Самым невыносимым было то, что он узнавал ее — отдельными клочками расплывались черные кудри, перья, обезображенное лицо.

Как, черт возьми, он мог теперь помочь ей?! Дурочка несчастная! Во что ты вляпалась?!

Справившись с отторжением, Орфин шагнул к вопящему вихрю плоти и рывком закрыл за собой дверь.

— Рита! — рявкнул он с горечью и злостью. — Тисифона!

Его передернуло, но он подошел вплотную и поднес ладонь к границе бурления.

— А ну, прекращай!

Хвосты плотного дыма проносились возле его руки, обдавая кровавым потом. Орфин мысленно толкнул себя в Бытое, чтоб войти в контакт с Тис, но остался в Пурге. Он слишком ярко помнил единственный взгляд внутрь древа — тогда, в Чертогах. Оказаться чувствами внутри раздираемой гарпии? Боже, так недолго окончательно лишиться рассудка.

Он снова позвал ее. Словно она могла бы по желанию восстановить тело и вернуться.

— Тис, ты слышишь меня? Пожалуйста!..

Он отступил на шаг, тяжело выдохнул и снова потянулся взглядом в Бытое. «Давай. Ты знаешь, что увидишь здесь — всех этих червей и муравьев. Ничего особенно. Обыкновенная изнанка Приюта».

Бытое повиновалось и проявилось перед взглядом, как старое фото. С вытянутой рукой Орфин шагнул вперед, и…

Ты бьешься о стекло до трещин в киле, и последние капли сочатся из пор. Чужие сладкие моменты истратятся на вопли и гнев. Другой бы развеялся по ветру, стал прахом. Но ты ─ приколотая бабочка, тебя надежно держит игла.

Волна ярости схлынет, отлив затянет ее в темно-серое море тоски. После нее — лишь руины и пустошь. Кажется, на этом берегу уже годами не было так тихо.

В твоем воображении просоленные деревянные обломки да грозный гул воды. И никого.

Ты помнишь полет и иллюзию свободы? Теперь их нет. Вдоль лопаток зияют шрамы, и ты тянешься нутром за оторванной частью себя, но ее нет, нет, нет! Не вернуть, не отрастить!

Остаться в темнице, открыть глаза, увидеть эти стены, ощутить грузные оковы на лодыжках — вновь захлебнуться паникой от тесноты. Укрытие лишь одно — в мыслях.

Доводилось ли тебе бывать на настоящем море? Наверное, зрячий знал ответ.

Мысли ходят кругами, как узники в тюремном дворе. Какая ты идиотка, раз поверила пастору! Он с самого начала использовал тебя. Тупая курица! Теперь и крылья обрезаны. Ты в клетке, в цепях, как животное. Ты всегда была им. Просто инструмент, цепной зверь. Никто никогда не считался с тобой, не видел в тебе человека. Жалкий фамильяр! Все честно, ты и не человек. Тупица! Как можно было поверить, что хоть кто-то желает тебе добра! Они все лжецы!

Орфина вышвырнуло обратно в реальность, отбросило от вихря волной чистой энергии. Он врезался спиной в дверь и съехал по ней вниз. Всю камеру ровным слоем покрывала красная роса.

Существо перед ним билось в конвульсиях, мучительно обретая прежний вид. Из завихрений пурги свивались серебристые нити, обретали кровавый оттенок и соединялись в волокнистые пучки мышц. Те наматывались друг на друга, затягивались узлами, белея и твердея до состояния костей. Орфин не хотел смотреть на это, но не мог оторвать взгляда.

В голове затихало эхо подслушанных криков. Пронзительная обида и тоска медленно выветривались из сознания. Он понятия не имел, что сейчас произошло и почему это сработало.

Вой, исходящий от кровавого вихря, усиливался… пока гарпия, точно кукла, не рухнула на пол. Ее сотрясали то ли рыдания, то ли конвульсии.

Орфина тоже трясло, в ушах стоял звон. Он дважды попытался подняться на ноги, но локти и колени подкашивались, и он не мог достаточно оттолкнуться от пола. На третий раз наконец удалось.

Пошатываясь, как пьяный, Орфин подошел к девушке, опустился рядом с ней на колени и потеребил за плечо.

— Тис!.. Вставай!

Она металась в лихорадке и тихо постанывала. Сквозь полупрозрачную кожу проглядывало шевеление потоков пурги, которые заканчивали формировать тело. Словно сотни бабочек бились в стеклянной банке. Наконец это копошение стихло, кожа стала матовой и покрылась веснушками, окончательно вернув девушке привычный облик. Она открыла янтарные глаза и уставилась на Орфина.

