Что ж, он не собирался облегчать мне задачу. Он ждал целых десять секунд, прежде чем открыть рот. Я наблюдала, как его губы образовали небольшой круг, а затем снова расслабились.

— Семь.

Все дыхание, которое я не могла больше сдерживать, мгновенно вырвалось из меня.

Я не заслужила этого; я не заслужила, чтобы он любил меня так сильно, как любил, даже когда я делала вещи, которые, как я знала, он ненавидел. Я вспомнила, как впервые ответила ему на этот же вопрос, и мой ответ был цифра восемь. А он был всего на одну позицию ниже, даже после того, как мы столько месяцев не виделись. Даже когда он пришел домой, ожидая увидеть одну Миру, а встретил другую. Как он мог так сильно любить меня? И почему это заставляло меня хотеть любить его еще больше?

— Я могу с этим работать, — сказала я, возвращая его слова обратно, но снова моя подача была неудачной. Потому что мои слова были слабыми, произнесенными с облегчением.

Когда он бросил меня несколько месяцев назад, я сказала ему, что моя шкала на четверке. Была четверка, когда он злился на меня за что-то, в чем я была виновата. Я почти не могла понять, как можно любить меня, чтобы быть на семерке, когда я не заслуживала и единицы.

— Могу я прикоснуться к тебе сейчас? — прошептала я, потому что все во мне было более хрупким, чем несколько секунд назад.

Он подождал три полных удара, прежде чем кивнуть один раз. Мои руки обхватили его за талию еще до того, как он закончил кивать, притягивая его плотнее ко мне и сильнее прижимая меня к столешнице. Боль пронзила мне спину, но я была рада этому. Я больше не хотела быть онемевшей.

— Я люблю тебя, — сказала я ему, и я знала, что это был первый раз, когда я сказала ему это так откровенно, первый раз, когда я не повторила это в ответ на его слова.

Он вздохнул, а затем обнял меня в ответ.

***

Шесть приготовил гребаную яичницу с беконом, а я поджарила тосты. Наш рождественский ужин не был традиционным, но это были мы. Я даже сидела на стуле за столом, который он соорудил, придвинувшись к нему как можно ближе.

— Что ты обычно делал на Рождество, ну, знаешь, до меня?

— Был с мамой.

— О. — Я подумала об Элейн, почувствовала себя немного виноватой — но не слишком сильно, потому что это все еще была я — за то, что украла у нее сына на праздник. — Что она делает, когда ты у меня дома, — я взяла кусок черного тоста, — ешь такие деликатесы, как мой хлеб с маслом?

— Я не уверен, что это все еще считается хлебом. — Но он все равно уважил меня, откусив кусочек. — Она ездит к своей сестре в Колорадо. — Я видела, как он проглотил и тут же потянулся за кофе, чтобы смыть черный пепел, который он только что съел. — Я уже видел ее. — Его глаза ненадолго встретились с моими.

— Итак. — Я откусила кусочек бекона. — Мы будем говорить о Коре?

— Сейчас Андра.

— Повтори?

— Теперь она известна как Андра. Сотри Кору из своего мозга. — Он остановился, криво улыбнулся. — Я знаю, что это, вероятно, невозможно. Но будет лучше, если ты будешь думать и обращаться к ней как к Андре.

— Ан-дра, — сказала я, пробуя имя во рту. — Странное имя.

— Она сама его выбрала. — Он взял кусок бекона как раз в тот момент, когда я заметила, что бекон закончился. Я наблюдала за его колебаниями в течение секунды, прежде чем он положил один конец прямо между моих губ.

— Вау, — сказала я, тщательно прожевав кусок бекона. — Если раньше я сомневалась в твоей любви, то это меня переубедило.

— Но сомневалась ли ты?

У меня было много сомнений, но я хотела быть честной с ним.

— Я никогда не сомневалась в тебе.

Он выдержал мой пристальный, спокойный взгляд.

— Мне кажется, что я многое узнала о том, как любить кого-то благодаря тому, как ты любишь меня.

— О? — у него отвисла челюсть.

— Ты любишь меня не потому, что это легко. Это не простая любовь, то, что у нас есть.

— Что это за любовь?

Я поджала губы, глядя на него, мысленно перебирая все чувства, которые я испытывала к нему. Похоть и любовь боролись с яростью и душевной болью, но каждый раз когда они боролись, любовь побеждала.

