— У всех есть скрытые мотивы.

Он легонько рассмеялся.

— Это не похоже на тебя — рисовать людей одной кистью, Мира. Ты гораздо умнее.

— Откуда ты знаешь, насколько я умна? Может быть, я идиотка и все это время обманывала тебя.

Я не напрашивалась на комплименты. Я искала правду. Мне было это от него нужно. Потому что мы становились тем, от чего я регулярно убегала. Но вот он здесь, в моей квартире, кормит мою рыбу, моет мою посуду и дарит мне подарки, о которых я просила не губами, а сердцем.

Он выдохнул еще раз.

— Ты самый утомительный человек на поверхности земли, ты это знаешь?

— Вау, ты, должно быть, чертовски стар, раз знаком со всеми, чтобы утверждать это так уверенно.

— Именно об этом я и говорю, Мира. Ты не позволяешь словам согнуть тебя. Ты быстро соображаешь. И ты всегда выглядишь так, будто оцениваешь потенциальный ущерб от каждой встречи.

— Последнее не совсем правда. Я очень импульсивна.

— Да, но когда мы встретились, когда мы только начали… это, — он махнул рукой между нами. — Скажи мне правду — ты боялась?

Мне не нравилось направление, в котором шел этот разговор. Я взяла тюбик с краской и закрутила колпачок, одновременно сжимая его, так что, когда колпачок был снят, краска полилась на мои пальцы.

— Ты делаешь это сейчас. Отключаешься, защищая себя. Зачем тебе защита? Ты сильная. Ты борец. Но притворяешься, что то, что я говорю, пропускается мимо ушей.

— Ты мудак, — говорю я ему. — Если ты пришел сюда, чтобы покопаться в моих мозгах, то можешь вынести свою задницу прямо за дверь. Мне хватило этого от людей, которым моя мать платила за анализ моих мыслей, чтобы понять, почему я такая хреновая дочь. Мне не нужно это от парня, которого я впустила в свою жизнь.

С немалым сожалением я засунула тюбики с красками, кисти и другие мелочи в мусорный пакет, который он принес с собой.

— Вот, забери свое дерьмо.

Он вышел из кухни и направился ко мне. На этот раз я отступила.

— Не беги от меня.

Он присел передо мной на корточки, и я представила себя ребенком, смотрящим на взрослого, способного причинить мне боль.

— Иди.

Я хотела казаться сильной, но мой голос звучал слабо.

— Нет.

— Мудак.

— Мира. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль.

Он мягко протянул руки, сжимая мои запястья, удерживая меня неподвижно. Как будто он знал, что я могу почувствовать намерение просто от соприкосновения с чьей-то кожей.

Голоса стихли, оставив меня в одиночестве. В кои-то веки. Было легче слушать их, следовать их командам, когда я чувствовала себя такой потерянной, как сейчас.

Но то, что говорил Шесть, было похоже на правду. Других намерений у него не было. По крайней мере, не в этот момент. Он был так же честен, как и всегда, хотя, возможно, все еще скрытен. К секретам я была терпима, потому что у меня была целая куча своих.

К тому же, что еще он мог получить от меня? Я помогала ему с работой. Он имел мое тело, когда хотел. Мне было нечего ему дать, а он мог дать мне все.

— Тогда чего ты хочешь?

Он устроился так, что теперь сидел, скрестив ноги, на полу передо мной. Наблюдая за тем, как его нависшее, мощное тело перемещается, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, я прониклась к нему симпатией. Страх снова заполз на задворки моего сознания, и мое дыхание больше не было таким поверхностным.

— Как я уже сказал, я здесь, потому что хочу этого.

— Ты хочешь, чтобы я была твоей девушкой.

Это прозвучало так по-детски, как будто он передал мне записку с выбором «да» или «нет».

— Я не хочу от тебя больше, чем ты можешь дать.

— Мне больше нечего дать.

— Я не согласен.

Его руки скользнули вниз по моим запястьям. Они были такими холодными, такими твердыми, что я поймала себя на том, что хочу еще немного прижиматься своей плотью к его.

— Ты не совсем друг, ты нечто большее. Я буду возвращаться сюда, и не по какой-то другой причине, кроме того факта, что я этого хочу. Мне нравится быть рядом с тобой.

