— Не волнуйтесь, Анна Андреевна! Пока я вас ни в чём не обвиняю, — следователь внимательно следил за моим состоянием. Пытался уличить во лжи? Или что-то похуже? — Когда ваш отец подавал заявление, он не указал, что вы были беременны, — добавил он словно обвиняя меня в каких-то грехах.

— Ну, извините! — буркнула я. — Отец и сам тогда не знал.

— Соответственно, к вашему делу присовокупляется дело о похищении ребёнка. Вы что-то можете прояснить по делу?

— Что простите? — растерялась я.

— Вам известно о том, где вы находились после похищения? — Орехов пытался просверлить меня недовольным взглядом. Скорее всего он злился из-за того, что на его долю выпало такое заведомо не раскрываемое преступление, которое нарушит всю статистику раскрываемости.

— Нет, — обескураженно проговорила.

— Вы не знаете или не помните?

— Не могу вспомнить.

— Каковы ваши предположения о местонахождении вашего ребёнка.

— Я не знаю. Я узнала о том, что ребёнка нет, когда проснулась в больнице.

— Что вы помните о том, что с вами произошло?

— Ничего не помню, — решила сыграть полную амнезию.

— Давайте, начнём по порядку. Что вы помните после того, как позвонили родителям тридцатого декабря?

— Я приготовила ужин, поела и легла спать.

— Дальше.

— Всё. Пришла в себя в больнице.

— То есть у вас нет даже предположений о том, что с вами случилось после того, как вы легли спать? — следователь мне явно не верил.

— Нет. Никаких.

— Я думаю, вам сообщили уже, что произошло на этаже общежития, в котором вы жили? — Орехов зачем-то посмотрел на маму.

— В общих чертах, — согласилась с ним.

— На третьем этаже, на котором вы проживали, произошёл полный разгром жилых помещений с порчей государственного имущества. Вы понимаете, что университету нанесён огромный урон и на вас лежит большая ответственность?

— Вы хотите сказать, что это я нанесла урон государственной собственности? — ошеломлённо смотрела на следователя, не зная как реагировать.

— Нет, конечно, гражданка Колесникова, успокойтесь, пожалуйста! На вас лежит ответственность в указании виновных. Вам что-нибудь известно о том, кто мог устроить разгром?

— Нет.

— Вы понимаете всю степень ответственности за дачу ложных показаний?

— Я понимаю! Я больше ничего не помню! — воскликнула громче, чем хотела. Достал! Этот следователь кого угодно мог довести до нервного срыва.

— Хорошо. Так и запишем. Далее. Возможно, Анна Андреевна, вы подозреваете кого либо в совершении данного преступления.

— Никого. А почему вы расследуете дело о погроме, а не о похищении? — ляпнула, не выдержав странной беседы.

— Эти дела взаимосвязаны, гражданка Колесникова. Я занимаюсь раскрытием преступления. Мне необходимо установить, кто причастен к преступлению, что заставило человека пойти на преступление, почему и как преступление было совершено. Сейчас я собираю информацию. На месте преступления собраны улики, найдены орудия взлома, опрашиваются свидетели.

— Там были свидетели? — удивлённо округлила глаза.

— Это тайна следствия. Итак, в нашем отделе выяснили, что преступник, который устроил погром на этаже, и подозреваемый, который похитил Вас, Анна Андреевна, это один и тот же человек.

— Правда? А как один человек мог разгромить целый этаж?

— Видимо, смог. Скажите, вам известен этот человек? — лейтенант ловко вытащил из папки фоторобот Алекса. Это было очень качественное изображение, по которому Александра невозможно было не узнать. — К сожалению, пока только такое изображение, так как фотографию не смогли разыскать.

— Да, известен, — произнесла настороженно.

— Это Александр Святославович Малинин.

— Да, я знаю.

— Он вас удерживал? — следователь задал шокирующий вопрос.

— Нет, конечно! — возмущённо воскликнула, мгновенно, как мне казалось, отметая все подозрения.

— Вы так уверены в этом? — лейтенант снова принялся сверлить меня взглядом.

