Название «Чунь цю фань-лу» первоначально было заголовком лишь одной из глав и стало наименованием всего труда позднее. Под «Чунь цю» имеется в виду летопись «Вёсны и осени», приписываемая Конфуцию и содержащая описание событий в царстве Лу в 722-481 гг. до н. э. Существует несколько трактовок бинома фань-лу; нами принято объяснение, данное в комментариях к «Чжоу ли» («Чжоуские обряды и ритуалы») — «обильная роса».

В формировании идеологии эпохи Хань «Чунь цю фань-лу» Дун Чжуншу сыграл важную роль, заложив основы ортодоксальной конфуцианской доктрины. Окончательное оформление он получил в период дискуссий I в. н. э., нашедших отражение в труде Бань Гу «Бо ху тунъи» («Диспут в зале Белого тигра»). Заслуга Дун Чжуншу состоит главным образом в том, что, сообразуясь со временем, с изменившимися социальными условиями в единой империи и с развитием представлений о природе и обществе, он дополнил основные конфуцианские постулаты положениями натурфилософских концепций (в частности, положениями Цзоу Яня о пяти стихиях), легистскими нормами и разработал основы того конфуцианского учения, которое стало официальной идеологией правящих классов.

Перевод шести отрывков из летописи осуществлен по тексту трудов Дун Чжуншу, помещенных в серии «Сы-бу бэй-яо» (Шанхай, 1936). Выбор отрывков сделан на основании хрестоматии «Избранные материалы по истории китайской философии (период двух Хань)» (т. 1. Пекин, 1960).

А. С. Мартынов

Чуский Чжун-ван[443]

Путь (дао) «Чунь цю» — почитать Небо и подражать древности.

[Этот путь] таков потому, что даже обладающий умелыми руками не сможет правильно сделать ни круга, ни квадрата, если он не употребляет ни угольника, ни циркуля; даже обладающий тонким слухом не сможет определить пять тонов, если он не использует шесть бамбуковых дудок [различной длины][444]; даже знающий не сможет «усмирить» Поднебесную, если он не изучил [опыт] прежних государей. Если же дело обстоит таким образом, то оставленный [нам] опыт [дао] прежних государей для Поднебесной — все равно что циркуль с угольником и шесть бамбуковых дудок. Поэтому, когда совершенномудрый подражает Небу, а мудрец подражает совершенномудрому, в этом заключено то наибольшее, [чего они могут достигнуть]. Если это наибольшее достигнуто, то [в Поднебесной] — правление совершенно, если это наибольшее потеряно, то [в Поднебесной] — беспорядки. В нем, [таким образом, заключено] различие между совершенным правлением и беспорядками.

Известно, что в Поднебесной нет двух Путей. Поэтому совершенные мудрецы различаются по [методам достижения] совершенного правления, но едины по принципам. Древность и современность проникают друг в друга, поэтому прежние мудрецы передают образцы [своего поведения] последующим поколениям.

«Чунь цю» в своем отношении к текущим событиям одобряет возвращение к древности и порицает изменение постоянного, стремясь к тому, [чтобы люди] брали за образец прежних государей.

Но тут нам возражают: «Государь обязательно меняет управление. Люди с предвзятым мнением, воспользовавшись этим положением, могут сказать: "Если можно следовать древности, то почему же прежние государи не наследовали Путь друг друга?" Люди придут в замешательство, услышав такое, и начнут сомневаться в правильном Пути и верить вредным словам, и от этого может быть большой вред».

На это [мы] отвечаем: «Есть люди, которые, услышав, что князья во время стрельбы из лука исполняли музыкальную пьесу[445] под названием "Голова дикой кошки", отрубают кошке голову и, вешая ее как мишень для стрельбы, спрашивают: "Неужели это музыка?" Эти люди слышали лишь о названии [этого ритуала], но ничего не знали о его сущности».

Когда мы сейчас говорим, что новый государь меняет управление, [то это не означает] изменения Пути и изменения принципов [предшественников. Это означает только, что] с получением мандата от Неба меняется царствующая фамилия, меняется государь. И этот государь правит не в результате наследования предыдущему. Если бы он во всем наследовал предшественнику, продолжал старое дело и ничего бы не менял, то он ничем не отличался бы от правителя, который получил власть по наследству от предшественника. Правитель, получающий Мандат Неба, есть великое проявление [воли] Неба. Тот, кто служит отцу, должен проникнуть в его мысли, а тот, кто служит государю, должен постичь его стремления. Так же и со служением Небу. Ныне Небо явило себя в великом проявлении. Если же [все] унаследовать от прошлого и все оставить прежним, то [это означает] не проявить и не восславить [намерений Неба]. И это не есть замысел Неба. Поэтому обязательно нужно изменить место пребывания [государя] (столицу. — А. М.), название государства, календарь и цвет [официального] облачения. И это не что иное, как нежелание противиться замыслу Неба и ознаменование самопроявления. Что же до великих основ, человеческих отношений, путей и принципов политического управления, воспитания нравов и письменности, то все должно остаться по-старому. Да и как это менять? Поэтому [пришедший к власти] государь меняет лишь имена в системе управления, но сохраняет сущность Пути.

