Теперь скажем о пилигримах. К Страстной неделе и великим праздникам множество их стекается в Рим. Они носят так называемую священную одежду: длинный плащ, широкополую шляпу, обвешиваются раковинами и опираются на посох; пилигримы, разглагольствующие о своём путешествии, чтобы выманить какую-нибудь подачку, после чичероне самые нахальные лгуны. В продолжение трёх дней они находят приют в странноприимном доме Святой Троицы, потом рассыпаются по всему городу, посещают семь базилик, прикладываются к изображениям и статуям святых, ползут на коленях по ступенькам, ведущим на вершину Scala Santa. Хотя подобное ханжество унизительно для человеческого достоинства, однако пилигримы в большом уважении у римского народа.

Теперешний папский город не похож на прежний гордый Рим, куда папы сзывали королей и заставляли преклоняться их духовному могуществу. Он сделался представителем падшего величия!.. Остатки низвергнутых тронов и обломки державных венцов представляют печальную картину полнейшего разрушения, как будто бы какая-то губительная сила уничтожила весь блеск прежних веков.

В последнее время в Риме поселились дядя, мать и старший брат Наполеона; теперь иностранцы посещают эти места. Дон Мигуэль, изверг, изгнанный с похищенного престола, искал убежища в Риме, где скрыл свою ярость и поражение, — он сделался известен своими сумасбродствами, отвратительными оргиями, скандалами и любовными приключениями. Он вполне воскресил распущенность и развращённость, некогда господствовавшие при дворе Борджиа. Мы сомневаемся, мог ли Дон Мигуэль возбудить восторг Рима, но, скажем положительно, что он в Европе вселил к себе всеобщее отвращение! Не в папский ли город стремился Дон Карлос, отказавшийся от своих прав на испанскую корону?.. Мне говорили о какой-то сказке французского писателя Вольтера, имя которого произносят в Риме почти шёпотом. В ней упоминается о вечернем пире, на котором присутствовали развенчанные короли. Подобное собрание могло бы быть и в Риме. Здесь-то красноречивые свидетели современного падения смешиваются с прахом отживших событий. В папском городе государственная казна стремится к обогащению в ущерб нравственному началу, она питает и поддерживает в нравах населения, считавшегося самым религиозным, жажду к приобретениям и скупости, причисляемым Церковью к разряду смертных грехов. Лотереи разыгрываются повсюду: в Curia Innosentia, близ здания министерств, канцелярий, судов, дворцов кардинала Камерлинга и государственного казначея. Два раза в месяц, почти на глазах высших представителей администрации, римляне предаются каким-то судорожным треволнениям и неистовым порывам, невиданным даже ни в церквах, ни в театрах. Алчность преобладает в этой развращённой среде, проявления радости или горя одинаково необузданны, — и в гневе, и в отчаянии от несбывшихся надежд и ожиданий они накидываются на святыню, обвиняют Бога, Мадонну и святых, упрекают их в неблагодарности за приносимые им пожертвования и в неблагосклонности к номеру их билета. Особенно в низших слоях общества это пагубное направление бросается в глаза. Лотерея своими соблазнами порождает нищету, воровство и разврат со всеми пагубными их последствиями! Пример, данный Францией, не подействовал; это зло, сильно вкоренившееся во французские нравы, было пресечено без особого ропота. Но всё то, что ведёт к унижению народа, есть верное средство в руках тех, которые стремятся его поработить, и потому папский Рим не уничтожил этих вредных игр. Для них крайняя нищета народа — лишь средство вернейшего господства.

