— Почему я должен верить в ваши благие намерения после того, что видел? — спросил он хмуро. — Это было похоже на что угодно, но только не на райские сады! Докажите, что ваш Элизиум вообще существует!

— Доказать?.. Завтра ты собственными глазами в этом убедишься.

— Так не пойдет.

— Ты становишься неблагодарным. Я даю тебе мнему, прощаю нападение на сад — а ты устраиваешь сцены? Мне казалось, мы договорились.

Орфин стиснул зубы и опустил взгляд. У нее на руках все козыри: благополучие Тис и живых, подсевших на эфиниол, мнема, которой его здесь кормили. Он и впрямь не в том положении, чтоб чего-либо требовать.

— Простите, — сказал он сдавленно. — Этот мираж… он правда был слишком тяжелый. Я… я в ужасе, Асфодель, — он сглотнул и поднял на нее взгляд. — Я хочу вам верить, правда, но всё, что я вижу вокруг — это кровь и боль. Если у вас есть хоть что-то светлое из Элизиума — пожалуйста, дайте мне это увидеть. Я боюсь, что иначе просто не смогу еще раз… войти в мираж.

Асфодель изучала его, плотно сжав губы.

— Что ж, я принесу то, о чем просишь. Но знай: лицезреть цвет Садов — большая честь и искушение. Не разочаруй меня.

С этими словами она шагнула к стене из лоз и рассеялась белым дымом. У Орфина вырвался прерывистый выдох. Он переключился на Бытое и проводил взглядом ее худую фигуру. Она покинула внутренний двор, скрывшись за железной дверью, но он слышал шаги по лестнице, гулко разносившиеся по пустому дому. Этажом ниже, в подвале, скрипнули петли, и надолго воцарилась тишина.

Вдруг через завесу до него донесся шелестящий голос, и Орфин вернулся в Пургу.

— Хватит выкрутасов, зрячий. Делай, что велят, — бросил Никтос холодно и бесстрастно. — У тебя достойные шансы.

Орфин уставился на него, но призрак выглядел совершенно непроницаемо.

— Шансы на что?

Никтос молчал. Орфин вглядывался в зеркальную маску, но видел только десяток своих искаженных отражений.

— Что со мной станет от этого ритуала? — молчание. Орфин вздохнул.

Вскоре Асфодель вернулась, бережно неся в руках лоскуток света. Орфин сам не знал, что ожидал увидеть, но этот огонек его поразил. Когда садовница приблизилась, он смог рассмотреть в ее пальцах маленький флакон вроде аптекарского, из тонкого стекла, внутри которого сияла причудливая форма. Она постоянно менялась, как танцующее пламя, и в каждый момент напоминала новую часть растения: кленовый лист, бутон, гроздь ягод. Он тихо ахнул, завороженный этим танцем света.

— Это гелиос, — объявила Асфодель, — родом из садов Элизиума. Олицетворение мечты. Здесь, в Пурге, мне не удаётся вырастить ничего подобного, но там всё в цвету.

Орфин протянул руку, чтоб взять флакон, но Асфодель придержала его у себя.

— Мой запас весьма скромен, — сказала она. — А это важное удобрение для садов, — она помолчала, позволив ему с расстояния любоваться. — Теперь ты веришь, Орфин? Понимаешь, как важно то, что я делаю? Тени не должны прозябать в Пурге, в этом жалком и печальном уделе. С твоей помощью они смогут отправиться в Элизиум и цвести вечно.

Орфин заставил себя оторвать взгляд от гелиоса. Перед глазами осталось мерцающее черное пятно с фиолетовой каймой. Он потер веки, пытаясь избавиться от него. Постепенно чернота проходила.

— Хорошо, Асфодель. Я всё сделаю. Просто дай мне немного передохнуть.

Хозяйка Чертогов благосклонно кивнула. Она потянула гелиос к себе, и Орфин чуть не качнулся вслед за ним.

— Может… я возьму его? Чтоб потренироваться, как с древом.

Асфодель снисходительно улыбнулась.

— Похвальное рвение, но нет. Я верю в твое благоразумие, Орфин, но все же ты — лишь тень, и подвержен соблазнам. А гелиос слишком ценен, — она покачала головой, пряча цветок в облачной ткани одежд. — Отдыхай и набирайся сил. Завтра ты узришь нечто стократ прекраснее.

Он вымученно кивнул. Асфодель снова рассеялась, но Орфин спросил ее вдогонку, нырнув в Бытое:

— Так вы простите Тис?