— Совершенно точно, — я упорствовала.

— Вы же утверждаете, что потеряли память! — Орехов скривил губы ухмылкой.

— Ну, да! Потеряла.

— Тогда почему вы так уверены, что не этот человек вас похитил?

— Потому что в нём я уверена даже больше, чем в самой себе.

— Только ваш отец уверен совершенно в другом, — выдал следователь.

— Что, простите?

— Ваш отец, говорю, в первую очередь подозревает человека, которого вы видите на этом фотороботе, Анна Андреевна.

— Не может быть! Мам, это правда? — с надеждой взглянула на маму, которая тихо сидела на соседней кровати. Мама согласно кивнула, и я снова перевела взгляд на следователя, сказав:

— Алекс не мог удерживать меня против воли. Я в этом совершенно уверена!

— Алекс? Вы его так называете? Кем он вам приходится?

— Он мой муж!

— Как муж? — настала очередь мамы удивляться.

— Надеюсь, это подтверждено документально? — ехидно спросил следователь.

— Нет. Мы поженились в общине староверов.

— Этому есть свидетели?

— Нет.

— То есть, официально он вам не родственник, — утвердительно заявил старший лейтенант. Сжав губы от досады, я промолчала. — Когда вы в последний раз виделись со своим так называемым «мужем»? — и тут меня ждала засада. Скажу, что виделась в этот же день, когда был разгромлен этаж, то у следователя может появиться ниточка, ведущая к Кире и Святославу, а мне не хотелось бы впутывать сюда ещё и их. Сказать, что виделась в последний раз в доме вампиров, то есть в доме олигархов, придётся объяснять, как я туда попала. Сказать, что мы были в ссоре и вообще не виделись, возможно следователь выяснил уже про сцену в кафе.

— Мы с ним в последнее время виделись не часто, — начала осторожно.

— Припоминайте, Анна Андреевна. Вы были в ссоре? — внезапно помог мне следователь.

— Да. — я немного расслабилась.

— Назовите причину вашей ссоры.

— А как это относится к делу? — обескураживающий вопрос следователя снова завёл меня в тупик, и я не знала, что ответить.

— Давайте я буду решать, что относится, а что нет? — раздражённо ответил следователь. — Я изучаю все стороны дела. Гражданка Колесникова, отвечайте на поставленный вопрос! Итак, причина!

— Причина… — я замялась, — особой причины нет… недопонимание, наверное.

— Возможно, ваш молодой человек не хотел, чтобы вы рожали ребёнка? В этом причина вашей ссоры? — я молчала, хлопая глазами, а следователь продолжил: — Он потребовал избавиться от него, и вам пришлось расстаться с ним.

Как он узнал? Или профессия обязывает догадываться обо всём?

— Пришлось…

— Но после ссоры вы всё же однажды встречались с ним? Даже выясняли отношения? — докапывался Орехов.

— Да. Мы встретились случайно в кафе.

— К делу приложены записи с камер видеонаблюдения в кафе. К сожалению, видео не очень хорошего качества, вашего бывшего молодого человека хорошо разглядеть не удалось, но зато его настроение мы уловили. Весьма агрессивное не только к окружающим, но и по отношению к вам. После этого вы будете продолжать обелять репутацию так называемого «мужа»?

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите? — насторожилась я.

— От вас? Признания. Хотя, в сущности, и без него, этот человек проходит как основной подозреваемый по делу.

— Алекс? Но зачем ему это было надо? Он не плохой человек! Я уверена, он не стал бы этого делать!

— Вы, ведь, не можете с достоверностью подтвердить, что это не он? — я покачала головой. — Если бы вы что-то вспомнили, где вы были, с кем, то у нас появились бы новые версии по делу, но, возможно, после потрясений, ваш мозг принимает желаемое за действительное, наделяя вашего похитителя положительными качествами. Вы знакомы с термином «Стокгольмский синдром»?

— Знакома.

— Вы жертва и излишне романтизируете своего похитителя! — увереннно заявил следователь.

— Если вы считаете Алекса главным подозреваемым, объясните, зачем ему это было надо?