Что я сделал с этим гаденышем? Конечно немного припугнул. Ладно, сильно припугнул. Но я взвесил все за и против.

Было ясно, что никчемное существо в обличии Скотта, не оставило бы Луизу в покое, если бы не мое вмешательство. И я прекрасно понимал, что он доставил бы ей проблем. Уверен одним шантажом это бы не закончилось. Скотт всеми силами хотел получить то, что принадлежит мне.

Принадлежало мне…

— Я всегда буду тебя любить… — слова переходят в шёпот. Не потому что я не могу говорить, а потому что уже не кому.

Она ушла. Ушла, тихо закрыв дверь.

Луиза разбивает мое сердце в дребезги, а я позволяю ей делать это.

Обессилено оседаю на полу и, откинувшись на ножку дивана, теряю счёт времени.

Сколько себя помнил, я был безбашенным мерзавцем, не ценящим то, что имел. То, что было всегда со мной — перед самым носом. Мне казалось, всем на меня плевать. Но эти мысли я вгонял глубоко в себя, закрывал на семь замков, что бы не думать о них. Гасил обиду и вину алкоголем и как можно реже вспоминал об этом.

Сейчас замки снова отворились и боль нахлынула с новой силой. Но теперь, плевал я на весь мир! Больнее всего из-за девочки с янтарными глазами.

Говорят для того, чтобы человек зацепил, необходимо заинтересовать его чем-то таким, что проникло бы глубоко в душу, задело бы за живое. И вот что интересно: оглядев её в первую нашу встречу, просто прикинув, как она будет выглядеть голой в моей постели, я заметил для себя одну интересную и очень важную деталь. Я думал не только о том, как овладеть ею, но и о том, как она пахнет, как я буду вдыхать аромат её волос, тела. Её образ, силуэт, то как она на меня посмотрела… Это меня зацепило. Взгляд янтарных глаз, пораженный, но при этом проникающий вглубь. Туда, куда не было никому места. Этот взгляд я запомнил надолго. Возможно, на всю жизнь.

До сих пор я гадал почему Луиза сбежала от меня? Почему заставила нас мучаться в агонии? Ведь, по большому счету, я ей ничего не сделал. Да, Саймон мой друг. И она попала под его «горячую руку» просто потому что была со мной.

Она была и остаётся моим слабым местом в броне и идеальной кандидатурой на предмет мести. Саймон это знал.

А потом меня осенило.

Все те недели после визита Аманды, что мы были порознь, Луиза ждала. Звонка. Моего визита. Да хоть сообщения. Чего угодно.

А после, она сделала вывод, что все кончено.

Почему я медлил? Почему не сделал хоть что-то?

Я злился на неё за то, что так сильно въелась в меня и забрала все себе.

Хотя, все отговорки. И от этого не легче.

А в это время Луизе, что так отчаянно ждала меня, пришло сообщение. И ей было не важно, что оно с не знакомого номера. Главное, письмо было подписано моим именем. Этого было достаточно что бы, сломя голову, ринуться ко мне. Так она думала.

А после, когда все произошло, даже мое появление, которое она так долго ждала, не помогло удержать её.

Теперь же, спустя почти пол года, она снова убегает от меня, сглатывая слёзы. Обвиняя меня во всем. А я и вправду виноват. Мне не зачем себя оправдывать.

*****

Я настойчиво бью кулаком о дубовую дверь, разглядывая на ней знакомую надпись мистера Роутли. Поздно ночью я стою на пороге дома в жилом районе Гринвича. Вокруг так тихо, и спокойно. Лишь только слышен шум проезжающий мимо машины и мои настойчивые попытки выломать дверь.

— Открывай! — грубо бросаю я, напрочь игнорируя звонок.

Через минуту в окнах появляется свет и дверь распахивается. За ней появляется сонный Чарли в простой глупой пижаме соломенного цвета.

— Адам? Что случилось? — выходит он наружу, встревоженно разглядывая меня.

— Где он!? — ору я на стоящего передо мной друга. Бывшего друга!

— Адам, я прошу тебя, успокойся. Я не понимаю. Ты что снова пьян?

Чарли вытягивает ладони вперёд и пытается схватить меня за плечи. Его голова, что всегда аккуратно уложена, сейчас растрепанна, а под глазами залегли небольшие отеки. Он похож на того самого Чарли, что я знал много лет назад.

