— Всё очень просто, — в который раз объяснила Асфодель. — Опусти руки в колодец и загляни за завесу.

Звучало и впрямь просто. Орфин опасливо коснулся жидкости — ничего особенного. Если не направлять взгляд внутрь, она ему не навредит.

— И что будет дальше? — спросил он, оборачиваясь к хозяйке и слегка прислоняясь к борту колодца, изображая беспечную позу. Отчасти он просто тянул время.

Асфодель приподняла ладонь, и лозы нервов сформировали затейливую скамью, на которую она опустилась.

— Ты узришь Элизиум, — улыбнулась она. — Он прекрасен, совсем не то, что этот печальный удел. Там ты обратишь голос к моим братьям и сестрам. Передай им: «Сестра Асфодель преуспела». Я буду рядом, не переживай. Я подскажу, что делать дальше.

От заботы в ее голосе хотелось удушиться, а лучше придушить ее саму.

— А в итоге что? Хочешь отправить к этим «братьям и сестрам» всех теней, которых сделала древами?

Она кивнула.

— Да. Там, в садах, они станут теми цветами, которыми заслуживают быть; получат уход и заботу.

Он потер лоб.

— И сама ты тоже вернешься в сады?

— О нет, мое призвание здесь еще не исчерпано. Конечно же, я останусь. В Пурге неизменно появляются новые тени, которым нужна моя помощь. И поэтому вторая моя просьба к садовникам — передать удобрения: гелиосы и иглы вечных сосен. Ладно, — добавила Асфодель более низким и строгим тембром. — Приступай.

Орфин лишний раз обвел взглядом Чертоги.

Что-то шевельнулось в нём после ее речи. Тревога и болезненная надежда: вдруг она всё-таки говорит правду? Поверить ей было бы приятно, даже утешительно. Все, как-никак, хотят быть на стороне «хороших парней». И всё же он не спешил следовать приказу.

— Знаешь, скоро сюда прилетит Тисифона, — сказал он.

— Вот как? Она смогла прирастить крылья?

— Нет, но у нее другой транспорт.

— Ладно, я велю Миносу быть настороже. Хотя не думаю, что нам стоит беспокоиться из-за девочки. Она ведь больше не фамильяр.

Асфодель смотрела выжидающе.

— Я просто подумал… Может, стоит дождаться ее, чтоб тоже отправить в сады? Ты ведь говорила…

Эта идея возникла спонтанно, практически сама сорвалась с губ. Орфин мог лишь гадать, станет ли это наказанием для гарпии или благом. Но он точно знал, что превращение в корягу причинит ей страдания.

Асфодель смерила его испытующим взглядом.

— Мы не можем ждать каждую тень.

— Всего одну.

— Что ж, пусть поторопится.

***

Мотылек и впрямь прилетел. И теперь… Орфин просто хотел отыграться. Получить немного справедливости и торжества, прежде чем Асфодель перемелет его в порошок, слепит заново и перемелет снова.

Бывшая гарпия пыталась убежать по коридору, а он шагал следом, наблюдая, как постепенно отказывают ее ноги, обращаясь в коряги. Древо, которым она становилась — сплошь нервы, мышцы и кровь. Мягкое, влажное, насыщенно-алое. Оно вьюном тянулось поверх других коряг, словно даже в этой форме Тисифона была паразитом.

Когда от девушки остались лишь горько-карие глаза, медленно тонущие в кровавом месиве, он погрузил руку внутрь нее и медленно сжал пальцы в кулак, преодолевая сопротивление плоти. На ощупь она напоминала густое тесто. Закрыл глаза — все восемь по очереди — и провалился в недра ее памяти.

«Глухой к мольбам и к воплям безразличный »

Вокруг скучные белые стены советского ЗАГСа, с безвкусными вензелями под потолком. У регистрационного стола стоит девушка, из чьих глаз Орфин смотрит на происходящее и чьи чувства для него как на ладони.

В первый миг его, как прежде, обдало этими горячими, интимно-личными эмоциями, но он легко сбросил их и стал сторонним наблюдателем.

Рита чувствовала себя загнанным зверем. Комната словно сжималась вокруг нее, и чертовски хотелось сбежать, но вместо этого она лишь дерганно поправляла декольте. Шею натирало кружевное ожерелье-чокер, которое она успела уже возненавидеть. Казалось, выбрав это украшение, она сама задушила свою волю.