— Безумная любовь.

Он понял это, его глаза рассматривали меня, пока он размышлял.

— Именно так.

Он смотрел на меня почти болезненно, как будто он мог исправить каждую часть меня, если бы я позволила ему. Но я не хотела этого. Я не хотела быть проектом, который он мог бы исправить потому, что когда он это сделает, между нами ничего не останется.

— Итак, — сказала я, сглотнув. — Андра.

— Андра, — повторил он. — Я многое хочу рассказать тебе о ней, но многое из этого очень личное. — Он провел рукой по голове.

— У тебя волосы длиннее, чем обычно. — Я протянула руку и обхватила его подбородок ладонью. — И это тоже, — сказала я, потирая волосы на его лице. — Ты выглядишь так, будто только что срубил дерево и отнес его в свою хижину.

Он засмеялся, это был редкий и красивый звук.

— В общем. Суть в том, что ее дядя — жестокий кусок дерьма. Он взял над ней опекунство после смерти сестры ее матери. Она пыталась уйти от него, используя надлежащие каналы, но, в общем, ничего не вышло.

— Значит, ты ее вытащил.

— Я вытащил ее. — Его рука сомкнулась на моем запястье, положив его на стол перед собой, чтобы он мог играть с моими пальцами, пока он говорил. — Все, что я тебе скажу, останется между нами, Мира. Ты понимаешь?

— Я не стукачка.

— Я знаю. — Он провел большим пальцем по линиям моей ладони — один из его многочисленных приемов, чтобы расслабить меня. Но мне не нужно было расслабляться. Может быть, он сам расслаблялся. — Это важно.

— Я знаю, — заверила я его. — Ты заботишься о Ко…Андре. — Я исправила ее имя в последнюю секунду.

— Я привез ее в Колорадо.

— И тогда ты виделся с мамой?

Он кивнул.

— Она там в безопасности. Потребовалось время, чтобы все уладить, но сейчас все хорошо. Она в хорошем месте. И не только физически.

— Это хорошо. — Я изобразила счастье в своем голосе, в которое сама не до конца верила. Мне было трудно почувствовать искреннее облегчение, когда я никогда не встречала эту девушку. Но поскольку я знала, что она была важна для Шесть, который был важен для меня, и потому что он наконец-то, блядь, был дома, я была счастлива. — Полагаю, тебе придется навещать ее время от времени.

— Да. — Он посмотрел на мою руку, которая казалась такой маленькой, когда он держал ее. — У меня был дом в Мичигане, сейчас он продается. — Он поднял глаза. — Просто подумал, что ты должна знать.

— Хорошо. Ты жил там раньше?

— Да. Я проводил много времени с Лидией и Андрой. Когда Лидия умерла, я стал приезжать в город и оставаться там чаще и чаще. А после того, как я встретил тебя, я оставался здесь достаточно долго, чтобы это стало моим основным местом жительства.

— Как ты можешь позволить себе содержать оба места — твое и мое? В Сан-Франциско — не дешевая недвижимость.

— Я справляюсь хорошо. Но дом в Мичигане принадлежал моей маме. Я жил в нем, после того как она переехала сюда. — Он пожал плечами. — Погода здесь лучше, чем там. Для нее, по крайней мере.

— Это был дом твоего детства?

— Это просто четыре стены, — сказал он. — Дом — это дом, только если в нем живут люди, которых ты любишь.

— А сейчас в Мичигане нет никого, кого бы ты любил.

Он покачал головой.

— Нет.

— Что ж, — сказала я, вставая и потягиваясь. — Эгоистично, но я рада, что Андра в Колорадо. — Я слегка подтолкнула его, побуждая отъехать от стола на кресле. Когда он оказался достаточно далеко от стола, я скользнула к нему на колени. — Потому что надеюсь, это означает, что ты будешь отсутствовать меньше, чем раньше. А когда тебе придется уехать, ты будешь ближе к дому.

— Ты хочешь сказать, что это мой дом?

Я оглядела свою квартиру, безразлично подняв плечи, когда обвила руками его шею.

— Я говорю, что я твой дом.

— Я уже знал это. — Он скользнул рукой вниз по моей спине. — Почему ты не хочешь, чтобы мы снова съехались?