— Я успокоюсь, как только ты скажешь мне место нахождения своего ублюдошного друга.

Уворачиваюсь от попытки Чарли обхватить меня за плечи. Во мне говорит алкоголь. Я знаю. А возможно, я вернулся в свое прежнее состояние. Демоны снова вырывались наружу.

— Ты же понимаешь, что я не могу тебе этого сказать? — с выражением боли на лице поясняет Чарли. Он хмуро оглядывается вокруг, в надежде что никто не подглядывает за нами из окон. — Давай зайдём в дом и все там обсудим. Прошу тебя.

— Не можешь или не хочешь? — игнорирую я его попытки затащить себя. Плевать я хотел на соседей. Плевать я хотел на все!

— Нет, не хочу. Он мой друг, Адам, — тихо, стараясь не повышать голос, поясняет он. Я же внутри усмехаюсь.

— Им был и я…

Чарли замолкает и обречено выдыхает.

— Скажи, если бы Саймон изнасиловал Вивьен, ты бы тоже его защищал? — разглядывая голубизну его сонных глаз, спрашиваю я.

— Адам…

— Он трогал её! Ты понимаешь это? Трогал своими губами, — с чувством омерзения бросаю я. — Он сделал бы это… Если бы я не успел… он…

Я не могу продолжать. Что-то внутри меня зажимается, не дает дышать, глаза становятся мутными. Я плохо вижу, но чувствую, как из дома к нам кто-то выбегает. Моргаю несколько раз и, глубоко дыша, отхожу в сторону. Лицо напуганной Вивьен приводит меня в чувство.

— Я понимаю какого тебе, друг мой. Я не знаю что бы сделал с ним, если бы он тронул Вивьен. Но даже это было бы концом для меня, — отвечает Чарли переводя взгляд от неё ко мне. — Ты спросил почему я так сильно пекусь о нем. Это не так. Я пекусь о тебе. Я боюсь, что последствия вашей с ним встречи, будут трагичными для обоих, а я не готов терять ещё одного друга.

Глаза Вивьен начинают сверкать и она прижимает ладони к губам, пытаясь держать себя и не заплакать. Я не привык делить с кем то боль, но сейчас я не силах держаться. Ее слезы окончательно подбивают меня.

— Адам… — слышу я голос Чарли, что тревожно разглядывает мое лицо, — что случилось?

— Она ушла… — выдавливаю я из себя. — Понимаешь? Ушла.

Луиза.

Когда праздничные выходные наконец закончились, я начала готовиться к долгожданной учебе. Признаюсь честно, когда я говорила Стелле о том, что хочу отдохнуть от колледжа, то немного преувеличила. Эта неделя была невыносимой. Единственным утешением и спасением от мучительных странствований по дому была моя работа. Она-то и стала для меня отдушиной.

Мне не хотелось таскаться по дому в глупых раздумьях весь день. Для этого мне хватало времени от двенадцати ночи до шести утра. Именно в это время я оказывалась в плену собственных мыслей. Они захватывали мой мозг ровно по счетчику, как только я закрывала дверь и оставалась наедине с собой.

Я никак не могла выбросить из головы одного единственного человека. Того самого, что признался мне в любви, когда я навсегда решила покончить со всем, что нас связывало.

Все, что он высказал мне в тот день запечаталось в памяти и снова и снова повторялось как музыка на репите. Именно они с каждым разлом рушили мою уверенность в том, что я правильно поступила и разбрасывали щепки вокруг.

Мое состояние не осталось не замеченным остальными членами семьи. Наоборот оно привлекало слишком много их внимания. Я замечала, что временами мама с Кайлом переглядывались и о чем-то шептались, точно как мы с ним раньше. Мне же было на столько плохо, что остановить их и спросить, что наконец они хотят от меня услышать, я не могла.

Весь крайний выходной день, перед загруженной учебной неделей, я провела в подготовках. Мне надо было отвлечься от предательских мыслей, а повторная глажка одежды, по моему мнению, была идеальным решением.

Вешаю темно-синий блейзер в свой шкаф и замечаю у порога маму. Не скажу, что застала меня врасплох, ведь я всю наделю ждала когда она решится на разговор. В последний месяц у меня было странное ощущение, что она мне что-то не договаривает.