Она делает его еще красивее. Благороднее. Он выглядит, как настоящий принц. Я не хочу думать о том, что, возможно, к следующему Рождеству не будет совместного портрета. Возможно, ему найдут принцессу ему под стать.

*

Праздники продолжаются, и, когда у нас с Генри нет настроения танцевать, мы стоим на помосте над залом и играем придуманную нами игру. Я называю имя придворного, а он честно говорит, что о нем думает. Прямо говорить то, о чем думаешь — это самая королевская привилегия из всех. Мне кажется, он сам не до конца понимает, насколько он свободен в этом. Ему не нужно подбирать слова.

Игра родилась, когда Генри заметил кое-что, что показалось ему забавным.

— Смотри, это так глупо! — сказал он, указывая пальцем в зал. — Шелтон таращится на моего отца, пока он пожирает взглядом Сеймур.

Я вынуждена согласиться, что моя подруга и правда выглядит жалкой. Мне грустно, что я ничем не могу ей помочь.

— Ты же знаешь про короля и Шелти? — интересуюсь я у Генри.

— Конечно, кто не знает.

— И что ты о ней думаешь?

— Что она дура.

Он сказал это так резко, что я вздрогнула. Генри показалось, что меня обидели его слова.

— Прости. Знаю, ты считаешь ее другом, но она…

Он хмурится.

— …только круглая дура будет прыгать в постель моего отца, — заканчивает он.

На моих губах замер вопрос, который я побоялась произнести вслух. «А как же твоя мать?». Вместо этого я спросила его мнение про Джейн.

— Ну, эта явно поумнее, раз еще не спала с ним.

— А как тебе ее брат?

— Который?

— Томас.

— Обыкновенный шут.

Я рада, что у нас совпали мысли на счет Сеймура.

— А второй, который Эдвард, — продолжает Генри. — Он самый умный из них. Самый опасный.

На второго брата Джейн, Эдварда Сеймура, я почти не обращала внимания. Он сливается с тенями в дворцовых коридорах, всё время над чем-то упорно трудится. Перешептывается с нужными людьми. Возможно, Генри прав, и он действительно опасен. Особенно сейчас, когда король увлекся его сестрой.

Я почти спросила, что Генри думает о несчастном влюбленном Клере, когда нас прерывал рев выдвигающихся скамей. В зал вбежал взмыленный человек, и король встал ему навстречу, а все остальные встали вслед за ним. Музыка стиха.

Посланник пытается отдышаться. Даже с помоста видно, что он весь в дорожной грязи и мокрых пятнах. Наконец его запыхавшийся голос доносит до всех нас весть, с который он приехал.

— Вдовствующая принцесса Уэльская отдала душу Господу этой ночью!

Эти слова чуть не сбивают меня с ног. Я сразу же вспоминаю о своей матери и представляю, в каком она сейчас отчаянии. Ее королева, ее Екатерина, которую король упорно именует вдовствующей принцессой Уэльской, всё-таки умерла. Оставила свою верную герцогиню.

Это так странно. Великое дело короля об аннулировании его первого брака началось, когда я была совсем ребенком. Мне казалось, что так всегда и было — где-то в глуши живет Екатерина, а здесь, в блеске двора — Анна и король, сражаются с упрямой испанкой за свою любовь.

А теперь Екатерины больше нет. Сражаться не с кем. Как бы кто не относился к Анне Болейн, но теперь в стране точно есть лишь одна королева — и это она.

Тишина длится еще несколько секунд, а потом король поднимает кубок над головой и оглушительно ревет:

— Мы свободны от любых поводов для войны!

Зал взрывается ликованием. Екатерина умерла, а значит у ее племянника-императора нет больше повода, чтобы вторгнуться к нам с войсками и защищать ее интересы мечом.

Смех и пьяные возгласы звучат с новой, не виданной ранее силой. Все делают вид, что празднуют мир. Но на самом деле они приветствуют смерть. До нас с Генри доносятся обрывки фраз.

— …умерла в одиночестве, как и хотела…

— …снова выпьем испанского!

— …надеюсь, ее дочь скоро последует за ней!

