Уже находясь в проёме раскрытой двери и даже одной ногой ступив на крыльцо, Яга Пантелеевна окинула нас с Раулем взглядом, в котором светилась покровительственно-одобрительно-лукавая улыбка. — Думаю, вам приятно будет узнать, что гостей сегодня больше не будет, да и домочадцы ваши тоже домой до самого утра не нагрянут. Я, к слову, уже позаботилась об этом: запутала, окутала забудочными заклинаниями, да запетляла тропки к избушке так, что ни одна живая душа, да и неживая тоже уединение ваше аж до самого утра не нарушит.

Сказала и тут же захлопнула за собой дверь прямо перед нашим носом. Мы с Раулем, преисполненные искренней благодарности, ринулись за ней, чтобы выразить свою признательность. Однако старой ведьмы уже и след простыл.

— Надо же! Как сквозь землю провалилась! — вглядываясь в непроницаемый мрак окружавшего нас леса, констатировал Рауль, голос которого переполняло восхищение тактичностью и продуманностью старой ведьмы.

Впрочем, восхищение продуманностью Яги Пантелеевны не помешало ему тут же шустренько закрыть за ней дверь. Причём на засов, задвижкой которому служила толстенная колода. Решив очевидно, что колдовство это хорошо, но засов, который можно снести только вместе со стеной — надежней!

Засов этот, к слову сказать, появился сразу после визита агентов Его Адовства, а колода, прежде чем быть удостоенной чести охранять дверь моей избушки победила в жесточайшем отборе. Само собой разумеется, отбором занимались Добряк и Гром.

— Ди, я опасаюсь произносить это вслух, чтобы не сглазить, но, кажется, мы одни… — улыбнулся мне муж.

— Не совсем, — я перевела взгляд на Уша, висящего вниз головой на сушилке для полотенец и, очевидно, надеявшегося сойти за полотенце.

— Да, я просто задремал, — невинно заморгал мышонок. — Ну хорошо… исчезаю, исчезаю, исчезаю.

По мере того, как он произносил раз за разом слово «исчезаю», его маленькая розовая тушка постепенно растворялась в воздухе, пока не растворилась окончательно.

— Теперь одни? — неожиданно севшим голосом уточнил у меня Рауль.

Я помедлила с ответом, прислушиваясь к шорохам. — Угу… — наконец, выдохнула я.

— Ди… — Рауль в мгновение ока пересёк разделявшие нас метры и, взяв моё лицо в колыбель своих рук, нежно прошептал: — Моя Ди… Я поверить не могу…

Я тоже не могла. А ещё я не знала, что делать дальше. И даже ещё хуже. Я вдруг почувствовала себя ужасно неловко.

Да, мы женаты… вроде бы.

Вот именно, вроде бы. Нас разлучили, едва только мы обменялись брачными клятвами. Ну хорошо, не брачными клятвами, а первым в нашей супружеской жизни поцелуем. Что же касается того, чтобы остаться наедине, то… Я стояла, пыталась, но не могла вспомнить, когда в последний раз я и Рауль оставались наедине. Не в этой моей жизни, уж точно. И даже не в прошлой. А лишь в позапрошлой…

«Насколько всё было бы проще, если бы я могла поцеловать своего мужа, не рискуя при этом потерять сознание! Уж точно не пришлось бы ломать голову над тем, чем нам заняться теперь, когда мы наконец-то наедине…» — с досадой подумала я.

— Уже поздно. Мы оба устали. Поэтому давай спать! — несколько более резко, чем хотела, предложила я.

— Твой дом, твои правила! Спать, так спать! — с готовностью, которая происходит из чувства долга, а не идёт от сердца, согласился Рауль.

— Я совсем не… — я хотела было объяснить, что совсем не это имела в виду. Однако встретив весёлый, лучивший нежностью взгляд мужа поняла, что он догадался и о моей неловкости, и сожалениях и поэтому попытался разрядить обстановку.

И ему это удалось.

— Располагайся, — махнула я в сторону моей широкой лежанки, которую обычно делила с Маркизой. — Правда, тебе с непривычки может быть жестковато…

— Это сейчас был намёк на то, что ты до сих пор считаешь меня избалованным и изнеженным Высочеством? — сверкнул супруг белозубой улыбкой.

— Я никогда не считала тебя… — начала я было вновь оправдываться, однако наткнувшись на сияющие счастьем глаза, осеклась. — И ты снова издеваешься! — констатировала я.

