Мое сердце начинает до боли бить по ребрам. Оно мгновенно все чувствует. Я замираю на месте, уставившись на темноволосую головку, торчащую из-под одеяла. Я не только приятно удивлен, но и заинтригован. Интрига так и кружится в моей голове.

Мысленно умоляю создателя, что бы это оказалась та, о ком я думаю. Хотя, её я не спутаю ни с кем.

Я медленно подхожу ближе и сажусь на край кровати, стараясь не спугнуть ту, что там ютится. Аккуратно раскрываю край одеяла и ко мне резко разворачивается Луиза, испуганно раскрыв сонные глаза.

— Тише, малышка, это я, — шепчу я, довольно разглядывая её лицо, по которому успел соскучиться.

Луиза резко поворачивается ко мне телом и удобней усаживается на матрасе.

— Я не спала… Прости за наглый визит. Мне просто… мне нужно было… — пытается пробубнить она и снова замолкает. — Я не знаю.

Протягиваю руку и провожу тыльной стороной ладони по её щеке. Луиза реагирует на мои прикосновения и поддается вперед.

— Ты же знаешь, что всегда можешь придти ко мне.

Она поднимает на меня глаза, давая досыта насмотреться их блеском. Хотя, я сомневаюсь, что смогу когда-нибудь ими насытиться.

Я скучал по ним. Скучал так же безумно, как и по самой Луизе. Много раз, лёжа ночью в своей постели, я думал о них. Думал о том, как бы хотел снова взглянуть в них и утонуть бездне янтаря. Луиза всегда была ласковой и лучезарной. И этим она заражала меня, пробившись сквозь старую огрубевшую броню.

Сейчас же, присмотревшись в две томные точки, я понимаю — что-то изменилось. Под глазами залегли синяки, и сама Луиза выглядит уставшей. А когда она понимает, что я заметил это, то облизывает искусанные губы и пытается скрыть покрасневшие глаза.

— Что-то случилось?

Заправляю за ухо прядь, выбившуюся из остальной копны её волос. Луиза отвечает не сразу, чем ещё сильнее меня беспокоит. В голове прокручиваются миллионы мыслей, но я отгоняю их.

— Мама с Кайлом уехали в Нью-Фауленд — домой, но я не смогла… я не решилась… Не знаю, откуда у меня этот страх, но я не смогла остаться дома одна… Да и не хотелось. Поэтому я пришла к тебе.

— Зачем они уехали?

Я не понимаю ничего из того, что она сказа. О чем именно идёт речь? Страх? Перед чем? Зачем они поехали обратно в свой старый город?

— Сегодня ровно пять лет как папы не стало, — на одном вдохе поясняет Луиза.

Годовщина смерти. Теперь все встало на свои места.

Луиза так и не смогла найти в себе силы съездить на кладбище. Хотя, думаю каждому было бы тяжело смотреть на могилу родного и любимого человека.

Как бы отреагировал я на её месте? Да, мы не ладим, но он мой отец. Думаю, я бы разбивался в дребезги каждый год на её месте.

Я молча откидываюсь на спинку кровати и протягиваю к ней руки, прося, что бы она дала мне себя обнять.

— Иди ко мне, — тихо произношу я.

Луиза не ждёт повторного приглашения и прижимается к моей груди, давая мне обвить руки вокруг неё. Я хочу утешить её. Хочу дать ей какой-нибудь повод для улыбки. Хочу сказать, что все это уже давно прошло и ей не стоит так мучаться. Но это будет не правильно. Лучшее лекарство от горя — это способность полностью его прочувствовать. Принять. Лишь оказавшись на дне, можно оттолкнуться и вынырнуть на поверхность. Поэтому, думаю, не стоит ничем утешать. Ей нужно не это.

Вспоминаю, как узнал о смерти её отца и становится тошно. Луиза никогда не говорила мне о нем, лишь только отнекивалась. Мне же казалось, что она просто с ним в соре. В тот день, когда я грубо напомнил о нем, все выглядело так, будто в ту самую секунду она осознала, что его на самом деле нет. А я, до ненависти желавший сделать ей больно за то, что хотела вернуться к себе, понял какую сделал ошибку.

Она не могла говорить о его смерти в слух. Легче было умолчать или увильнуть от ответа, нежели признаться самой себе, что отца уже нет. Словно, если не говорить в слух, он будет жив. Думаю, именно в тот момент она вновь почувствовала всю боль утраты. Я заставил её почувствовать это.

