Говоря о монахах, англо-саксонский автор делал акцент на отрешении человека от всех мирских мыслей, на послушании и полном повиновении священнику и аббату[581]. Монашеский обет также подразумевал добродетель безбрачия и целомудрия, доступную немногим. Хотя, в понимании Беды, брак, конечно же, не был греховен, но те, кто отрекались от него в пользу «духовной чистоты», следовали за Христом. В одну из глав «Церковной истории» был помещен сочиненный англо-саксонским автором гимн во славу девственности, посвященный королеве и монахине Этельреде[582]. «Не следует осуждать брак, — писал Беда, — который был предназначен для продления человеческого рода и заполнения земли благодатью высшего благословения; но более почетна, более достойна... девственность, что, после того, как земля была заполнена людьми, с целомудренной душой и телом возжелала искать на небесах Господа Христа... и новую песнь, которую никто другой не может ей пропеть»[583].

«Как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва»[584]. Эти слова из послания апостола Иакова могли бы характеризовать взгляды Беды Достопочтенного на то, как должна была строиться жизнь христианина. «Дал Он рабам своим силу Его дела: верным Ему, снизошедшей благодатью Святого Духа, дал возможность служения с помощью добрых дел»[585]. Из трудов Григория I Беда заимствовал мысль о двух видах духовной жизни, созерцательной (vita contemplativa) и деятельной (vita activa). «Деятельная жизнь трудится в тяжелой борьбе, а созерцательная, когда усмирятся мятежи пороков, наслаждается во Христе желанным покоем разума»[586]. Служение Богу и людям подразумевало деятельную жизнь; созерцание же было доступно немногим.

Разные жизненные пути и призвания требовали своих добродетелей и своих свершений. Но все христиане, кем бы они ни были, должны были подкреплять свою веру милосердными поступками и главное — проповедью и заботой о приобщении других людей к Богу. Так содействовать наставлению в вере мог любой праведник, не обязательно имевший духовный сан.

Общей для всех христиан, согласно Беде, должна была быть добродетель терпения («patientia»). Она представлялось «корнем» и «стражем» всех прочих добрых качеств. «Что терпение страж нашего душевного состояния показал Господь, который научил нас владеть собою. Истинное терпение означает стойко переносить чужое зло, и против тех, кто его несет, не возбуждать [в душе] никакой злобы»[587]. Основной добродетелью в понимании Беды, как уже отмечалось выше, было смирение («humilitas»). Мысль о его необходимости, о первоочередности этого качества в душе христианина постоянно звучала в сочинениях англо-саксонского автора. Поскольку все добро происходило от Бога, то даже совершая самые добрые дела человек грешил, если приписывал их себе[588].

Смирение было не только добродетелью монахов и священников. По мысли Беды, им должны были обладать и правители. В «Церковной истории» говорилось о благочестивых нортумбрийских королях Освальде и Освине: один «поднятый на вершину царской власти... был всегда смиренным, милостивым и щедрым к беднякам и странникам», у другого «среди красот его превосходных качеств и умеренности... более всего выделялось особое благословение смирения».[589] Эти характеристики Беда подкреплял рассказами о случаях, когда смирение королей приводило в изумление даже служителей церкви[590]. Если помощь нуждающимся поощрялась у королей и епископов, то еще выше Бедой ценился отказ от имущества и добровольный выбор бедности[591].

В «Церковной истории народа англов» можно найти много примеров того, как ее автор понимал праведность правителей. Королю полагалось быть воином, защищать и преумножать свои земли, поддерживать в них мир, а также покровительствовать Церкви (как уже отмечалось, походить на императора Константина). В этой связи интересен рассказ Беды о короле Освине. Духовный наставник Айдан упрекнул его в том, что он пожалел прекрасного коня, которого епископ отдал в дар нищему. Освин «вспомнил слова епископа; тут же он вытащил меч, отдал слуге и, подойдя к епископу, преклонил перед ним колени и попросил прощения. «Никогда впредь, — сказал он, — не заговорю я о том и не озабочусь тем, что из моего имущества и в каком количестве отдано будет детям Божьим». Увидев это, епископ исполнился тревоги; он встал, поднял короля с колен и сказал, что будет доволен, только если король оставит скорбь и сядет за трапезу. Король подчинился настоянию епископа, однако тот сам делался все печальнее и наконец начал плакать. Бывший с ним священник спросил его на его родном языке, которого король и его слуги не понимали, почему он плачет, и Айдан ответил: «Я знаю, что король не проживет долго, поскольку никогда еще я не видел столь смиренного государя. Этот народ недостоин такого правителя, поэтому скоро он будет похищен у этой жизни». Вскоре печальное пророчество предстоятеля подтвердилось смертью короля»[592]. По мысли автора, смирение короля означало его подчинение воле Всевышнего. Но Освин обладал большим смирением, чем требовалось для правителя: отдавая свой меч, он обнаруживал добродетель послушания («oboedientia») уместную, скорее, для монаха и, символически, оставлял свое предназначение воина и защитника подданных и церкви.

Достойной кончиной для короля, в изображении Беды, была смерть в монастыре или в Риме, куда он по собственному желанию бы отправился[593]. Так, например, король западных саксов Кэдвалла примерно тридцати лет от роду, оставил трон «из любви к Господу», надеясь добраться до Рима, принять там крещение и по возможности скоро достичь «небесной родины». Его преемник Инэ правил тридцать семь лет, после чего поступил таким же образом. Хотя за описаниями Беды, вероятно, скрывались реалии не только добровольных отказов, но и отстранения правителей от власти, но в целом образ короля, который, оставив власть, возвращается в Царствие небесное, встречается в его «Истории» неоднократно. К этому автор добавлял, что «в то время многие англы, знатные и простые, миряне и клирики, мужчины и женщины стремились сделать то же самое»[594].

Беда достаточно редко упоминал о себе самом, или ссылался на обстоятельства из своей жизни. Представляется, все же, что многое о нем рассказывают его работы: герои, описание их поступков, духовных ценностей, мотивов, которыми они руководствовались. Рассказывая о св. Айдане, Беда говорил о его «стремлении к миру и любви, умеренности и смирению; о душе, победившей гнев и жадность, пренебрегшей гордостью и пустой славой; об усердии в исполнении и в обучении небесным предписаниям, о преданности чтению и духовному бдению... Эти вещи... я очень люблю и восхищаюсь ими, ибо нисколько не сомневаюсь, что они угодны Богу»[595]. Эти слова вполне могут характеризовать тот идеал жизни христианина, к осуществлению которого он шел.

Как Беда Достопочтенный относился к чудесам? Этот вопрос на протяжении долгого времени вызывает дискуссии среди исследователей его трудов. Историки нередко отмечали его критический подход к оценке различных событий, которые можно было счесть недостоверными, говорили о его трезвости и осторожности в описании чудес, и даже находили определенное «родство» Беды с современными им авторами. Например, Ч. Джонс спрашивал, верил ли Беда в чудеса, или включал их в текст «Церковной истории» исключительно в силу традиции, понимая их аллегорически. Б. Колгрейв утверждал, что у англо-саксонского монаха в сочинениях «почти» не было «сказочных чудес»[596]. Вплоть до настоящего времени публикуются новые работы, где эта проблема тщательно изучается[597]. В более поздних исследованиях вера Беды в чудеса, рассмотренная в контексте его интеллектуальной культуры, не ставится под сомнение, — однако открытые вопросы по-прежнему остаются.