— Разве что самую малость! — признался муж, весьма довольный собой.

— Ну тогда… устраивайся, — сделала я широкий жест рукой. — Но предупреждаю сразу, если вдруг вздумаешь жаловаться, что на моей лежанке ты себе все бока отдавил, то тогда лучше сразу отправляйся спать на кровати Добряка!

— Ди, это ты сейчас избавиться от меня пытаешься? — нарочито оскорбленно вздохнул Рауль, беря мою ладонь в свою, и поднося её к губам.

— Никогда, — покачала я головой. — Просто…

— Меня твоя лежанка более чем устраивает. Просто потому что она твоя, — объявил он и, подтянувшись, легко запрыгнул на печь. Растянулся во весь рост. Закрыл глаза. Потянулся с блаженным выдохом. Кончики его губ растянулись в довольной улыбке. — Как же хорошо!

И вроде глаза были закрыты, однако как только я легла рядом, его рука безошибочно нашла и накрыла мою.

— Напомни мне, а мы действительно женаты? — всё также довольно улыбаясь, озвучил Рауль свой странный вопрос нарочито безразличным тоном, как если бы интересовался днём недели или местонахождением своего носка.

— Очень смешно! — фыркнула я и пихнула его в плечо.

Он придвинулся ко мне и сгрёб в охапку. — Ну мало ли?! Уточнить, знаешь ли, никогда не помешает! Особенно, когда имеешь дело с могущественной ведьмой, к которой намереваешься начать приставать!

— Ты будешь ко мне приставать? — игриво поинтересовалась я, кокетливо хлопая ресницами. Заглянула мужу в глаза, и сердце пропустило удар, а потом застучало часто-часто, словно заторопилось куда-то.

Рауль молчал. Смотрел на меня, затаив дыхание. Взгляд пристальный, я бы даже сказала выжидательный.

Несколько мгновений, показавшихся мне тысячелетиями, я смотрела в глаза мужа, не в силах ни оторваться, ни пошелохнуться, ни даже сделать вздох. Я тонула. Тонула захваченная водоворотом небывалых по своей силе чувств…

— Спокойной ночи, — вдруг хрипло прошептал Рауль и попытался отстраниться от меня.

Не давая ему опомниться, а себе — подумать об эгоистичности своего поступка, я, вцепившись в плечи мужа руками, притянула его к себе и прижалась губами к его губам.

Мой поцелуй застал любимого врасплох. И поэтому его губы ответили на поцелуй раньше, чем мозг напомнил ему о необходимости отстраниться. О необходимости быть ответственным ради меня.

— Ди, не поступай так со мной! — мольба, не требование. — Я не могу… — голосом мученика, которого четвертуют прям в сию минуту, выдохнул Рауль. — Если с тобой что-нибудь случится по моей вине!

Он тяжело и надрывно дышал. На меня смотрели глаза, в которых, подобно молниям в штормовом небе, сверкала непоколебимая отчаянная решимость не поддаваться на мои провокации.

На несколько мгновений мне показалось, что меня словно бы выкинуло в открытый космос, но на сей раз холодный и неприветливый. Я знала причины, которые заставляют моего любимого сдерживаться. Знала и, тем не менее, всё равно чувствовала себя отвергнутой.

Что, впрочем, не убавило моей решимости продолжить прерванный целовательный процесс. Не убавило, потому что решимость мою подпитывало неосознанное внутреннее ощущение, что во время нашего с Раулем виртуального поцелуя в пограничной крепости что-то изменилось в наших с ним отношениях. Словно некая преграда, существовавшая до сих пор между нами, рухнула.

Я почувствовала это с поразительной ясностью, когда только что прильнула к уже настоящим губам мужа.

— Рауль, но ты уже меня поцеловал. И я в полном порядке, — попыталась я вразумить любимого. — И разве ты не почувствовал?

— Что ты в полном порядке? — оторопело уточнил любимый, но, к сожалению, очень несообразительный муж.

— Да, нет же! Ты должен был почувствовать, что всё по-другому! Что всё изменилось! Изменилось настолько, что тебе теперь можно меня целовать!

Я объясняла, а мой супруг, подтверждая диагноз туго соображающего, продолжал смотреть на меня столь недоуменно, что я даже заводиться начала. И отнюдь уже не от желания его поцеловать. А стукнуть, например. Хотя, поцеловать тоже по-прежнему очень хотелось.