Когда Рита вышла — в плотных сиреневых колготках, мини-юбке и открытой майке — Орфин заставил себя оторвать взгляд от ее бедер и заметил синяки и кровь на руках.

— Что произошло?

— Говорю же, поссорились.

Пару секунд застенчиво постояв в коридоре, она зашла в гостиную. Орфин включил более яркий свет, твердо взял ее за кисть и повернул руку так, чтоб осмотреть повреждения. Костяшки кулака разбиты, ниже локтя содран большой лоскут кожи, словно рукой тормозили о шершавую стену или асфальт. Должно быть, очень больно, но Рита ни разу не поморщилась. Он отодвинул кудри, чтоб рассмотреть ссадины на лице. К его удивлению, девушка не возражала. Он почувствовал волнующее дуновение ее дыхания и отстранился.

— Какой вердикт, доктор? — спросила она игриво.

— Лучше всё это обработать. Я посмотрю, что есть в аптечке.

— Я не могу позволить себе такого элитного доктора, ты же знаешь.

— Прекрати.

Он принес ватные диски, флакон с антисептиком и аккуратно промокнул ее ранки.

— Так что же вы не поделили? — задал вопрос между делом.

Рита сидела, плотно сжав губы.

— Щиплет?

— Немного. Нормально. М… Она застукала, что я держу котенка.

Не то чтобы Орфин удивился: это звучало вполне в духе Риты. Но ему были любопытны подробности, и он стал расспрашивать.

— Он уже месяц у меня жил, — Рита самодовольно ухмыльнулась, — а она только сейчас прочухала. Тогда были заморозки, помнишь, в конце марта? Он сидел совсем один, мерз и мяукал. Что мне было делать? Там его оставить? Он совсем ручной.

— А сейчас котенок где?

— Cбежал… Эта сука так разоралась — напугала его до усрачки, он весь заметался, бедный, и свалил. Я два часа его искала там, по дворам. Никого, — она покачала головой.

— Коты живучие. Он будет в порядке.

— Я завтра снова его поищу.

Закончив с антисептиком, Орфин критически осмотрел ее руки.

— Может, отвезти тебя в травмпункт? Пусть сделают рентген — убедимся, что все кости целы.

— Да целы, не кипишуй. На мне тоже, как на кошке, заживает, — девушка ухмыльнулась и закусила губу.

Между их лицами едва уместилась бы длина ладони. Они сидели рядышком на теплом диване, совсем одни, за окном шумел ливень, и каждая секунда немого ожидания распаляла глубинный огонь.

Ее вызывающий наряд, долгие взгляды, румянец и сотня скрытых от разума нюансов в движениях и голосе — словом, всё говорило Орфину: «Возьми ее! Она сама этого хочет!»

Черт, его влекло к этой женщине с первой минуты, как он ее увидел полгода назад. И сейчас, возможно, настойчивее, чем когда-либо.

Профессиональная этика? В эту минуту он готов был без раздумий отбросить все глупые условности. Вот только… Меньше всего хотелось, чтоб она сочла поцелуй намеком на то, что гостеприимство не задаром. Им обоим потом никогда не отделаться от этого подтекста, этих подозрений. Орфин всегда будет спрашивать себя: «Вдруг она согласилась только ради ночлега?» И презирать себя.

Поэтому он заставил себя отвернуться, встать. Налил себе холодной воды.

— Можешь оставаться, сколько потребуется, — сказал он, не глядя на гостью. — Пока не найдешь подходящее жилье. И котенка того можешь принести, если найдешь, — добавил, не успев подумать, в приступе великодушия.

… После смерти Риты тот кот, Буран, так и остался жить у него. Настоящий серый демон. Может, с Ритой он и был «ручным»‎, но Орфина всегда дичился и кошмарил своими выходками, словно помнил хозяйку и мстил.

Он ненавидел сидеть взаперти. Стоило хоть на день перекрыть путь на улицу, и кот превращал квартиру в бедлам. Потому даже в феврале приходилось оставлять окно приоткрытым, и на подоконнике надувало сугробы.

«Песни манящие сводят с ума »

Он лежал на холодном асфальте, и снежные хлопья, как пепел, опускались на лицо. Небо расплескалось серой акварелью. Безмятежная тишина зимней ночи.

Орфин медленно моргнул. Веки двигались тяжело, как после глубокого сна. Никакой боли. Может, из-за шока?

