его губы немного спала. Синяк на скуле стал темнеть. Он выглядит лучше, чем при нашей последней встрече, но его вид все равно вызывает во мне чувство жалости. Вроде такой спортивный, а выглядит, как потрепанный котенок.

— Зачем ты нас искал? — спрашивает Маша, прижимая к груди тетради.— И почему тебя не было за завтраком?

— Мы ушли, как только рассвело. — Сергей садится за одну из парт и ерзает на неудобном для него стуле. — И только что вернулись. Никто не хочет оставаться за пределами лагеря.

— Нашли что-нибудь новое?

— Нет. Нам даже не удалось далеко уйти, потому что все на нервах. Но я искал вас не для этого. В общем, мы должны сбежать отсюда.

Спасибо, гений, что говоришь нам об этом. Ведь в наши планы побег не входит.

— Ты думал о том, как нам сбежать? — спрашиваю я.

— Мы сбежим. Если ты вспомнишь, с какой станции…

— А если не вспомню? — перебиваю я его. — Темно уже было. Да и я не по одной улице шла, а плутала дворами. Нельзя рассчитывать только на меня.

Сергей досадливо сжимает губы. Наверное, о таком он даже не задумывался. Маша смотрит на меня с немым укором и мне становится не по себе.

Что? Разве мои слова прозвучали грубо?

— Нет, она права, — замечая ее взгляд, Сергей встает на мою защиту. — Я не подумал об этом. Если Нина не вспомнит дороги, а мы сбежим, то… Ничем хорошим для нас это не закончится.

— Ничем хорошим для нас не закончится ночная прогулка по городу, — говорю я.

— Я только слышал от других об этих горожанах… А ты видела их, так?

Сергей смотрит на меня так, будто надеясь на мой отрицательный ответ.

— Видела. С наступлением темноты в городе нельзя находиться.