— Мне хотелось к тебе… — шепчет она в шею, создавая приятную тёплую дрожь на месте касания, — потому что… потому что только с тобой мне хорошо. Только ты можешь утешить меня.

Я сильнее обвиваю вокруг неё руки и утыкаюсь носом в темную макушку. Вдыхаю знакомый, до боли родной аромат ванили.

— Я рядом детка… Я рядом… Ради тебя я готов на все.

«Я ради тебя пойду ко дну, и вызволю на свет».

Она крепче давит ладонью мне в спину и прижимается. Я никуда её больше не отпущу. Достаточно с нас неопределенности. Теперь все будет на наших правилах.

Луиза пришла ко мне. В трудный момент нашла утешение в моих объятиях. Вернулась или нет сейчас не важно. Большего мне не надо. Я сделаю все, что она скажет. И никому не дам ее обидеть.

Луиза.

Раскрываю тяжелые глаза и, морщась, смотрю вперед. Моему телу так хорошо. Тепло и мягко. Постель Адама всегда была моей любимой частью дома. Возможно из-за его хозяина, не спорю.

Когда я поднимаю голову, то понимаю, что лежу в огромной постели одна. Я разглядываю знакомую, практически пустую, безжизненную комнату. Здесь ничего не изменилось. Все так же как раньше, даже запах — мятный с древесными нотками. Но почему у меня чувство, что она пустая?

— Уже проснулась? — раздается знакомый, и такой приятный голос у двери.

Адам стоит у порога, оперевшись о раму плечом. Руки, скрещенные на груди, натягивают на мышцы длинные рукава простого черного лонгслива. Я любуюсь его станом, крепкими руками и мышцами под тонкой тканью и киваю.

В руке он держит конверт, обернутый лиловой лентой, но он не обращает на него никакого внимания.

— Приглашение на свадьбу, — поднимает он его двумя пальцами на уровне головы, когда замечает куда я уставилась.

— Свадьба? Чья?

— Чарли и Вивьен. — Точно! Она же совсем скоро, я и забыла. — Но это сейчас не важно, — довольно улыбается он и я понимаю о чем речь.

Адам притягивает мой взгляд к себе на столько сильно, что я не могу его оторвать.

И как я могла подумать, что смогу жить без него? Стелла была права. Он бы от меня не отстал. И все потому, что я сама никогда не смогла бы его забыть. Нас тянет друг другу магнитом. Разве важно что говорят другие? Ведь только с ним я чувствую себя живой.

А именно он утешал меня сегодня, прижимал к себе, пытался успокоить. У него это поучилось. Я чувствую себя на много лучше.

Адам медленно, словно смакуя каждую секунду, заходит в комнату и садится на кровать рядом со мной. Я не знаю о чем он думает, но вижу что доволен.

— Как спалось?

— На удивление хорошо. Мне даже приснился глупый сон.

Адам еще сильнее улыбается. Это действует на меня как яркий отблеск солнечных лучей в тусклое, пасмурное утро.

— Не расскажешь?

— Как-нибудь в другой раз.

— Я напомню, — кивает он. — Ты не голодна?

— А ты приготовил ужин?

— Ну-у… не такой я и бездарный.

Я разглядываю его лицо, что будто бы сияет, глаза, чарующие, притягивающие все ближе в свои цепи.

— Ты не бездарный, — оказавшись затянутой этой цепью, парирую я.

Адам замолкает и нетерпеливо кусает губу. Чему-то я все же его научила. Далее он протягивает руки к моему лицу и накрывает мои губы своими. Теплые горячие губы, нежно касаются меня и дают забыться на долю секунды. Адам оставляет лёгкий след и, как только я оживляюсь для продолжения, отрывается и встает.

— Тебе надо поесть, — поясняет он и выходит из спальни.

Через десять минут, приведя свои запутавшиеся волосы в порядок, я захожу на кухню. Аромат сливочного сыра и базилика, витающий в воздухе, начинает дразнить рецепторы. Я ощущаю дикий голод, словно не ела много дней. Слюни так и текут.

— Надеюсь, ты любишь пасту? — спрашивает Адам, крутя лопатой в кастрюле у плиты.

Он поворачивается ко мне и я киваю. Не привычно видеть его на том месте, где когда-то была я.