Поднявшись, он всмотрелся в пургу. Странно, что в таком снегопаде не нарастали сугробы. Едва коснувшись земли, снег снова взлетал и продолжал беспорядочно кружить по воздуху. Орфин поймал на ладонь несколько снежинок, но они не растаяли. Ни блеска, ни шестигранного узора. Больше похоже на пепел. Или просто лоскуты густого светло-серого дыма…

Сцена аварии едва проглядывала сквозь метель. Его несчастный ниссан, когда-то модный, а теперь искореженный, одиноко застыл поперек трассы. Фургон, сбивший его, бесследно умчал прочь.

Вспомнился скрежет металла — так резко и ярко, словно грузовик снова шел на таран. Запоздалое эхо резануло по ушам.

Чуть пошатываясь, Орфин подошел к машине. Левый бок всмятку, передняя дверца торчит, как сломанное крыло жука. В паутине белых разломов застыли кровь и волосы.

Внутри салона сквозь темноту проступали контуры передней панели, дальше виднелся руль и какая-то бесформенная масса над ними. Подушка безопасности?

Его охватило тревожное предчувствие, даже предзнание. Он продолжал вглядываться во тьму салона, пока не распознал под рулем скрюченные пальцы. Стоило опознать их — сложился и остальной образ. Нагромождение теней превратилось в переломанную человеческую фигуру.

Живот скрутило ужасом, но Орфин не мог оторвать взгляд от трупа. Он манил и ужасал одновременно. Это чувство родом из детства — когда ты ищешь самый темный и мерзкий угол, чтоб испытать себя на храбрость. Чтоб двигаться дальше, нужно столкнуться с кошмаром.

Орфин наклонился к пробоине в стекле и всмотрелся в сумрачное нутро. Голова лежала на сломанном руле. Грудь пробита, обломки ребер застряли во внутренностях. Дрожащей рукой Орфин потянулся к водителю, чтоб повернуть его лицом к себе.

Пальцы покалывало от напряжения. Стоило коснуться кожи мертвеца — на ощупь как бумага — и голову обручем сдавила боль. Мир вокруг рассыпался на атомы и собрался вновь. Орфин оказался за рулем, о лобовое стекло перед ним мокрыми кляксами разбивался снег. Жизнь неслась мимо всполохами, размытыми пятнами. Он безнадежно потерял управление. Огромные фары вспыхнули впереди. Они выросли так резко, точно гигантский филин вдруг распахнул глаза. В них горело нетерпение: лети быстрей, мотылек, я жажду тебя растерзать!

Горизонт утонул в огне фар, и лязг металла ударил по ушам. Лодыжки и колени раздробило такой болью, что по костям до самой шеи прокатился раскаленный вал. Корпус швырнуло вперед…

Кое-как ему удалось вырваться из огня воспоминания. Он схватился за собственную грудь, за лицо, с криком отступая от машины. Боли уже не было, лишь жар и опаляющий ужас. Рой мыслей о смерти и безумии переполошил всё в голове.

Он кинулся прочь от ниссана. Но не успел пробежать и десяти шагов, как под ногами показалась расщелина, словно землю вскрыли ножом. Орфин в последний момент рухнул на колени, тормозя ладонями о белый асфальт. Он замер прямо над обрывом.

Трасса кончалась зияющей пустотой. Кусок дороги отломился, как плитка шоколада. Дрожащей рукой Орфин коснулся слома. Его неровный край уходил под углом внутрь, под асфальт. Внизу — бесконечный разреженный туман и бушующая пурга. Но так не бывает, куски города не летают просто так. Это кошмарный сон? Но как ни силился, он не мог проснуться. Да и мир вокруг выглядел слишком реальным и насыщенным деталями.

Словно делая ему уступку, плотная пелена пепла внизу расступилась, и Орфин сумел окинуть взглядом… всё. В бескрайнем небе висели десятки летающих островов. Вниз от каждого, как кабели, свисали красно-серые корни.

Он увидел и границу собственного плато — рваную угловатую линию. Она описывала неровный полукруг по шоссе и терялась в зарослях ветвистых красных коряг слева. Их толстые багровые корни петляли по острову, как пуповина.

В центре всего покоилась искореженная машина с трупом. Такое чувство, будто этот кусок земли вырвали из реальности вместе с Орфином в момент его… Слово на «с» разлетелось осколками по мыслям. Из горла вырвался рваный прерывистый звук — то ли смех, то ли рыдание.