— Ее кара прервана, да, — неохотно подтвердила Асфодель.

«Зримо ей всё, что незримо питается мыслями злыми»

Сияние гелиоса и ужас, пережитый в наваждении, боролись друг с другом в памяти Орфина. Может, Асфодель и впрямь способна помочь призракам. А может, это нелепая сказка, призванная запудрить мозги, и она погубит и его, и других. То же можно было сказать и про Тис: пытается ли она снова стать собой, или это лишь игра, и гарпия — всё тот же безжалостный хищник?

Истина ускользала. У него было слишком мало достоверной информации, чтоб взвешенно выбрать сторону. Словно проглотив горькую пилюлю, Орфин наконец понял, что верить в Пурге нельзя никому. Здесь нет друзей — только временные союзники. Нет правды — только секреты, которыми нужно правильно распорядиться. Оставалось принять волевое решения и смириться с его последствиями. Казалось, он убил что-то внутри себя, когда выбрал, что делать. Но этот циничный холод соседствовал с отчаянной пылкой надеждой.

Терзаясь этими мыслями, он обошел Чертоги вдоль и поперек в поисках гарпии, но не нашел ни перышка. Ее клетка тоже пустовала. Время до новой встречи с Асфоделью таяло, и, кажется, каждый нерв и мускул Чертогов знал об этом — стены возбуждено шевелились. Угодья белой ведьмы готовились к ее ритуалу.

Орфин отыскал Тис на крыше. Девушка устроилась в ложбинке между коряг, покачивая бутылкой и бессмысленно глядя поверх островов. Никаких следов наказания. Разве что кожа приобрела легкий мраморный узор — серо-красную сеточку вен.

— Ты в порядке?

Тис неохотно кивнула и безмолвно предложила ему бутылку. Орфин медленно покачал головой.

— Зря ты не сказала, из чего их делают.

— Серьезно? Ты не знал? Ну, ты же не вегетарианец, — она по-прежнему протягивала мнемотик.

— Я никогда больше это не буду, — категорично заявил он.

Тис наконец посмотрела на него и сухо рассмеялась.

— Какой принципиальный.

— Да что за скрытый каннибализм!

— Обычная природа. Сильные жрут слабых — слыхал?

— Да только мы же люди, а не звери!

Гарпия многозначительно вскинула бровь, отвела руку в сторону, и та, начиная с пальцев, медленно обратилась в крыло. Встряхнув им, Тис вернула человеческую форму.

— Если тебя это так беспокоит, то вот держи факт: мнемотики втрое насыщенней, чем сырая работа ловчего — и значит, продлевают коду.

— Как это понимать?

— Мнема, которую перегнали в мнемотик, даёт втрое больше жизненных сил. Не брезгуй.

Орфин снова покачал головой. Гарпия пожала плечами и сама сделала пару больших глотков. Ветер шумел и понемногу нарастал. Стоять возле шпиля было неудобно, и Орфин осторожно сел, оперевшись на него спиной.

— Прости, что втянул тебя, — выдавил он.

— Сама дура, — резко ответила Тис. Затем добавила тише: — Знаешь, что забавно? Теперь она приказала дружить с тобой. Так что даже наши милые посиделки теперь будут по приказу, частью моей службы.

Она фальшиво улыбалась, глаза были сухими, но в них стояла боль. Это кольнуло Орфина, как иголкой. Выходит, их встречи вправду были чем-то очень личным для нее.

— Я хотел как лучше, — пробормотал он. Извиниться? Нет, в том, как извратили его просьбу, он не виноват. — Асфодель совсем не понимает людей, да?

— Я не человек.

— О, Тис, прекрати. Ты ещё какой человек. Ну, — он ободряюще тронул ее за руку. — Не обязательно же во всем ей перечить. Это ведь тоже не свобода.

Он поднял взгляд к ее лицу и с изумлением заметил навернувшуюся на ресницах слезу.

— Я уже не помню, что это такое, — горько прошептала она. — Я была когда-нибудь свободной?..

— Конечно. И снова будешь, Тис, обязательно.

Тис шмыгнула и гневно смахнула покатившуюся слезу.

— Да что ты со мной делаешь, — буркнула она. — Прекрати! Из-за тебя я становлюсь слабой. Хватит! Не смей меня утешать!

Вопреки ее гневу, он был глубоко этим тронут и только крепче сжал ее руку.