Конфуций говорил: «Достигший совершенного правления при недеянии — вот каким был Шунь!»[446] Этим сказано, что он лишь соблюдал Путь Яо, и только. Разве это не проявление неизменного!

Яшмовый кубок[447]

«Чунь цю» порицает Вэнь-гуна[448] за женитьбу во время траура.

Оспаривающие [это порицание] говорят: «Положенный срок траура не превышает трех лет. Трехлетний же траур [на деле длится] двадцать пять месяцев. По данным же летописи, Вэнь-гун женился после сорока одного месяца. [Таким образом], женитьба не только не приходилась на время траура, но была весьма отдалена от положенного срока. Как же это можно назвать женитьбой во время траура?»

Мы отвечаем: «"Чунь цю" при обсуждении дел самым важным считает характер замыслов. Этой женитьбе непременно предшествовало сватовство, а месяц сватовства приходится на срок траура. Поэтому [в летописи это событие] названо "женитьба во время траура". К тому же Вэнь-гун осенью совершил жертвоприношение предкам, а зимой начал сватовство [послал подарки], и в обоих случаях он поспешил. Но летопись "Чунь цю" не порицает его за первое, а порицает лишь за второе, [поскольку] во время трехлетнего траура непременно должно испытывать чувство скорби по [умершим] кровным родственникам. И если даже, следуя обычаю, можно не ждать до конца срока, то все-таки необходимо, чтобы в сердце [скорбящего] не было покоя. [У Вэнь-гуна] же совершенно отсутствовала скорбь об ушедшем и [все] помыслы были обращены на женитьбу. Именно к этому в "Чунь цю" испытывают наиболее сильную неприязнь. Поэтому, хотя [Вэнь-гун] и женился по истечении трех летнего срока, [летописец] порицает его как женившегося во время траура. Не отделяя первый [проступок] от второго, [летописец] с презрением [оценивает Вэнь-гуна] как не имеющего человеческого сердца.

В связи с этим [обратимся к] обсуждению ритуала. Важнейшее в ритуале — это помыслы. Если помыслы почтительны, то и этикет будет полным, и благородный муж расценивает это как постижение ритуала; если помыслы — в гармонии, то и звуки будут правильными, и благородный муж расценивает это как постижение музыки. Если помыслы — печальны, а житейское поведение — сдержанное, то благородный муж расценивает это как постижение траура. Поэтому мы говорим [об оценке Вэнь-гуна]: "Это — не пустые придирки, это называется ценить помыслы". Помыслы — это содержание. [Конкретная] вещь, [в которой они осуществились], — форма. Форма связана содержанием. Если в форме отсутствует содержание, то каким образом форма сможет выявить содержание? Когда содержание и форма представлены в полном объеме, то лишь тогда ритуал [можно считать] завершенным. Если же форма и содержание представлены не полностью, [то выполнение ритуала] не достигает общего признания. [В случае, когда и форма и содержание] не могут достичь полноты и представлены однобоко, лучше, когда нет формы, но есть содержание. [Эта ситуация] хотя и не расценивается как овладение ритуалом, но к ней относятся с некоторой долей одобрения. Пример тому [запись в летописи "Чунь цю"]: "Прибыл Гэ Лу, [правитель] Цзе"[449]. Когда же нет содержания, но есть его выражение, то [эта ситуация] не только не расценивается [как совершение ритуала], но даже отчасти порицается. Пример тому — [запись в "Чунь цю"]: "Прибыл этот Чжоу-гун"[450]. Таким образом, расстановка [по значимости] в "Чунь цю" следующая: в начале — содержание, в конце — выражение, справа — побуждение, слева — осуществление. Поэтому [у Конфуция] сказано: "Говорим: Ритуал! Ритуал! Но разве это лишь яшма и ткань?!"[451]. Развивая [эту мысль], следовало бы сказать вначале: "Прием при дворе! Прием при дворе! Разве он лишь обмен словами? Музыка! Музыка! Разве она лишь колокол с барабаном?" И затем следовало бы продолжить: "Траур! Траур! Разве он лишь в облачении?" Конфуций в установлении Пути новым государем выявлял то, как [новый государь] ценил побуждения и отворачивался от выгоды, сколь он любил искренность и искоренял фальшь. [Конфуций] поступал так, поскольку [среди правителей его времени] были такие, кто унаследовал пороки династии Чжоу[452]».