— Почему?

— Потому что ты бодришь. Потому что ты выматываешь.

Когда я рассмеялась, он перевернул мои руки так, что обнажились запястья. Я немного потянула, чтобы забрать руки. Прежде чем вспомнила, как он всегда обращался со мной — лечил мои шрамы. Не то чтобы я была уродом.

— Я не психолог, не психиатр, не какой-нибудь другой врач или консультант, который более квалифицирован, чтобы дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Но я видел демонов и раньше.

Он не шевелил пальцами, но его взгляд был прикован к линиям, оставившим блестящие следы на моих руках.

— А демонам нужна энергия, чтобы процветать.

Я не следила за ним.

— Может, мы попробуем кое-что?

Мы.

Я кивнула, захваченная его нежным объятием, его более мягкими словами.

— Мы можем попробовать поработать над этим? Чем больше беспокойной энергии ты таишь в себе, тем больше ее для голосов, как ты их называешь, для использования.

— Что ты предлагаешь? Кому?

— Нет. Я предлагаю поработать над обузданием твоей энергии. Несколько упражнений. Возможно, уроки самообороны — раз уж ты так хорошо их усвоила ранее. Используй то, что внутри тебя, для себя; не отдавай все это тому, что не дает тебе ничего взамен.

Это была не самая плохая идея. Но все же я была настроена скептически.

— Думаешь, пробежки утомят голоса?

— Нет, я думаю, что пробежка утомит тебя — их хозяйку.

— Ты говоришь так, словно во мне живет инопланетянин.

Он пожал плечами.

— Хорошо.

Но он не закончил мысль.

Я приподняла бровь, вспоминая свое последнее пребывание в психиатрической лечебнице.

— Я имею в виду, что не могу отрицать твою логику. Но признаю, что чувствую тревогу по этому поводу.

— Я не прошу тебя взбираться на гору Уитни, — он бросил на меня многозначительный взгляд. — Ради меня.

Я повернула голову к окну.

— Что, прямо сейчас? Хочешь пойти на пробежку в темноте?

— Завтра утром, — он переплел наши пальцы. — Мы пойдем на пробежку. Я отведу тебя завтракать.

— О, как свидание? — я сжала пальцами его руку.

— Да, раз уж мы теперь парень и девушка.

— Я не говорила такого.

— Тебе и не нужно.

Он наклонился и поцеловал меня в губы. Поцелуй не было кратким, но и не был прелюдией к чему-то большему. — Счастливого Рождества, Мира.

— Ты любишь Рождество, да?

Я обвила руками его шею, удерживая его прежде, чем он смог отпустить меня.

— Это мой любимый праздник.

— Так вот почему ты принес мне кучу подарков?

— Я принес подарки, потому что захотел.

— Потому что захотел, — передразнила я его. — Это твой ответ на все?

— Это мой ответ, когда это то, во что я верю.

Я закатила глаза. Он не уклонялся от ответов, но все они были до странности просты.

— Должна признаться, я впечатлена, что ты справился, — я кивнула в сторону мусорного пакета с подарками. — Мне даже не пришлось сидеть у тебя на коленях и рассказывать, чего я хочу, Санта.

Он откинул мою дикую гриву с лица.

— Эта опция еще доступна, хотя и с опозданием.

Я толкнула его в грудь.

— Да ладно тебе. Это была настоящая шутка? Серьезный Шесть умеет шутить?

— Я прибегаю к шуткам только в экстренных случаях, — он провел пальцем по моей челюсти. — От чего этот шрам?

Мое тело было изъедено ими. Некоторые случайные, большинство намеренные. Но то, что натянуло мне кожу чуть ниже подбородка, было ошибкой моей матери.

— Моя мама однажды съехала на машине с моста. Мне было… шесть, — я прикоснулась к шраму в памяти. — Я ударилась головой о приборную панель. Рассекла кожу.

— Она съехала на ней с моста? Нарочно?

Он выглядел напуганным — что бы это ни значило для обычно мужественного Шесть. Но его глаза расширились, и он посмотрел куда-то поверх моего плеча, его взгляд был рассеянным.

Я кивнула.

— Один из ее многочисленных моментов: «Почему я не сделала аборт?» И для нее съезд с моста исправил бы эту ошибку.