Взвод солдат в бело-золотой форме заряжал новую порцию снарядов. Тис успела бы взлететь над ними, но убраться достаточно далеко — нет. Захрипев от боли, она призвала крылья и раскинула их на две метра в каждую сторону, как грозное знамя. Широко разведя лопатки, она махнула крыльями вперед, так что нижние перья чиркнули по полу. Второй раз, третий — как можно быстрее, так чтоб поднять ветер. Пурга завихрилась между ней и взводом. Пользуясь этой завесой, Тис оттолкнулась от земли, раскаляя мышцы бедер, и взмыла. Несколько взмахов — и она будет спасена.

Мощный снаряд пробил ей живот насквозь. Его стальные лепестки гарпуном раскрылись за спиной, и он зацепился, повис мертвым грузом. Вниз от него уходила толстая цепь, которую сжимал Лукреций.

Он потянул на себя, и железные крюки впились в поясницу, рывком увлекая Тис на землю. Она рухнула на локти и колени. Дернулась, чтоб взлететь, но Лукреций навалился всем весом — ее копчик и шею беспощадно вдавило в бетон.

Она вопила по-птичьи, извивалась под ним и била крыльями, но не могла вырваться. Одуренная битвой, не разбирала слов, хотя слышала мерзкий голос над ухом. Даже зрение предавало, и всё перед глазами дробилось на черно-белые пятна.

В какой-то миг ей почти удалось сбросить ублюдка. Но тут же в лоб и макушку впились холодные пальцы. Сдавили. И начали с бешеной скоростью выкачивать мнему — всё, что осталось.

Тис охватил мертвенный озноб, гулкая пустота и сухость невидимыми трещинами разбежались по телу. Ее иссушали, как пучок травы, вывешенный на солнце.

— …Больше нечего, ваше святейшество, — донесся надтреснутый голос. — В ней нет памяти, но…

— Поразительно.

Пауза. Какие-то шаги.

Тис с трудом вынырнула из забытья. Ну уж нет, она не позволит им!.. так просто!..

Образы плыли перед глазами, и ей не сразу удалось сфокусировать взгляд. Кто-то, взметая пургу, шагал к Тис с мотком цепей в руках. Она оттолкнулась от пола, чтоб встать, но тело оказалось свинцовым. Каждое движение изматывало, словно вокруг густое болото. Она смогла подняться на четвереньки, но кто-то толкнул ее, и она снова тяжело повалилась в пыль.

В поле зрения вошел Лукреций — снова в форме толстяка. Тис хотелось думать, что он стал меньше после схватки с ней, но… если и так, то незначительно. Подойдя, он склонился к ней. Тис извернулась и ударила его сгибом крыла по лицу, выплюнув ругательство. Он невозмутимо смахнул с щеки прилипший пух.

— Следи за речью, дитя. Ты уже в цепях, — с этими словами он защелкнул громоздкий золотой обруч на ее запястье. — Дело за малым — выяснить, где ты нашла огнецвет. И ты, конечно, скажешь мне.

— С хрена ли?.. — Тис запоздало попыталась отдернуть руку, но в ответ забренчали звенья. Отчаяние обожгло глаза. Она разразилась бранью, из последних сил пытаясь не зарыдать.

Поборов ее жалкое сопротивление, он надел второй наручник, поднялся и махнул кому-то, кто стоял по другую сторону от Тис:

— Руби.

Что-то тяжело свистнуло в воздухе над ней. Удар пришелся по спине, на самое основание крыла. Хрустнули кости, и боль окатила всю левую половину туловища — точно выплеснули ведро расплавленного золота. Топор поднялся с хлюпающим звуком. Рухнул снова, обрубая остаток — и отсеченное крыло сползло на пол. Его срез упал прямо напротив клюва Тис, а концы оперения закрыли ей пятки. В ушах гулко зазвенело, словно ее контузило. Горло сводило от крика.

Жуткая правда вдруг предстала перед Тис обнаженной и высвеченной во всем своем уродстве. Цепи и обрубки крыльев — вот точное физическое воплощение всей ее судьбы. Бороться нет смысла.

Когда гарпия перестала кричать, Лукреций присел рядом с ней.

— Ты нашла благодать у ведьмы, вне всяких сомнений, — ласково сказал он. — Почему же поиски заняли так много времени? — он намотал ее локон на толстый палец. — Не иначе как грехи ослепили тебя. Я наставлю тебя на истинный путь, дитя. Ты еще будешь благодарна. Так где ведьма прячет это сокровище?