В папских владениях я столько слышала о разбойниках, что старалась подробнее разведать о них. Все рассказы об их подвигах и нападениях казались мне не совсем правдоподобными. В повествованиях об этих страшных людях проглядывал вымысел. Случай мне скоро помог. Жители римских окрестностей отличаются в образе жизни и понятиях некоторыми исключительными чертами, ставящими их нравственно гораздо выше жителей Рима. Они не обладают настоящим мужеством и истинною храбростью, но им свойственны смелость и отвага. Предоставленные сами себе, они тратят этот избыток сил и энергию самым вредным и беспутным образом. Просвещённое правительство могло бы преобразовать этих людей в хороших солдат. Но пагубное влияние среды, в которой они вращаются, сделало их разбойниками; это хищническое стремление достигло в иных местностях размеров эпидемии, а между тем они пользуются общим сочувствием. Их смелые нападения и даже убийства возбуждают восторг и не клеймятся позором. Эти личности, пренебрегающие опасностью и хвастающие особенным молодечеством, пленяют женщин. Кроме жандармов, их преследователей, все оказывают им благосклонное участие. Они считаются не врагами общества, а смельчаками и удальцами, и потому полиция не встречает содействия в поимке злодеев. Папское правительство даже вступает с ними в постыдные сделки, чтобы выпросить перемирие для восстановления тишины и спокойствия, часто нарушаемого буйным поведением этих людей. Из современных бандитов знаменитый Гаспарон достиг славы героя; он представляет самый верный и увлекательный тип итальянского разбойника. Вот что рассказал нам товарищ Гаспарона, такой же разбойник, состоящий теперь на жалованье у правительства: «Шестнадцатилетним мальчиком Гаспарон убил своего духовника за то, что тот воспрещал ему воровать. Как благовоспитанный бандит, он был набожен, ходил к исповеди и твёрдо верил в отпущение грехов через посредничество священника. Он постоянно перебирал чётки, носил амулеты и, питая к Мадонне глубокое благоговение, совершал преступления с твёрдым намерением принести потом чистосердечное раскаяние. Раз, застигнутый врасплох, он убил двух солдат двумя ударами кинжала. Преследуемый шестью карабинерами, Гаспарон укрылся в кустах, храбро защищался и уложил на месте своих шестерых противников. С этих пор имя его стало знаменито. Выбранный атаманом, он составил шайку из четырёхсот разбойников. Со своими товарищами в 1825 году он опустошал папские области и неаполитанский приморский край, убивал жителей, грабил деревни и творил неистовства, дотоле неслыханные! Ужас распространился повсеместно, напуганные путешественники сидели по целым месяцам в какой-нибудь деревушке, боясь продолжать свой путь. Его голова была оценена и Римом, и Неаполем. Римское правительство выслало против него целый отряд драгунов, но всё было напрасно, слава его подвигов росла с каждым днём. В действиях этой шайки было что-то фантастическое, им были знакомы все пещеры Нижней Италии и ущелья Апеннинских гор. Делают облаву в Понтийских болотах, а он со своими молодцами очутится на вершине какой-нибудь горы. Этот человек был любимцем народа, который говорил, что Гаспарона можно было бы считать за дьявола, если бы не было известно его исключительное почитание Святого Антония и то, что он избегает совершать убийства и проливать кровь в воскресенье и праздничные дни. Наконец, окружённый со всех сторон, Гаспарон сдался со своей шайкой с условием, что не подвергнется смертной казни. В настоящее время он пользуется спокойно награбленными богатствами и живёт на галерах в Чивита-Векия, как во дворце. Это место заключения не подлежит строгим уставам, существующим для других тюрем. Громкая известность Гаспарона затмила имена его предшественников. Спартанус, Марко-Скиаро, Цампа, Фрадияволо, Барбоце, Гизеппа, Мастрилли, Пьетро, Мончино, Гоберни, убивший собственноручно 164 человека и перед смертью имевший единственное утешение, что не достиг до тысячи, — все их злодеяния меркнут перед зверством Гаспарона. Аранцо Альбания перерезал всё своё семейство: отца, мать, двух братьев и сестру. Бандино, Майно, Функатрика, Перелла, Кармино, Калабрезо и Мечча-Пинта не пользуются подобной известностью, хотя народная молва и украсила их деяния легендарными прибавлениями. Кто-то, встречавший Гаспарона в его уединении, утверждает, что наружность этого человека не соответствует его прошлому характеру. У этого старика кроткий взгляд, покойное и благородное выражение лица, приветливая улыбка на устах, одним словом, ничего не проглядывает из его прошлых диких инстинктов. Кто бы подумал, что под этой скромной внешностью скрывается жестокий разбойник, действовавший с удивительной ловкостью кинжалом и приносивший покаяние в воскресенье за все преступления, содеянные в течение недели! В немногих злодеях совершается такой переворот; подобное явление встречается чаще между каторжниками в Англии. Римские бандиты настоящего времени не нападают на путешественников с целью грабежа, они просто уводят их в горы, назначают выкуп и отправляют агентов за получением суммы, истребованной самими пленниками во избежание обмана и непредвиденных недоразумений. Близ самого Рима совершаются подобные покушения. Принц Канино-Люсьен, старший брат Наполеона, был застигнут бандитами в нескольких шагах от города и поплатился значительным выкупом. Из самого Рима окрестные разбойники получают справки о богатых иностранцах, путешественниках, им известны о них все подробности: направление пути, ценность взятых с собою вещей, общественное положение известного лица и его семейства. Между итальянцами, отличающимися порочными наклонностями, и бандитами Папской области существует такое же различие, как между разбойниками, грабящими по дорогам, и карманными воришками. Из тех фактов, отец мой, о которых я упомянула с осторожностью, выводится то заключение, что изо всего света в Италии и в Испании, в этих двух могущественных представительницах католицизма, грабительство господствует во всей силе. Необходимо более развития, просвещения, хороших примеров и в особенности труда, чтобы исторгнуть римлян из-под гнёта невежества и суеверия, искусно поддерживаемых духовенством для своих корыстных целей. Батюшка, я прикоснулась к глиняным ногам колосса! Говорят, что голова его из золота, на неё я обращу своё внимание! Бог Израилев поддержит моё мужество на этом новом пути. Молюсь о продолжении ваших дней.