— Ты что… кх… здесь…

Она поморщилась, сжала горло ладонью и несколько раз открыла рот, словно восстанавливая что-то в гортани.

— Ты можешь встать? — он протянул ей руку.

— Ты должен быть на дирижабле! — теперь голос ее прорезался.

— Тебе какое дело! Лучше скажи, как ты сюда угодила!

Тис долго молчала, глядя перед собой. Давно, в бытом, так делали некоторые его клиенты — погружались в себя, когда не могли подобрать слов. Черты ее лица обратились сейчас театральной маской горечи. Моргнув, Тис снова сфокусировала взгляд на Орфине.

— Ты изменился, зрячий.

— Что?

Он понял вдруг, что она вовсе не должна была его узнать. Бросил взгляд на свою одежду — снова пыльно-серое пальто, в котором он умер. Коснулся лица и нащупал его привычную худобу и горбинку носа. На миг его захлестнуло жаркой неловкостью, почти стыдом. Без маски он почувствовал себя обнаженным.

— В каком смысле изменился?

Ее глаза полыхнули желтым, как угольки.

— Ты теперь как шарж. Я бы посмеялась, но… Какого черта ты здесь? — она почти прорычала это, тихо и яростно.

Что за нелепый вопрос!

Орфин взял девчонку за локти, чтоб поднять на ноги, и они могли бы вместе убраться отсюда. Но когда он потянул ее вверх, зазвенели цепи, и он заметил железные кандалы на ее лодыжках и предплечьях.

Тис неотрывно смотрела на дверь и едва не скрипела зубами. Ее желваки то и дело напрягались под призрачной кожей.

Орфин оглядел оковы. Ни замков, ни стыков, словно металл отлили прямо на пленнице. Он потянул за одно из колец, но оно намертво вросло в кладку. У Тис вырвался булькающий смешок. Орфин поймал себя на искушении влепить ей пощечину. Он рисковал, добывая ключ, не для того, чтоб слушать ее сарказм.

— Я пытаюсь тебя спасти, Тисифона! Можно немного благодарности?

Она пронзительно посмотрела на него. Медленно, бренча звеньями, подняла кисть и коснулась его щеки. Железный обруч плотно облегал ее запястье, и кожа вокруг него была серым пергаментом. Холодными пальцами Тис изучающе погладила по скуле и губам. Прикосновения легкие, как ветер.

— А знаешь, мне нравится, — призналась она едва слышным выдохом. — Ты похож на голодного поэта.

Орфин отстранился, озадаченно глядя на нее.

— Но ведь я оставила тебя у фриков с лодками. Какого черта ты не улетел с ними?

— Может, потому, что ты сломала их дирижабль?

Тис замерла с обескураженным видом, и впервые на памяти Орфина краска ударила ей в лицо.

— А до этого, — продолжил наступление Орфин, — похитила их старшего инженера.

Она казалась потрясенной, но не спорила и не защищалась.

— Действительно — вот так возможность! Какая щедрость с твоей стороны!

— Прости…

Злость, охватившая Орфина, вдруг испарилась от ее внезапно ослабевшего голоса. Но разве можно ей верить?

— Если хочешь, чтоб простил, рассказывай начистоту! Зачем ты нападала на них? И как угодила сюда?

— Я… просто дура. Я поверила Лукрецию… А дирижабль — это Асфодель приказала сломать его, чтоб задержать их банду. Потому что среди них еще были зрячие, в отличие от некропилага.

— Ты опять переводишь на нее стрелки.

— Что? Это правда!

— Я видел, как ты убиваешь призраков, Тис. Среди кочевников тоже были жертвы. И не говори, что это приказ Асфодели. Ей в этом никакого проку!

— Я… вхожу в раж. Она знает!.. — начала Тис и умолкла, встретив ледяной взгляд. — Как мне убедить тебя, что она чудовище и тебе правда надо держаться от нее подальше?

— Мы можем поговорить не о ней? А о тебе.

— Я тоже чудовище. Почему ты вообще пришел за мной? Разве это не опасно? Чего ты на самом деле добиваешься? Я в толк не возьму!

— Я хочу вернуть свою подругу. Которая прячется где-то внутри тебя, — он жестом ткнул в центр ее груди.

— Но… что будет со мной?