— Ты не найдешь… подавно!.. мразь!..

— Опять пустые сквернословия, — он вздохнул и склонился к самому уху, так что мясистые губы почти касались его. — Дурочка, ты ведь сама ненавидишь демоницу. Я мог бы разделаться с ней — но нет, ты решила страдать за нее, как верная собачонка?

Тис зарычала. Аргумент попал в самое сердце. В какой бы ярости она ни была на Лукреция, никто не сравнится с Асфоделью, и шанс поквитаться с нею был почти так же соблазнителен, как свобода. Может, справедливость существует, и эти двое истребят друг друга к чертовой матери? Эта мысль наполнила Тис мрачной надеждой.

— В алом зале… В люстре под потолком.

Черные глаза Лукреция сверкнули. Поднявшись во весь рост, он величественно провозгласил:

— Твое Вознесение стало на шаг ближе!

Он снова подал знак палачу, и тот, тяжело ступая, обошел Тис и занес топор для нового удара.

***

Без мнемы Тис едва могла пошевелиться. Изнутри рвались искры, чтоб затянуть раны, но пробиться им не удавалось. Глубоко в горле как будто пульсировала маленькая молния и пыталась разжечь энергию по всему телу, но невидимая оболочка сдерживала ее. Чувствуя этот зуд под шеей, Тис смутно вспоминала, как туда вонзали иглу.

Она лежала в камере часами. Подумать не могла, что когда-нибудь будет настолько бессильной.

Асфодель могла бы вытащить ее отсюда. Но звать ее? Чего ради унижаться?

Все кончено. Последняя надежда рухнула. Ей никогда не освободиться, а раз так — за что вообще бороться?

Символ песочных часов на поворотном механизме в двери замер в горизонтальном положении, как знак бессмысленной вечности, лежащей впереди. Черт знает сколько прошло времени, но вот разум Тис прорезал голос — он прозвучал почти оглушительно в болотном безмолвии ее мыслей.

«Что же ты натворила!»

Тис молчала.

«Тени штурмуют Чертоги. Все, с кем удалось поговорить, признаются, что это ты — гарпия — выдала, где гелиос. Предала меня! Похитила огонь, а теперь остаток заберут тени?»

— Гениально, — опустошенно подумала Тис в ответ.

«Делать из тебя фамильяра — с самого начала было ошибкой. И как в твоей головешке умещается столько подлость и лжи?! О чем еще ты врала? Что со зрячим?»

Если сказать Асфодели правду — может, она смягчится? Снова даст Тис работу, а значит и мнему. Но надежда на то, что хотя бы Орфин нашел некое благополучие, давала Тис зыбкий, но покой.

— Канул. Прикончила его.

Гнев хозяйки прозвучал скрежетом в голове, и зубы свело болью. В животе начал раскручиваться маленький жгучий вихрь.

«Я дала тебе бессмертие и крылья — и вот твоя благодарность?! Паршивая девчонка! Я ведь говорила ему, что тебя не исправить! Да ты хоть знаешь, что наделала?! Без огней гелиоса я никого больше не смогу спасти!»

«Приди, благословенный воин с ликом закрытым»

— Думаешь, московский некропилаг всегда был в таком запустении? — усмехнулся Алтай, собирая в колоду ветхие карты.

Они сидели внутри дирижабля, обставленного с особой интеллектуальной ненасытностью: мольберты, глобусы, стеллажи с книгами и открытые атласы.

Двигатель, который удалось добыть в музее, отлично подошел. Теперь не хватало только топлива. Его производство занимало время, и поэтому дирижабль до сих пор стоял в доках.

— Я думал, такова природа Пурги, — ответил Орфин.

Алтай покачал головой.

— Лет десять назад мы останавливались тут на пару месяцев. И, знаешь, тогда некропилаг процветал, насколько это вообще возможно в Пурге. Работала гильдия бродя — за небольшую плату они помогали другим кастам летать по городу. В «Парке фантомов» гостей пугали так ярко и впечатляюще, что память формировала новые крупицы, то есть немного продлевалась кода. Была группа дам-хирургов, которые предлагали втридорога вернуть клиентам юность и красоту. Можешь представить, какая очередь к ним стояла! Мне казалось тогда, что все это слишком коммерчески. Что Москва больно уж увлеклась, изображая, будто в Пурге возможна полноценная жизнь и общество. А теперь горько от того, как быстро и бесславно пропали все те начинания.