Спрашивают: «[По-вашему], чтобы управлять Поднебесной, нужно прежде всего сосредоточиться на человеческих делах, но разве не нужно учитывать Путь Неба? [Вы же] говорите, что к Пути Неба следует прибегать лишь для того, чтобы не пропустить [начала сельскохозяйственных работ] в ходе смены четырех сезонов [года], главное же, [по-вашему], сосредоточиться на делах людей, которые действительно позволят навести порядок; но [тогда получается], что Фэн Сян и Бао Чжан[1194], о которых говорится в "Чжоу ли", были бесполезны?»

Отвечаю: «Они [Фэн Сян и Бао Чжан] до некоторой степени содействовали взаимовлиянию Неба и Человека, однако [их предсказания] не могли служить основой для упорядочения Поднебесной и не имели главного значения для управления народом».

Спрашивают: «Тогда в чем состоит основное и главное?»

Отвечаю: «[Если] правитель при назначении чиновников будет исходить не из личных [симпатий] к ним, а из их достоинств, будет усердно заниматься государственными делами, неустанно пестовать достойных чиновников, награждать [только] за заслуги, а наказывать [только] за преступления, будет управлять делами справедливо, чтобы народ был спокоен и каждый обрел свое место, то Небо и Земля, само собой, естественно, упорядочатся в соответствии с его волей, откликом на его дела; естественно, явятся счастливые знамения, которые соберутся подле него, беды, естественно, оставят его и полностью исчезнут, и, даже если кто-нибудь пожелает, чтобы произошло иначе, этому не бывать.

[Если] правитель будет назначать чиновников из своей родни или фаворитов, приближать [к себе] приятных или льстивых, станет судить о людях, добрые они или нет, по тому, сходно ли их мнение с его мнением или нет, раздавать награды и наказания в зависимости от того, в хорошем ли он настроении или в дурном, [если] будет гоняться за красавицами и забросит государственные дела, будет относиться к народу как к преступникам, достойным казни, то пусть даже жертвы на алтарь пяти императоров будут возлагаться во время, как это предусматривает ритуал, а закон о вынесении приговоров только зимой не будет нарушаться, пусть даже тысячелистник и черепашьи щиты [для гадания] кучами громоздятся в храмах, а жертвенные животные заполнят все проходы между могильными стелами, пусть даже Фэн Сян будет сидеть на своем возвышении, не спускаясь оттуда, а чиновник, служащий духам, припав к алтарю, не будет отходить от него — все равно это не спасет государство от краха и гибели.

Отсюда можно сделать вывод, что человеческие дела — основа, а Путь Неба — побочное. Разве это не правильно? Поэтому верить в [возможность] самому вершить добро, не уповать на Путь Неба — удел правителей наилучших; сомневаться в [возможности] самому вершить добро, уповать на помощь Пути Неба — удел правителей средних; не надеяться на себя и целиком полагаться на Путь Неба — удел самого последнего и глупого правителя.

Когда правитель честно разберется в себе, сосредоточит [свои] мысли на управлении государством, разберется в себе настолько, что не станет допускать ошибок, при управлении государством не будет заблуждаться, тогда счастливые знамения, несомненно, появятся, счастье наступит так же естественно, как естественно воду доставать из колодца, а дрова сжигать в печи — это-то ведь ликования ни у кого не вызывает. Поэтому радоваться возмездию и счастливым знамениям — значит проявлять эгоистические качества низкого человека, которые благородными качествами человека высшего ранга назвать никак нельзя.

