Постулируя тезис: «вещи сами собой рождаются»[80], Ван Чун разделял идеи даосской школы. У него можно встретить много суждений созвучных даосским, например: «Источающаяся жизненная энергия не обладает намерением творить вещи, вещи создаются сами собой. Вот это и есть недеяние»[81]. Он сам признавал данное обстоятельство, заявляя одновременно, что, выдвинув принцип «естественности», даосы оказались не в состоянии представить убедительных его доказательств. Свор задачу философ видел в том, чтобы восполнить этот недостаток. Обращаясь к даосскому учению, Ван Чун не ограничился, однако, простым заимствованием, он дал этому учению оригинальную интерпретацию. То, что у даосов было только намечено, у него приобрело законченный вид. «Недеяние» выступало у него как принцип естественного развития мира вещей и явлений, исключающий какое-либо сверхъестественное вмешательство, заранее поставленную цель.
Ван Чун решительно отвергал насаждавшиеся конфуцианством религиозные представления о небе. Философ отрицал, что небо обладает божественностью, утверждая, что оно — материально, как и земля, что оно подчинено внутренне присущим ему законам и движется по необходимости. Целеполагающую деятельность неба он отвергал на основании отсутствия у него рта и глаз. Ван Чун рассуждал следующим образом: раз рта и глаз нет у земли, то их не может быть и у неба, ибо они то же самое, что муж и жена. «Если же допустить, — продолжал он, — что небо — это воздух, то воздух — подобие облака и тумана. Как же может [вещество] такого рода, как облако или туман, иметь и рот и глаза»[82]. Справедливо писал автор специально посвященной ему монографии, видный советский ученый А. А. Петров: «В своих трудах Ван Чун доказывал материальную природу неба. Является ли оно твердым телом, подобно земле, или воздухом, подобно облакам и дыму, оно в равной степени неодушевлено и не духовно»[83].
Подобные доказательства, а их у него много, были нужны Ван Чуну для того, чтобы опровергнуть мифологические представления о каком-либо вмешательстве Неба в процесс возникновения и развития вещей и явлений. Никакая иная сверхъестественная сила не принимает участия в формировании многообразия природного мира. Небо не мыслит и не чувствует. В природе нет предустановленной целесообразности. Ван Чун отвергал также тезис о карающей силе Неба. Он утверждал, что, к примеру, появление комет — это естественное явление, всего лишь примета грядущих бедствий, но ни в коем случае не воздаяние за недобродетельные действия и никак не связано «ни с правителями, ни с политическими событиями, ни с системой правления»[84].
Превращение неба в человеческом сознании в божественное начало Ван Чун объяснял тем, что люди изображают его по собственному подобию как отца-покровителя. Небо не может кормить людей; напротив, они понапрасну приносят ему жертвы продуктами питания, которые сами производят.
Ван Чун воспроизводил древнюю натуралистическую идею о самопроизвольном движении природы без вмешательства сверхъестественных сил. По его мнению, борьба взаимопротивоположных сил инь и ян означает не что иное, как проявление естественной первоматерии-эфира (ци) в пяти первоэлементах. Признавая роль последних в формировании конкретных вещей и явлений, Ван Чун вместе с тем возражал против попыток объяснения с их помощью всего многообразия природных и социальных процессов. Так, например, он решительно выступал против отождествления борьбы за существование среди животных с их происхождением от одного из первоэлементов[85].
В области науки Ван Чун не ушел далеко вперед от своих современников, однако на фоне бытовавших в то время представлений высказывал и более оригинальные мысли. Он считал, например, что небо представляет огромный диск, центром которого является северный полюс. Этот горизонтальный диск вращается с востока на запад над четырехугольной землей. Однако прикрепленные к диску светила — солнце и луна движутся по собственным путям с запада на восток. Таким образом, в отличие от своих современников, Ван Чун считал, что движение неба в конце концов увлекает эти светила на запад, уподобляя их, по образному выражению философа, муравьям, ползущим против движения вращающегося жернова. Ван Чун оспаривал мнение, что небо есть вращающаяся наклоненная сфера, так как такое представление не позволяло найти правильное объяснение движения светил.
Ван Чун подвергал решительной критике космогонические мифы. Так, подробно рассмотрев предание о мифическом герое Гун-гуне, в результате удара которого по горе Бучжоу произошло «обрушение небесного свода» (положение спасла богиня Нюй-ва), он пришел к следующему выводу: «Если толковать о том, сообразуясь с законами природы или деяниями людей, то, говоря по правде, весь сказ окажется пустой лишь болтовней (курсив наш. — В. Б.)»[86].
Важное место в сочинении Ван Чуна «Критические рассуждения» занимает обсуждение вопроса о смертности души. Он исходил, прежде всего, из представления о человеке как об одном из элементов природы. «Человек — это существо, и твари — такие же существа»[87]. А поскольку животные не обладают душой, ее не может быть и у человека. Далее, само строение человеческого организма опровергает представление о бессмертии души. Основа жизнедеятельности человека — в цзин цзи (термин можно перевести как «тончайшее вещество жизненной энергии, заключенное в токе крови»). Смерть означает исчезновение этой энергии, что приводит к разложению тела[88].
Вопрос о душе Ван Чун рассматривал сквозь призму своей материалистической натурфилософии. «Человек, — пишет он, — рождается между небом и землей, подобно льду»[89]. Он появляется в результате сгущения частиц сил инь и ян. Человек, как и все другие вещи, «пребывает в Изначальном, после смерти он снова возвращается в Изначальное. Изначальное туманно и рассеянно. До своего рождения человек не обладает способностью к познанию. Как же может [мертвый человек] обладать способностью к познанию?»[90] — спрашивает философ. Он уподобляет смерть человека угасанию огня. Поэтому, в его представлении, «утверждать, что умерший человек обладает сознанием, — все равно что заявлять, будто погасшее пламя продолжает светиться»[91]. Жизнь человека носит естественный характер, как и у других живых организмов, она заканчивается с его смертью. Не существует души как действующей самостоятельной индивидуальности. Души нет до рождения человека, нет ее также и после его смерти.
Концепция Ван Чуна о жизни и смерти была направлена против разделявшейся как конфуцианством, так и даосизмом идеи бессмертия души, якобы обладающей сознанием и способной вредить людям. Нет духов и демонов, утверждал Ван Чун. Почитание и служение духам умерших — бессмысленное занятие, говорил он, подвергая критике прорицателей и гадателей. Философ питал отвращение к тем своим современникам, которые верили в сверхъестественные силы.
Оригинальной, во многом расходившейся с традиционными представлениями, была и общественно-историческая концепция Ван Чуна. Значительным достижением тогдашней китайской социальной мысли следует считать утверждение Ван Чуна о том, что современность не уступает древности. Он пытался решительно разрушить обычную для конфуцианцев практику идеализации прошлого. Философ выражал, в частности, сомнение в том, что достоинства «золотого века» связаны с существовавшими тогда методами управления, на чем настаивали конфуцианцы. Он признавал влияние природных условий на развитие общественных явлений.
