Летом двор постоянно переезжает из замка в замок, чтобы король мог видеть лично, что происходит в стране и показаться подданным во всем своем величии. Сейчас мы в Гилфорде. До этого был Хэмптон-Корт, потом Мор, потом Чейни, потом Уокинг. Я начинаю терять счет времени. Одни покои и залы сливаются с другими, а мы только и заняты тем, что собираем и разбираем вещи.

Если это утомляет меня, то каково же королеве с ее неустанно растущим животом. Но меня успокаивает тот факт, что она всё еще вынашивает дитя, нашего принца. Слова отца о том, что беременность королевы протекает тяжело, уже почти перестали звучать в моей голове.

В Гилфорде королева ищет отдыха и тишины, а король большую часть времени проводит на охоте. Если бы не беременность, они обязательно охотились бы вместе — Анна тоже это любит.

Замок возвышается на самом высоком холме города, и из окна я вижу густые леса Суррея. Мне бы, наверное, хотелось здесь задержаться, даже несмотря на то, что комнаты тут скромные, а стены замка начали немного рассыпаться. Из-за этого часть двора на днях переберется в Саттон-хаус — величественное квадратное поместье семьи Фрэнсиса Уэстона.

Меня не трогают воспоминания о нашем поцелуе. Мы виделись в покоях королевы пару раз, и даже улыбались друг другу, но мне не хочется намерено искать с ним встреч. Он просто где-то существует, и мне от этого ни тепло, ни холодно.

— Генри забудет меня окончательно, — говорю я Шелти.

Вот что меня действительно заботит. Мы видимся так редко, что едва ли он помнит мое лицо. Зато он наверняка вспоминает о Мадж.

— Ничего, потом вспомнит, — отвечает подруга. — Ты его жена.

Шелти помолчала и добавила:

— К тому же, всегда к любовникам далеким прилив любви течет сильней.

— Мы не любовники.

— Не важно. Дай-ка свою книгу, я это запишу.

Со всеми этими переездами я иногда не могу найти свои вещи (как-то раз успела даже оплакать любимые зеленые рукава), но я всегда точно знаю, где моя книга. Я достаю ее маленького дорожного сундучка.

Она стала хранилищем наших посланий и мыслей — Шелти часто хочется зафиксировать то, что ей кажется важным, прямо как сейчас. Или поупражняться в поэзии. А для Маргарет и дяди Томаса книга стала единственным местом, где они могут говорить о своих чувствах не таясь.

Шелти встает, берет у меня книгу и щелкает пальцами, прося подать ей перо и чернила. Я понимаю, что на нее снизошло вдохновение, но всё же…

— Я не твоя служанка.

Она щурится и пристально смотрит на меня.

— Простите, Ваша Светлость.

Она отпирает ящик в столе намеренно громко, достает чернила и пишет фразу про любовников, которая ее задела. Я заглядываю к ней через плечо.

— А откуда это? Чосер? — я пытаюсь сгладить неловкость, которую создала своим замечанием.

— Секст Проперций.

— Ах, да, точно.

Я делаю вид, что вспомнила этого поэта, но вообще-то это не так. Не помню даже, читала ли я его. Но имя знакомое, наверняка Гарри мне о нем рассказывал. В детстве у нас с ним было любимое развлечение — дождаться позднего вечера, тайком от слуг засесть в одной из дальних комнат и обсуждать стихи, которые ему преподавали на уроках латыни и греческого. У меня стихов было не так много, ведь девочка должна делать упор на шитье и музыку, а уже остаток времени посвящать языкам. Я завидовала брату.

Шелти заканчивает свою запись и замирает.

— Любовники, — тихо говорит она. — Мэри, мне нужно тебе кое-что сказать, но я не знаю, имею ли я на это право.

— Что случилось?

— На самом деле это меня не касается, но немного все-таки касается.

— Я умею хранить тайны.

— Я знаю.

Шелти молчит. Я жду.

— В общем, — говорит она на выдохе. — У короля есть любовница.

Мои глаза округляются. Невозможно! Я в полном недоумении опускаюсь на край кровати и таращусь на Шелт.

Любовь Анны и короля казалась мне одним из столпов, на которых держится мир. Англия. Он порвал ради нее с Римом, изгнал Екатерину, объявил старшую дочь бастардом, какая тут может быть любовница?