Искоренение беспорядков[1195]

Герои, достойные воли Неба, исконных уделов в Поднебесной не имеют, а поскольку [уделами они не владеют], беспрерывные войны неминуемы. Прикрываясь могущественным авторитетом Неба, силой захватывая земли, пуская в дело воинов, они в такое время начинают соперничать со мной в таланте и мудрости, демонстрировать мощь, бороться за победу. В такой обстановке появляется множество сбитых с толку, потерявших ориентировку людей. [Но вот], исчерпав до конца свои умственные способности и силы, эти герои оказываются в положении, когда сопротивляться у них нет больше сил и остается [им] склонить голову и, позволив накинуть на шею веревку, стать моими пленниками. А один [из них] был некогда моим господином, другой — сослуживцем, третий брал [меня] в плен, четвертый гноил [меня] в темнице. Когда [им] сопутствовал успех, [они] поносили [меня], радовались [моим] неудачам, лелеяли мечту возвыситься, чтобы удовлетворить свои вожделения. Разве они согласятся с такой участью?

Когда трон переходит по наследству, людские сердца покойны, народ Поднебесной живет, положившись на принявшего [трон]; благодаря ему [люди] богатеют, становятся знатными, умиротворенными, занимаются делами, растят сыновей и внуков, во всей Поднебесной царят мир и покой; сердца людей с признательностью обращены к взошедшему [на трон], корыстные замыслы героев пресечены, воля чиновников и народа определена; самой знатной является только одна семья, самым почитаемым — только один человек. И пусть в это время восседает [на троне] неразумный, все равно его милости кажутся безмерными, как Небо и Земля, его сила уподобляется могуществу духов и богов, его гнева страшатся больше, чем урагана и грома, его благодеяния предстают более благотворными, чем вовремя выпавший весенний дождь, и тысяче Чжоу-гунов и Конфуциев не сравниться с ним в мудрости, миллиону Мэн Бэней и Ся Юев[1196] не превзойти его в храбрости и отваге.

Видя, что в Поднебесной никто не смеет перечить ему, такой скудоумный правитель начинает почитать себя вечным, как небо и земля, дает волю своим вожделениям, порочным прихотям. Государь и чиновники пускаются в открытый разврат, верхи вместе со своими приближенными творят безобразия. Их глаза любуются потешными боями[1197] и никак не могут налюбоваться, их слух услаждается мелодиями царств Чжэн и Вэй[1198] и никак не может усладиться; из покоев, где они предаются блуду с женщинами, их невозможно вызволить; с охоты, где они скачут на конях, их невозможно дозваться; государственные дела они забрасывают, о народе думать перестают; распутство, как бескрайнее наводнение, захлестывает всех и вся. Те, кто пользуется доверием и приязнью [государя], сплошь льстивые пустозвоны, те, кто снискал благосклонность и щедро одаривается, сплошь родственники жен и наложниц [государя]. [Они уподобляются] голодному волку, которому поручили стеречь очаг, голодному тигру, которому позволили пасти свиней и скот, и похоже, что они готовы вытопить сало из Поднебесной и, раздробив человеческие кости, добраться до мозга. Народ озлобляется и омрачается, бедствия и смерть следует друг за другом. В государстве то и дело вспыхивают беспорядки, варвары вокруг бунтуют и нападают — все в один день может развалиться, как глина, рассыпаться, как черепица. Наследники, которых когда-то я вскормил, превращаются во врагов, сосущих мою кровь.

Что же касается тех, кто, даже утратив власть и могущество, не приходит в себя, разве это не означает, что богатство и знатность породили бесчеловечность, а высокомерие и разврат привели к затмению разума? [Ведь] взаимная смена бытия и смерти — это круговорот порядка и смуты, великое предопределение, ниспосылаемое Путем Неба.

Далее. Те, кто управляет, следуют сложившемуся пониманию [методов управления] и совсем не в состоянии отличить достойного от глупого, четко отграничить расцвет от упадка. А ведь нынешние времена отличаются от древности, и чем дальше, тем больше. Разве это не так? С момента возвышения Ханьской династии многие обыкновенные люди, такие, как и все другие, благодаря богатству становились наперсниками государя, в то время как правдивые и честные незаслуженно страдали в захолустье, в забвении, не в состоянии оказать влияние на нравы.