«Нельзя же просто бросить ее здесь… — Орфин помассировал веки. Глазницы ощущались неправильной формы под пальцами. — Но каков твой план? Ты даже не знаешь, где ее искать. Не говоря уж о том, заслуживает ли она спасения… Грубая, жестокая, недалекая — что тебе вообще нравится в ней?»

Вдруг он заметил движение в Пурге — приближалась лодка. Она шла ниже уровня острова и остановилась метрах в трех под ним у самого края, где стоял Орфин. Это был продолговатый плот с невысоким бортом, размером не больше кровати. Они с Тохой махнули друг другу. Кочевник сидел по центру лодки и флегматично возился с ножом.

— Ну? — позвал он. — Чего ждешь, Мангуст?

Пожалуй, новое прозвище Орфину нравилось.

— Я… мне нужно закончить еще одну вещь.

— Что ты опять удумал?

— Извини… просто подожди меня тут немного. Пожалуйста. И… можешь подкинуть нож? Или гранату?

Тоха возмущенно уставился на него.

— А ну, быстро полезай в лодку! — велел он яростным шепотом.

— Ладно-ладно, понял. Просто… дай мне немного времени, прошу!

И, не дожидаясь ответа, он бросился обратно к зданию Приюта. Если Тис где-то здесь, то скорее всего в подвале. Правда, ключ от него у Геласия… Что ж, вот и повод поквитаться.

Он вкрадчиво ступил на мост и стал подниматься по его пологим ступеням. Искаженные каменные лица слепо глядели на него с обеих сторон. Геласий не двигался.

Орфин припомнил, куда исповедарь убирал ключ в тот раз — в правый карман. Сейчас казалось, что никаких карманов в церковной одежде нет в помине, лишь глубокие черные складки. Ну ничего. Шаг, еще шаг.

Когда между ними оставалась пара метров, Орфина окатило тревогой. Одежда ведь являлась по сути частью тела призрака. Можно ли вообще что-то выкрасть из чужого кармана? Не говоря уж о том, чтоб обобрать ловчего…

Эта мысль отвлекла его, и он ступил слишком громко. Геласий обернулся. Орфин едва не подпрыгнул на месте. Старый священник выглядел таким же безжалостным, как прежде. Но теперь на его худом лице под капюшоном читалась также удрученность. А при виде чужака к ней добавилась еще и нотка брезгливости.

— А, ты… — буркнул он и поджал губы. — Уже помог нашему пастору?

Орфин мысленно сосчитал до трех и покрепче натянул воображаемую маску. С каждым разом притворяться было всё проще.

— Вы очень враждебно на меня смотрите, — усмехнулся он. — Хотя, кажется, я не успел вам насолить. Единственное, что вам обо мне известно — это каста. Зрячий, или страстогляд по-вашему. Рискну предположить, что вы недолюбливаете всю мою братию. Это так?

— Меня не волнует твоя каста, кочевник. Только дела церкви. Так ты закончил свою работу?

Орфину совсем не нравился тон, с которым Геласий повторял этот вопрос.

— Боюсь, что еще нет. Хотя, знаете, я даже рад здесь задержаться. Я попал сюда по принуждению, но стоило увидеть это великолепие… — шаг вперед. — Что в Пурге, что по ту сторону, — он прижал ладонь к центру груди. — Заставляет трепетать. Единственное, что омрачает это святое место — ваша постная мина, простите за прямоту.

— Ты даже не представляешь, кто я, да, кочевник?

Голос Геласия почти слился со завыванием пурги. В его взгляде читалась ледяная ненависть, несоразмерная этой ситуации. Вряд ли он был чистым мизантропом… Наверное, его и впрямь бесили зрячие. Но почему?

Орфин прищурился.

— Стойте-ка. Ведь мы уже виделись, — вкрадчиво сказал он. — Но ты не помнишь меня. Еще бы. Столько ненависти…

Геласий почти не изменился в лице, лишь чуть нахмурил седые брови. И всё же Орфину показалось, что он попался на крючок.

