Луиза не дожидается конца собственной игры и накрывает мой рот своими влажными губами. Поддаюсь ее напору, и даю обхватывать и потянуть себя за шею. Прижать себя, все еще сидящего на корточках, к ней.

Я отвечаю на поцелуй неспешно, играясь, наслаждаясь каждой минутой. Мне некуда спешить. У нас с ней впереди вся вечность. Ну или столько, сколько уготовано судьбой.

— Я хочу сделать кое-что для тебя, — шепчет она, резко оторвавшись от поцелуя, — и ты узнаешь что именно я представляла.

— Весь в предвкушении.

Луиза неохотно убирает мою руку и толкает на диван. Сама встаёт, что бы дать мне по удобнее на нем устроиться. Я откидываюсь на спинку и с глупой улыбкой тяну её на себя. Луиза наклоняется и оставляет лишь лёгкий поцелуй на моих губах.

— Я ещё никогда этого делала, но очень хочу… хочу доставить тебе удовольствие, так же, как в своих представлениях.

Она не дожидается от меня ответа, целует подбородок и опускается к шее. Чувствую, как ее проворный язычок двигается по моей коже. Закатываю глаза, не имея возможности двигаться. Пальцы проводят ногтями дорожку для поцелуев и Луиза послушно идет вслед за ними. Каждое ее движение, каждое прикосновение заставляют меня сильнее терять рассудок. Тонуть в сладостной истоме от прикосновений.

А в это время раздаётся звук расстегивающейся ширинки на моих джинсах.

От понимания того, что она собирается сделать, сносит крышу. Я ни разу ей не намекал. Понимал, что она не готова, а возможно не хочет. Мне хватало того, что мы вытворяли друг с другом. Я вытворял с ней.

Я трахал ее практически на каждой поверхности своего дома. Мог делать это нежно, а порой грубо. Мог отлизать как в последний раз и заставить биться в мучительном кайфе под моим языком.

Луиза моя, и я доказывал ей это при каждом удобном случае. Порой и не удобном.

Происходящее сейчас, находится за гранью того, что она привыкла делать. Луиза захотела доставить мне удовольствие и даже представляла это у себя в голове.

Я разрываюсь на части от всепоглощающего желания и впиваюсь пальцами в мягкую бархатную обивку дивана, когда Луиза, касается моего возбуждённого органа рукой.

— Если ты не готова, — хрипло шепчу я, пытаясь не выдать, как сильно я желаю увидеть на своем члене ее ротик, — я пойму.

Я должен знать. Потому, что если увижу что эй страшно, то в тот же миг остановлю.

Луиза ничего не отвечает и, лишь лукаво улыбнувшись, проводит языком вверх и обхватывает губами. Тут я гортанно рычу, напрочь забыв о том, что должен был не показывать дикого остервенелого желания.

Горячий ротик обхватывает мой орган со всех сторон и двигается вниз, доставляя неземное наслаждение. По моему телу, словно проноситься электрический разряд, проникающий в каждую клетку, заводящий каждый атом. Никогда бы не подумал, что на отсос у меня будет бурная реакция.

Луиза уверенно двигается наращивая темп и мне приходится закрыть глаза от кайфа, даруемого ее ротиком. Я касаюсь ее головы и провожу вдоль волос рукой. Потом собираю пряди, рассыпавшиеся у виска и слабо наматываю на кулак. Я не указываю как лучше, потому что это ее первый раз. У меня еще будет возможность поиграть с ее ротиком…

Видеть как она старается, как хочет доставить мне удовольствие уже приводит в дикий восторг. Поэтому, когда я чувствую как ее язычок движется вдоль ствола, а губы снова начинают сосать я глубоко выдыхаю.

Громкий стон вырывается из горла, а за ним еще и еще.

Я знал, что меня на долго не хватит. Я часто веду себя с ней как маленький мальчик, увидевший соблазнительную женщину. На столько она меня возбуждает. Поэтому когда Луиза в очередной раз берет в рот я не выдерживаю и кончаю, разливаясь под громкий хриплый стон. По телу проносится приятная волна невероятного наслаждения, которое локализуется в паху. Она охватывает меня полностью, проникает в мозг. Сердце колотится с неимоверной скоростью, до боли ударяясь о грудь.