Кольцо на пальце, подпись на бумаге. От нервов сужается угол обзора — кажется, что эти документы просто зависли в воздухе.

Следующие часы несутся чередой поднятых тостов и выпитых бокалов — точно гонка на опьянение.

Рита сделала большой глоток шампанского и уставилась на одного из гостей — молодого брюнета в серой жилетке.

— Теперь ты доволен, да? — спросила она с вызовом.

Новоиспеченный муж Риты держал ее под руку и неуверенно пытался тянуть в сторону, но она упрямо стояла на месте, вперив взгляд в гостя. Тот был до неприличия трезв.

— Конечно я доволен, — мягко улыбнулся он. — Вы — прекрасная пара, и я уверен, что для вас обоих сейчас начинается новый, гораздо более светлый период жизни. Ты переживаешь, это понятно. Но всё будет хорошо.

— А, я еще «спасибо» скажу, да?

Он нахмурился в притворном недоумении.

— Мы можем обсудить всё это на следующем сеансе, Рита. Сегодня твое внимание нужно твоему мужу.

Орфин остался в недоумении от этой сцены.

— Хочешь сказать, твое самое страшное воспоминание — это свадьба? — он от души засмеялся. — «Какой кошмар, мое платье не того белого оттенка!»

«Плевать мне было на платье…» — раздался мысленный ответ.

Одновременно с ним одна из стен зала подернулась мерцающей кровавой пленкой — мембраной, через которую Орфин мог шагнуть в другое, связанное, воспоминание.

— Н-да, я вижу, особенно к концу вечеринки, — хмыкнул он, заострив внимание на пятне от красного вина на груди.

Он подошел к мембране и коснулся упругой пружинистой поверхности. Пока что ее было не преодолеть. Он задумался, подбирая слова побольнее.

— Какая банальность. Как все бабы, мечтала, что свадьба станет твоим самым счастливым днем, да? Но сказки кончились. Нет бы радоваться тому, что имеешь!

Он чутьем услышал нераздавшийся задушенный всхлип, и кровавая пленка впереди натянулась и застыла, обратившись в тончайший лед. Легким ударом ладони Орфин разбил ее и шагнул в соседнюю клетку. Через секунду мембрана за спиной снова размягчилась и срослась, как ни в чем не бывало.

Веранда вечернего кафе, прохлада, переливчатый шум людских разговоров. Рита сидит за столиком с краю. Она пришла чуть раньше назначенного времени. Взгляд мечется: она сравнивает свое чёрное вечернее платье и туфли на шпильках с повседневной неброско-стильной одеждой окружающих и сжимает зубы. Даже спустя год жизни в Москве чувствует себя провинциалкой. Никто так не вырядился, она единственная на каблуках, как дура. Неделю назад Андрей назначил эту встречу, тем самым вынудив ее сдать билеты.

Звонок матери.

— Да, да, извини, я не приеду. Планы поменялись. Всё у меня налаживается, ясно! Никаких проблем, мам. Я отлично справляюсь, — она повесила трубку и еще раз взволнованно огляделась по сторонам.

Она не какая-то чувствительная барышня. Не станет сейчас заламывать руки, терзаясь, придет он или передумает. Не станет поминутно проверять телефон.

Но это было сильнее нее. И она заламывала руки и проверяла телефон, проклиная собственную слабость.

Наконец она увидела, как Андрей выворачивает из-за угла, и едва не подскочила из-за стола. Проклятье! Она отвернулась, потом снова нашла его взглядом и помахала рукой. Он ответил сдержанным, но приветливым жестом.

Он был чертовски хорош собой. И когда Рита позволяла себе расслабиться и помечтать, ей было так сладко уноситься в фантазии об их прикосновениях, игривых шутках или даже об уютной квартирке, где они могли бы жить вместе. Она одергивала себя и злилась на эти мысли, потому что они противоречили ее цели и приносили одну только боль. Ей нужен был совсем другой мужчина, состоятельный и глуповатый, который бы влюбился в нее и стал фундаментом, на котором она сможет построить будущее. Какой-нибудь менеджер со стабильным доходом, предсказуемой карьерой и без особых амбиций. Андрей всякий раз словно щелкал ее по носу, когда она пыталась низвести его до этой роли. Ей никогда не провести такого афериста, как он.