— Но я же сказал, что я могу помочь!!! — ударил себя кулаком в грудь Чёрт Иванович. — И я могу! И хочу!

— Я прекрасно знаю, чего именно ты хочешь, бесовское ты отродье, — хмыкнула я. — И поэтому — давайте спать! — приказала я, зная, что черт не может ослушаться прямого приказа. И чёрт не ослушался: тут же взгромоздился на приготовленную для него в качестве места ночлега лавку и засопел, прихрюкивая.

Я задула лампаду и, пожелав Ушу, Ыше и Маркизе спокойной ночи, нырнула в постель под одеяло.

День был тяжелый, поэтому матрас и подушка показались мне невероятно-упоительно мягкими; я укуталась с головой и мгновенно провалилась в сон, к сожалению, не очень приятный.

Грезилось мне, что я и Маркиза каким-то образом оказались сидящими на изгибе молодого месяца. Однако беспокоило меня отнюдь не то, каким образом меня занесло в столь отдалённое место и даже не то, каким образом я планирую вернуться на грешную землю, а то, что меня совершенно не замечал, летевший мимо меня верхом на Черте Ивановиче, Рауль. А ведь я его и по имени звала, очень громко звала, и рукой ему махала, а он, увлеченный беседой с чертом, меня в упор не замечал.

Как вдруг мне стало совершенно не до него: — Ди-иииииии! Спаси-иииии! — истошно заверещала Маркиза.

— Хи-хи-хи-хи-хи-ииии! — мерзенько захихикал месяц. — Ой какая незадача!

— Да, конечно, сейчас, — кивнула я и протянула своей кошке черенок свой метлы, дабы та ухватилась за него.

Но тут вдруг из-под нижнего рога месяца показалась чья-то рука. И рука эта, оттолкнув уже протянутую к метле лапку моей кошки, ухватилась за её черенок сама. — Вместе навсегда! Только ты и я! — чарующе улыбнулся мне Сатана. И ровно в этот же момент лапки моей кошки окончательно ослабли и она с криком: — Ди-ииииииии спаси-ииииии! — полетела вниз.

— И-иииииизи! — закричала я и проснулась в холодном поту; кровь набатом стучала у меня в ушах. «Присниться же такое», — успокоилась я, нащупав рукой мягкую шерстку своей кошки, и с облегчением убедившись, что это был лишь дурной сон. Я ещё немного полежала, прислушиваясь к мерному урчанию спящей Маркизы, пока, наконец, не уснула снова, на сей раз без сновидений.

И, как это часто бывает едва я, кажется, сомкнула глаза, как меня уже разбудили. Разбудил ворчун, которого на это совершенно необходимое, но и столь же совершенно бессердечное дело подбили Уш и Ыш. И подбили они именно его, потому что он был единственным, кто не поддался бы ни на мои уговоры, ни на угрозы, и кого из всех прочих планетят им было не жалко, если бы я его случайно, в пылу негодования, развоплотила. Я ведь, если и хорошо-то ночью посплю, то не особо приветствую утренний подъём. А если плохо и к тому же мало, да ещё и когда меня будят с петухами, что абсурдно рано…

— Вон пшли несусмрикра, абсурвпрруг. Бррысь пракрта щчо моху спа-аааах сек-ууууух, — где-то таким образом объяснила я ворчуну, почему ему немедленно следовало оставить меня в покое.

Однако, несмотря на абсолютную железобетонность и обоснованность вышеприведенных аргументов (по мнению, находящейся в полудрёме, меня), ворчун ими не проникся.

— Диана, у вас нет больше ни секунды, иначе вы рискуете тем, что вас застанет курьер Его Адовства с приглашением явиться к нему, — невозмутимым тоном парировал назойливо-жестокосердный планетенок.

— Какокхм круръер, никобрум не ждупрруг! Прркручь дай поспаааах! — добавила я ещё парочку весомых, по моему мнению, аргументов, не теряя надежды убедить-таки назойливого ворчуна оставить меня в покое.

— Тот самый курьер Его Адовства, который уже на полдороге к нашей избушке! — известил меня ворчун, безжалостно и зверски отняв у меня всякую надежду на то, что мне удастся ещё хоть чуток поспать. Ведь, едва он в этот раз произнёс слова «курьер Его Адовства», я тут же вспомнила и о Рауле, который томится в плену, и об афере, для успеха которой мне необходимо было заручиться поддержкой Кощея до того, как я официально получу поддержку и от Сатаны тоже.

