Отель «Монпарнас» оказался привлекательным трехэтажным строением. Уютный, довольно недорогой номер на втором этаже выходил окном в сад. Ни обстановка гостиницы, ни вид, открывавшийся из окон, не говорили Антону, что он в Азии: просто юг, хоть черноморский, хоть средиземноморский.

Ну-с, что делать дальше?.. Сначала — осмотреться. Воспользоваться тем, что никто не знает его и он никого не знает. Хотя не исключено, что за ним уже наблюдают. Как бы вел себя любой иной человек на его месте?.. Принял бы с дороги душ. Отдохнул. Хорошо пообедал. Расспросил портье о том-сем, затем наведался в банк: переведены ли на его имя сбережения из Парижа… Потом, конечно же, отдал бы дань экзотике — совершил прогулку в китайский город… Так он и поступит.

Когда Путко сдавал ключ от номера, старик портье предупредил: если гость пожелает выйти за пределы «международных кварталов», он должен спросить на контрольном пункте пароль: вечером без пароля в сеттльмент и на территорию концессии никого не впускают.

Гонконг-Шанхайский банк находился в международном сеттльменте, на набережной Банд.

Тихие немноголюдные улицы, затененные пышно разросшимися деревьями. Зеленые лужайки… Виллы… Пока ничто не напоминало о тех тревожных событиях, какие были связаны с самими понятиями: Китай, Шанхай… Неужто здесь сражался восставший пролетариат, здесь совершил свое кровавое злодеяние Чан Кайши?.. Путко восстанавливал в памяти разговоры с товарищами в управлении, с Блюхером. Невероятно… Хотя «международные кварталы», конечно же, остались в стороне от тех событий.

У моста через канал, отделяющий концессию от сеттльмента, — спирали колючей проволоки, мешки с песком, пулемет. По эту сторону — французские солдаты. По другую — индусы-сикхи в военной форме и малиновых тюрбанах на голове, любезный англичанин-офицер в тропическом шлеме и со стеком в руке. Паспорт. Въездная виза. Рука к шлему:

— Прошу, сэр!..

На Банде оживленно. Рикши. Автомобили. Толпа. Европейцы. Вооруженные патрули. Военные моряки. А вон в толпе и белогвардейский офицер при полном параде, с Георгиями и нашивками «Добрармии» на рукаве.

Небольшой парк, выходящий узорной оградой на набережную. У ворот эмалевая табличка: «Парк резервирован для иностранной колонии». Сие должно означать, как предупредили Антона, что вход местным жителям, то есть китайцам, запрещен. Тут же и другая табличка: «Не разрешается вводить собак».

Наконец бронзовые львы на постаментах, выступающих на тротуар по обе стороны парадных ступеней, как бы сопроводили к массивным высоким дверям с бронзовыми коваными ручками и латунной, начищенной до золотого блеска вывеской: «Гонконг-Шанхайский…» Львы присели на задние лапы: «Не беспокойтесь, сэр! Мы даже здесь охраняем ваше благополучие, сэр!..»

Прохладный зал. Тишина. Шелест бумаг и легкий стрекот счетных машинок за длинным прилавком, отгороженным от посетителей бронзовыми узорными решетками с прорезями окошек. Клерки в униформе, в элегантных белых смокингах с черными галстуками-бабочками.

Нового вкладчика, хоть он отнюдь не миллионер, принимает сам шеф, англичанин сэр Роберт Годен:

— Будьте любезны мою визитную карточку. Весьма рад… Желаю полного успеха!..

Денег немного. Жизнь в Шанхае, как Антон узнал от портье, резко вздорожала. Ну да ничего, на скромное существование хватит. Теперь он с чековой книжкой, есть и мелочь на карманные расходы… Отсюда — в китайский город…

Поздним вечером он добрался до «Монпарнаса», уже не чувствуя ног от усталости. Китайские кварталы ошеломили, оглушили его.

Только скинул пиджак, легкий стук в дверь — и женский голос, по-русски:

— К вам можно, сударь?

Он насторожился. Отворил дверь.

В полумраке коридора — миниатюрная женщина. Шляпка с вуалью.

— Пожалуйста.

Женщина переступила порог. Не огляделась — значит, здесь не впервые.

— Прошу садиться. — Он предложил стул. — Чем обязан?

Гостья сняла шляпку, тряхнула пышными темно-русыми волосами, рассыпав их по плечам. Миловидна. Круглое лицо, серые большие глаза. Курноса.