Он подступил еще ближе и понизил голос:

— Меня забавляет, что в этой жизни ты священник. Кто бы подумал, а? Хах… — он сочинял на ходу, упиваясь собственным блефом. — Я знаю, почему ты так ненавидишь зрячих. Так упиваешься болью. Но скоро эта лавочка прикроется, и ты отлично это знаешь, не так ли? Зрячие слишком полезны, и твой хозяин больше не может обходиться без наших услуг. А значит, и тебе придется примириться с тем, что рядом всегда есть кто-то, способный видеть за пределами этого унылого серого мирка. Ты так цепляешься за чужую боль, за этот симулякр насыщения и жизни — еще бы! Столько лет заперт здесь, ни разу не видел ни обрывка настоящей жизни. А они же прямо здесь, где ты стоишь, — он махнул рукой вокруг. — Кричат и извиваются. Беспечно упиваются собой и друг другом. А чем довольствуешься ты? Я мог бы показать их тебе, провести…

— Это ересь! — хрипло выкрикнул священник. — Ты… мерзкое отродье!..

Но он не нападал, и его глаза лихорадочно блестели.

Орфин сделал последний шаг вперед.

— Никто не узнает.

Он плавно протянул к ловчему руку. И когда пальцы коснулись черной ткани, последовал холод, но не боль.

Дальнейшее произошло будто само собой. Как течение воды, которое вскипает брызгами на камне.

Орфин ушел ладонью глубоко в шершавые складки, одновременно схватив другой рукой костлявое плечо Геласия. Как только ключ скользнул ему в руку, он резко толкнул старика, и тот перевалился через перила. В последний момент Орфина прошибло парализующей болью — ловчий успел-таки вцепиться в кусок памяти и вырвать его, словно зверь, который пытался ухватиться зубами. Пары секунд этой боли хватило, чтоб Орфин сам едва не ухнул в пучину пурги. Он отчаянно махнул рукой и чудом уцепился за что-то на рельефе перил. Удержался и выкарабкался обратно. Оказалось, его пальцы угодили прямиком в распахнутый рот одного из каменных лиц.

А затем он заметил стремительно тающую внизу черную фигуру, и вся Пурга застыла в одном мгновении. Ничто не смело пошелохнуться, и всё же вихри продолжали вращаться, а падающий человек уменьшался с каждой секундой, пока наконец не исчез в сером мареве. Разум Орфина просто не поспевал за этим, за прежней неизменной скоростью мира. Он остекленел, как и его взгляд, устремленный вниз. Время мчалось мимо.

Что сейчас произошло? «У тебя шок. И сейчас не лучший момент для него».

Орфин заставил себя опустить веки. Его била дрожь, мнема гудела в жилах, горячая, как кровь после забега. Он вспомнил, фрагмент за фрагментом, зачем вообще ввязался в эту авантюру. Ощутил тяжесть ключа в пальцах. Нужно было спешить в подвал. Но он не мог сойти с места.

Это было… убийство? Слово эхом отдавалось в мыслях. «Нет, нет, нет… Он прикончил бы меня иначе. Это был единственный выход. Я сделал то, что было необходимо! И это было… убийство?.. Да можно ли вообще убить призрака?! О, ты отлично знаешь… Прекрати! Он был чудовищем! А ты? Хватит, пожалуйста, хватит! — он крепче сжал в кулаке ключ. — Я должен идти».

«Пусть крики и стоны радуют горний Олимп»

Он сам не понял, как добрался до подвала. Ноги помнили путь, а посеянный в Приюте хаос позволял остаться незамеченным. Краем уха он слышал разговоры пробудившихся прихожан. Не все были рады, что снова ясно мыслят, и Орфина злило это, но сейчас были заботы и поважней.

Он спустился к двери, увитой золотыми трубами, и содрогнулся от воспоминаний.

Вставил ключ в замок, повернул. Тяжелая дверь медленно отворилась. Изнутри, как поток сжатой жидкости, вырвался хриплый искореженный беспрерывный крик, неестественный, как закольцованная запись. Звенящий, как вибрирующая игла в горле. Один голос рыдал и стонал на сотню ладов.

В центре золотой темницы колебалось вопящее облако красно-серых помех. Оно напоминало змеиный клубок из пыли и плоти. На мгновение части этого чудовищного сгустка складывались во фрагменты туловища или внутренности, но тут же снова распадались пургой. Орфин отпрянул. Ему сдавило горло от этого зрелища, ужас и отвращение отозвались почти болью. Он замер в дверях, силясь сдвинуться с места.

Этот чудовищный вид протрезвил его и мигом расставил мысли и приоритеты по местам. Мир стал похож на шахматную доску, где ясны стороны и цель, но совершенно непонятно, как к ней идти, и кажется, что нет шансов на победу.