Посему я в срочном и, по большей части, насильственном порядке мобилизовала все части моего не желающего выходить из кататонического состояния тела, и решительно перешла из лежачего положения в сидячее.

— Ко-оооух-эээ, — то ли просипела, то ли прошипела я, сражаясь ни на жизнь, а на смерть с веками, упорно отказывающимися открываться.

— Бррысь пракрта щчо моху спа-аааах сек-ууууух! — хотя и не особо красноречиво, но весьма убедительно и более чем однозначно высказалась Маркиза, когда я случайно потревожила её сон, откидывая в сторону одеяло.

— Кофе уже готов! И не только кофе, но ещё и блинчики с малиновым сиропом! Всё как ты любишь, Дианочка! — отвратительно жизнерадостно сообщила мамушка, невыносимо звонко звеня подносом у меня над ухом. «Вот интересно и как это у неё получается радоваться в такую рань? — искренне изумилась я. — Не-э, — отрицательно замотала я головой. — Вероятней всего, она не радуется, а злорадствует, потому что знает, коварная, что ароматы, испускаемые малиновым сиропом и кофе её приготовления, и мёртвого поднимут!» — решила я, после того как всесторонне изучила вопрос и нашла возможность искренне радоваться в такую рань совершенно противоестественной.

Когда я, спотыкаясь, дотащилась до гостиной, там столь же мерзейнеше свежий и гнуснейше бодрый и счастливый, как и матушка, восседал на диванчике, попивая кофе кот Баюн.

Я пробурчала нечто вроде приветствия и поинтересовалась, бормоча себе под нос: — А тебя какие черти принесли в такую рань? И какого черта? И куда подевались мои мокасины?

— И тебе доброе утро! — хохотнул котяра. — Мамушка, а она, что, всегда так светла, резва и жизнерадостна по утрам?

Я всё ещё прибывала в состоянии, когда поднять-то подняли, а разбудить забыли, в связи с чем, я точно знала, что и губы мои и язык будут мне безмерно благодарны, если я избавлю их от необходимости лишний раз шевелиться. Поэтому я не только сделала вид, что не слышала нелицеприятного комментария Баюна, касательно моей особы, но и не стала повторно озвучивать вопросы, на которые я так и не получила ответа. Тем более, что мокасины и без чьих-либо подсказок нашлись.

— Не берусь сказать ни да, ни нет, — добродушно и одновременно дипломатично ответила мамушка с улыбкой, от которой на её круглых, розовых щечках появились ямочки. — За всё время, что мы живём с Дианочкой, это только второй раз, когда она встаёт с петухами. Так что о каких-либо закономерностях утверждать ещё рано.

Взяв в руки метлу, я буркнула: — Всё я полетела!

И, само собой разумеется, что я подразумевала сказанное в буквальном смысле.

— Куда полетела?! Ты что сдурела?! — поперхнулся Баюн кофе. — Тебя же агент Его Адовства обязательно заметит в воздухе и перехватит и приглашение от Его Адовства вручит. — Ничего себе заявочки! Полетела она! А я тут, что просто так сижу?! Кофейку типа зашёл с утреца похлебать, да себя показать?! Я, кстати, между прочим, ещё даже и не ложился! Потому как только собрался пойти прилечь, и тут мне мои агенты доложили, что Сатана к тебе гонца отправил. А ты… неблагодарная! Ладно, залазь! — возвестил кот-великан голосом великомученика. — Опять на мне верхом поедешь, и повезу я тебя в Кощеево государство не какими-нибудь тропами, а неведомыми да потайными.

Так как информация о местонахождении и протяженности неведомых троп является тайной за семью печатями, я не имею права её разглашать, поэтому я сообщу лишь о том, что к замку Кощея мы с Баюном прибыли где-то ближе к полудню.

Я, конечно, подозревала, что замок Его Бессмертия и Василисы Премудрой окажется защищенным самыми мудрёными средствами магической безопасности из самых мудрёных. Тем не менее, когда две громадные белокаменные статуи аспидов, которые изначально уютно свернувшись клубочком, возлежали себе спокойненько на массивных пьедесталах по обе стороны от кованных чугунных ворот, внезапно ожили и вперили в меня немигающий взгляд своих змеиных глаз, в мгновение ока, оказавшихся в опасной, не более чем полуметровой, близости от моих глаз — я была сражена просто на повал (в буквальном смысле).