Она прислонила к стене зонтик, начала сдергивать перчатку, высвобождая один палец за другим и явно медля, предоставляя возможность оглядеть себя. С некоторой церемонностью протянула руку с длинными темно-красными ногтями:

— Софья. — Улыбнулась: — Вам, конечно же, скучно одному… Я могла бы скрасить ваше одиночество, сударь.

Сказала — не поведя бровью. На щеках румянец от румян. Лет ей восемнадцать — двадцать, не более… Хороши шуточки!.. Кто прислал: старик портье? «Сюрте женераль»? Белогвардейская контрразведка?.. Проститутка. Но, видно, из дорогих… Такой откровенности не было даже в Париже.

— Если вы, сударь, хотите заказать ужин в номер, нажмите кнопку, — она показала на щиток у его кровати.

Вот так оборот!.. Сейчас, чего доброго, начнет раздеваться. Как ему вести себя?.. Выступая в личине белого офицера, он и держаться должен соответственно. А белая эмиграция в Шанхае, насколько он знал, высокой нравственностью не отличается.

Он взял ее за подбородок и проговорил:

— Вы очень милы, Сонечка. Но я чертовски устал: многосуточное море, морская болезнь. — Он приложил пальцы к горлу. — И сегодня целый день на ногах… Сейчас я способен только на одно: замертво свалиться и спать… В другой раз, милая.

Женщина с обидой поджала губы.

Антон достал из портмоне несколько долларов:

— Поужинайте сегодня без меня. Когда я захочу вас увидеть, я скажу портье. Договорились?

Она недоуменно повела плечами. Деньги взяла. Потянулась за шляпкой и зонтиком:

— Спокойной ночи, сударь.

В ее голосе были и насмешка, и удивление. Удивлять своим поведением ему нельзя никого. Даже такого сорта девиц. Но, черт возьми, как вести себя впредь?..

Антон на два оборота запер дверь.

Во сне все фантастически перемешалось. Разинув бронзовые пасти, щерили на него клыки львы Гонконг-Шанхайского банка; острым каблуком била в голую спину рикши, подгоняя его, дама в коляске на Банде; лысая китаянка стирала белье прямо под ногами толпы на улице китайского города; играли дети со смешными разрезами на штанишках — спереди и сзади; драконы на вывесках лавок, фонарики, иероглифы… Почему-то среди всего этого хаоса — Ольга. Ее настороженные глаза…

Загрохотали орудия. Это он начал артподготовку своими батареями перед штурмом Турецкого вала. Сейчас!.. Сейчас Блюхер отдаст приказ!..

Вспышка, пробившаяся сквозь закрытые веки. Грохот над самой головой.

Он открыл глаза. Вскочил, оглушаемый канонадой, сотрясающей стены.

Бой? Почему?..

Услышал напористый шум воды. Подошел к окну.

Бушевала гроза. Невиданной силы. Сплошной каскад струй, прорезаемый огненными змеями молний и разрываемый разрядами грома. Никогда в жизни он не видывал такого небесного водопада. Казалось, взбунтовавшаяся стихия разнесет в кирпичи и этот дом, вздрагивающий под разрядами, и весь город.

Он отворил окно. Воздух как в бане. Антон подставил ладонь. Омыл лицо.

Первые его сутки…

Он снова с тоской подумал об Ольге. Как она там?.. Те ее слова, наполненные отчаянием: «Я больше так не могу…» Всегда такая сдержанная, а тут — вырвалось… Разрядом молнии… Боль. Крик души… Он понимает, как тяжело ей одной — все эти годы… Со своим одиночеством… С постоянной тревогой за него… Но единственное, что он мог сделать, — это попросить Павла Ивановича. Старик выслушал необычную просьбу молча. К чему приведет она?..

Тысячи небесных батарей вдребезги разбивали ночную темень.

На следующий день он отправился на явочную квартиру. Ближе к вечеру. Перед тем, с утра, прогуливаясь по городу, он осмотрел здание, где предстояла встреча.

На улицах — почти никаких следов ливня, только сметенные в кучи у тротуаров сбитые листья и обломанные ветки. Даже лужи и те быстро испарились под жарким солнцем.

На одной из центральных улиц французской концессии — авеню Фош он увидел представительное здание экспортно-импортной фирмы «Лотос». Здесь же находился и магазин. За витриной зеркального стекла — дорогие немецкие фотокамеры, бинокли; английские спортивные принадлежности; японские рыболовные снасти. Даже сверхмощный американский мотоцикл «Харлей-Давидсон»… Отдельный, искусно оформленный уголок витрины демонстрировал экспортируемые товары: китайские изделия из слоновой кости, лака и серебра, шелковые ткани, разнообразные упаковки чая.