Сперма частично попадает Луизе на лицо, но она не противится, лишь довольно улыбается.

Секунд десять, а может и больше, я сижу закрыв глаза и пытаюсь придти в себя. Перевожу дух. Восстанавливаю дыхание, которое распирает грудь.

Спустя пол минуты я отрываю глаза и, схватив за подбородок, тянусь к своей девочке за поцелуем.

— Так хорошо мне не было уже давно, — шепчу я в губы, оставив на них смачный след.

— Прям уж так давно?

— Только с тобой.

— Мне надо в ванну — говорит Луиза, когда я облизываю её губы и тяну на себя.

— Не спеши. Нам с тобой нужно кое-что доделать.

— Что?

Я хитро улыбаюсь и перекидываю её на диван рядом с собой. Луиза вскрикивает и улыбается.

— Ты осталась не обработанная, моя малышка. Уверен, ты ещё мокрая и только и ждешь, что бы тебя приласкали.

Луиза облизывает палец в предвкушении. Я запрокидываю её ножки себе на плечи и зарываюсь головой между ними.

В моей мастерской, в тишине, раздается глубокий сладостный стон. Луиза получает по заслугам.

Луиза.

Открываю комод в поисках какой-нибудь одежды из вещей Адама. Мое платье, которое я надевала еще вчера днём на встречу с Киран, до сих пор лежит в корзине с бельем черным комком, стянутым и выброшенным Адамом.

После происшествий в мастерской, когда картина была готова на половину и Адам добавил в работу небольшой перерыв, мы оказались на полу.

Выбралась я оттуда довольно поздно и первым делом смыла с тела всю пыль и следы графита, что успела собрать с пола. Дабы не щеголять по дому в чем мать родила, я решила одолжить у Адама что-нибудь из одежды.

Роюсь в стопке футболок, надеясь на то, что хотя бы одна из них окажется не столь велика и натыкаюсь на атласную ткань серебристого цвета. Раскрываю перед собой струящуюся тряпку и удивлено затаиваю дыхание. Тряпкой оказывается мое платье. То самое, в котором я была прошлым летом, когда меня поймал Саймон. То самое, которое он разорвал на мне.

В горле застревает тяжелый шершавый ком, причиняющий боль. Он перекрывает доступ к кислороду, в то время как сердце начинает в двое сильнее биться в груди, принуждая дыхание участиться.

Те чувства, что вроде бы утихли, осели как пыль, снова пробудились. Они вернулись и заявляют о себе, словно колокола в часовне. Громко и звонко.

Но я не хочу снова тонуть в омуте. Это невыносимо больно и тяжело и я должна их забыть. Или хотя бы попытаться принять, что бы снова не оказаться на дне.

Пока я с опаской смотрю на струящуюся ткань, на пороге гардеробной появляется высокий силуэт. Адам стоит в дверном проеме, скрестив руки на обнаженной груди, и опирается плечом о деревянную раму. Он с недовольством смотрит на мои руки, которые никак не могут выпустить тряпку, что я когда-то называла своим любимым платьем. Секунда, другая и он поднимает глаза с моих рук на меня и поджимает губы.

— Ты не должна была это увидеть… — говорит он тихо.

— Возможно, но увидела и немного обескуражена.

Адам медленно подходит ко мне. Я слышу его глубокое дыхание, за которым он скрывает подавленность. Он забирает тряпку из моих рук и начинает мять в своих руках как мяч для регби.

— Зачем ты её хранишь? — нетерпеливо говорю я, следя за его движениями.

Адам не сразу отвечает. Он молча разглядывает серебристый комок и его брови медленно сдвигаются к переносице.

— Мне оно нравилось… на тебе. Ты ведь была в нем на той фотографии и я… рисовал тебя много раз, как ты могла заметить по огромной куче использованных холстов. — С его губ слетает отчаянная усмешка. — Оно напоминало мне о днях, когда все было так хорошо.

— Все прошло. Теперь это просто кусок разорванной тряпки, — сглатываю я ком, который проходится по горлу словно кинжал.

— Да, но это не отменяет того, что я сказал. Мне так легче. Я держу у себя потому что оно давало мне стимул…

— Стимул? К чему?

Наигравшись, он наконец возвращает платье туда, откуда я его достала, и закрывает комод.