Последние слова прозвучали совсем близко. Перед моими глазами возник холодный образ леди Марии, стоящей на коленях в часовне Хэтфилда, и мне даже стало ее жаль. Она так сильно любила свою мать.

Я наблюдаю за реакцией Генри. Он тоже слышал, как кто-то пожелал смерти его старшей сестре. С его лица пропало веселье, брови нахмурены, а взгляд устремлен на ликующую толпу внизу.

Я делаю шаг и кладу руку ему на плечо. Он поворачивается и пытается выдавить улыбку, но я качаю головой. Со мной не нужно притворяться, что он тоже рад чьей-то смерти.

— Генри, — осторожно говорю я. Стараюсь, чтобы никто не услышал. — А что насчет Екатерины?

Он снова поворачивается к залу и делает глубокий вдох.

— Знаешь, — говорит он на выдохе. — У меня не было причин ее любить. Но не было причин и для этого.

Он указывает рукой вниз. Радостный Джордж Болейн мчится сквозь толпу к своей сестре и подхватывает ее на руки. Целует в щеку и кружит, прижимая лицо к ее груди. Анна запрокидывает голову наверх и звонко хохочет. Впервые за долгое время она выглядит по-настоящему счастливой.

На следующий день после вести о смерти Екатерины король с королевой закатывают роскошный пир. Они оба в желтом, нарочито ярком. Нарядные, блистательные и веселые, они сознательно игнорируют любые намеки на траур. Король гордо держит на руках малышку Элизабет и целует ее щеки, пока она радостно смеется.

Даже мне всё это кажется излишним. Противоестественным. Слишком откровенная радость чужой смерти.

Если Анну я еще могу понять хоть как-то, то король вызывает у меня отвращение. Какой бы не была Екатерина, но он прожил с ней двадцать лет, неужели за это время не было ничего хорошего? Говорят, в самом начале они были счастливы. Верили, что у них родится сын.

Весь январь продолжаются застолья, а на конец месяца запланирован грандиозный турнир, в котором король собирается лично принять участие.

Он и Анна снова выглядят влюбленными. Увлеченными друг другом, как раньше. Они держаться за руки, шепчут нежности друг другу и загадочно смеются. Это новый рассвет их любви.

Король больше не смотрит на Джейн Сеймур, и ее братья ходят угрюмые. Теперь они оба сливаются с тенями дворцовых коридоров.

Мне передают послание от матери, но это не письмо к дочери, которую она не видела уже несколько лет, а обличительная речь. Из этих строк сочится яд, который жжет мне пальцы. Она пишет, что Екатерину отравили по приказу Анны. Что прямо сейчас так же травят «принцессу» Марию. А потом то же самое королева сделает с Генри, и мне следует «позаботиться о своем ублюдке», если он мне дорог.

Я бросаю письмо в огонь сразу же после прочтения, жалея, что не сделала этого до. Никто не должен знать глубину измены моей матери. Она и так дочь изменника, и судьба ее отца ничему ее не научила.

А потом случается турнир. Король падает с лошади и теряет сознание. Я узнала об этом от отца, как и королева, когда он лично пришел в ее покои, чтобы обо всём ей сообщить.

— Лошадь упала на него сверху, и он только каким-то чудом не умер прямо под ней.

Анна схватилась за живот и вскрикнула от резкой боли.

Король хотел доказать нам, что он еще молод и силен, а разрастающаяся лысина на его затылке и полнеющий от дичи живот ничего не значат. Что он будет жить вечно, и в его силах зачать еще дюжину законных сыновей.

Но всё, что у него получилось доказать, это то, что он смертен. Как и все мы. Мы не должны думать об этом, потому что это тоже измена, но мы думаем. Нельзя говорить о смерти короля, но все только об этом и говорят. А кто-то даже надеется, что он не придет в сознание. Джордж Болейн и Болейн-старший многозначительно переглядываются, стоя у дверей короля и расспрашивая врачей о его здоровье.

«Он не Бог», — звучит в моей голове голос Маргарет, и я впервые понимаю, как сильно она была права. Англия видела столько королей, и все они исправно умирали — кто от болезни, кто от меча. Вот и наш король может умереть прямо здесь и сейчас, ведь он просто мужчина из плоти и крови. Мужчина, уверовавший в свое бессмертие.