Я вспоминаю растущий живот Анны. По утрам ее все еще тошнит, как и в самом начале беременности. Король не посещает ее комнаты, чтобы уберечь ребенка. Неужели этого достаточно, чтобы прилив любви иссяк так быстро?

— Кто она? — спрашиваю я.

— Вот это… — Шелти переводит взгляд на окно, потом снова на меня. — Это не моя тайна. Не могу сказать.

— Почему не можешь?

— Не могу и всё.

Меня кольнула ужасная догадка. Я вспоминаю, как король танцевал вольту с Шелти. Нет, только не она. Она не могла так поступить с королевой. И это же не ее тайна, так? Значит, это…

— Это Мадж?

Шелт сдавленно смотрит на меня и кивает.

— Мы должны рассказать королеве, — говорю я.

— Так, стоп! — восклицает Шелти. — Вот этого я и боялась! Что ты начнешь мстить!

— Это не месть, просто королева должна знать.

— Королева ее прикончит! Она же моя сестра!

— Королева узнает так или иначе, — говорю я. — И лучше, чтобы она узнала от нас, а не от кого-то, кто желает ей зла.

Шелти начинает расхаживать по комнате, как делает всегда, когда размышляет. В этот раз комната слишком мала для размаха ее мыслей. А я задаюсь вопросом, хотела бы я, что мне о таком рассказали. Чтобы Шелти рассказала мне, что Мадж спит с Генри, если бы это все-таки случилось.

— Придумала! — кричит Шелти. — Давай это сделаем не мы, а кто-то, кто Анне ближе. Уайетт, например.

— Томас? — удивляюсь я.

— Господи, нет конечно. Маргарет!

Маргарет Уайетт два года назад вышла замуж и стала леди Ли. Она сестра Томаса Уайетта и ближайшая подруга королевы. Смотрительница ее гардероба и практически ее вторая сестра.

— Да, неплохая идея, — заключаю я.

— Получится, что я тут не при чем. Расскажем Уайетт, а она пусть решает, говорить королеве или нет. Она сможет подгадать удачный момент.

— Если для такого может быть удачный момент.

Мы встаем и направляемся в покои моей венценосной кузины.

*

В комнатах Анны душно. Когда мы с Шелти заходим, кажется, что стены сузились и дышать стало еще труднее.

Снаружи тепло, но Анна все равно сидит поближе к камину и притопывает ногой в такт лютне Смитона, лениво ему улыбаясь. Пуркуа звонко тявкает и бегает вокруг серебряной колыбели, украшенной драгоценными камнями и розами Тюдоров. Этот подарок короля, должно быть, стоил как небольшой дворец.

— Дорогие кузины, рада вас видеть! — говорит Анна, когда мы приветствуем ее. — Смитон сегодня особенно хорош, не находите? Как бы мне сейчас хотелось станцевать!

Она мечтательно закрывает глаза и качает головой.

— А, впрочем, павана мне не повредит, — она снова смотрит на нас. — Мэри, потанцуй со мной.

Королева берет меня за руку, и мы начинаем плавные шаги. Когда мы сходимся, живот Анны упирается в меня. Меня приводит в восторг мысль, что сейчас я, в некотором роде, танцую с нашим будущим принцем. Будущим королем. Интересно, каким он будет правителем? Хватит ли у него мощи перевернуть мир с ног на голову, как это сделал его отец?

Я вижу, как Шелти подходит к Маргарет Уайетт-Ли и шепчет ей на ухо тайну, которую поведала мне. Та меняется в лице и коротко кивает.

Еще несколько медленных шагов, и я вижу, как Анна бледнеет. Улыбка сходит с ее лица, а ей на смену приходят грусть и разочарование. Она отпускает мою руку, чтобы погладить свой живот.

— Надеюсь, сынок, ты уже забрал достаточно моих сил, чтобы вырасти большим и сильным, — ласково говорит она.

Королева усаживается обратно в кресло, обитое малиновым бархатом, и зовет на колени Пуркуа.

— Продолжай без меня, — говорит Анна и делает взмах пальцами. — Потанцуй с Мэри.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду Шелти. Подруга подходит ко мне, чтобы продолжить танец. Мы плавно кружимся по комнате, шелестя юбками.

— Ты танцуешь лучше Генри, — шепчу я Шелти.

— Ты тоже хороша, — отвечает она. — Но до Гарри тебе далеко.