Если во время недуга и упадка сил враг будет находиться совсем рядом [с заболевшим человеком], то он не будет в состоянии даже прикрикнуть [на обидчика], если [в это время] кто-то будет красть его вещи, [он] не сможет воспрепятствовать и отнять их [у вора] — причина этого в его истощенности и изнуренности.
Смерть же — предел истощенности и изнуренности; как же может [мертвый человек] вредить людям?
[Хозяин], у которого кто-то украдет курицу или собаку, даже если он робкий и слабосильный человек, не может не рассердиться; и если гнев его достигнет предела, то дело может дойти до взаимного убийства. В смутные времена [из-за голода] одни люди поедают других. Если бы души [людей], умерших таким образом, обладали сознанием, они должны были бы причинить вред людям, [съевшим их]. Свое тело дороже, чем курица или собака, и собственная смерть несравненно более важное событие, чем воровство. То обстоятельство, что люди выходят из себя по поводу курицы или собаки, но не проявляют злобы к тем, кто съел их самих, доказывает, что [мертвые] не в состоянии вредить людям.
Пока цикада не сбросила свою кожицу, она остается куколкой. Когда же она сбросит свою кожицу, она выходит из состояния куколки и принимает вид цикады. Не правомерно ли сравнить то, как цикада выходит из состояния куколки, с тем, как жизненный дух покидает тело умершего человека? Но то, что стало цикадой, не может повредить тому, что было куколкой. Если же цикада не может повредить куколке, тогда как же может наносить повреждения телу живых людей жизненный дух умершего человека?
Природа сна неясна. Одни считают, что, когда [человек] спит, его жизненный дух остается в его теле и вызывает приятные и неприятные видения. Другие полагают, что жизненный дух уходит [из тела во время сна] и общается с другими людьми и существами. Так вот, если он, [жизненный дух], на самом деле остается в теле [спящего человека], тогда и с жизненным духом мертвеца дело должно обстоять так же. Если же он, [жизненный дух], действительно может удаляться [из тела], то тогда во сне человек может убить или ранить кого-то из людей, а коль скоро он сам может [во сне] ранить или убить другого человека, то, в свою очередь, подобным же образом и его самого может [во сне] убить кто-то. Однако, [проснувшись] на другой день, если бы он осмотрел тело этого другого, так же как и свое собственное, он не обнаружил бы и следов ран, нанесенных мечом.
Сновидения вызываются жизненным духом, и этот жизненный дух [спящего человека] одинаков с жизненным духом умершего. Жизненный дух спящего [человека] не может вредить людям, как же сможет причинять такой вред жизненный дух умершего?
Пылает огонь — кипит котел, прекращается кипение — исчезает пар — все это зависит от огня. Только в том случае, когда жизненный дух бурлит, он может повредить людям, но когда он не возбужден, то не может причинить людям вреда.
Когда огонь пылает ярким пламенем в печи, [вода] бушует в котле и пар клубится. Когда жизненная энергия клокочет в груди, силы растут и тело горит.
Когда же человек находится при смерти, тело его охлаждается и зябнет, охлаждение это и замерзание все увеличивается и увеличивается, достигая высшего предела, за которым следует гибель. В то время, когда [человек] умирает, [его] жизненный дух не в состоянии войти в силу, после смерти тела он подобен кипятку, выплеснутому из котла, как же может он чинить вред людям?
Человек может заболеть от другого существа и стать бесноватым, но если распознать то, что вызвало болезнь, и воздействовать на это, то тогда можно излечить болезнь. Пока это существо не окончило свой век, его жизненный дух имеет опору в теле и поэтому может видоизменяться и вступать во взаимосвязь с человеком. Но после смерти тело разлагается, жизненный дух рассеивается; потеряв то, на что можно было бы опереться (т. е. тело), он не способен более ни на какие изменения.
Жизненный дух человека подобен жизненному духу другого существа. При жизни другого существа его «жизненный дух» может поразить болезнь, после же смерти его жизненный дух уничтожается.
Люди и другие существа не отличаются друг от друга [в этом отношении] — после смерти жизненный дух их равно уничтожается; как может он [кому-то] нанести вред?
Если же [кто-либо] будет утверждать, что человек представляет наибольшую ценность [в мире будто бы именно потому, что] его жизненный дух совершенно особый, то [для опровержения этого] достаточно сослаться на то, что другие существа могут видоизменяться и испытывать превращения, а люди не могут. Значит, наоборот, жизненный дух человека несравним с другими существами [потому, что] их жизненный дух превосходит человеческий[994].
[Общеизвестно, что] вода топит, а огонь сжигает. Вообще все то, что может повредить человеку, относится к вещам пяти первоэлементов: металл ранит человека, дерево ударяет его. земля придавливает человека, вода топит человека, огонь сжигает его. Если же человек умирает, то относится ли [разве тогда] его жизненный дух к вещам пяти первоэлементов? Может ли вредить [он] людям, не являясь [вещью, относящейся к пяти первоэлементам]? Нет, он не может вредить людям.
[Поскольку жизненный дух человека] не принадлежит к вещам [пяти первоэлементов], значит, он есть жизненная энергия[995]. Из тех видов жизненной энергии, которые вредят людям, наиболее губительной является жизненная энергия солнца (тай ян). После смерти человека обладает ли пагубной силой его жизненная энергия? Вредит ли [она] людям или нет? Нет, [она] не в состоянии причинять вред людям.
Итак, [я] заключаю, что мертвые не становятся духами, не обладают сознанием и не могут вредить [живым] людям. Отсюда ясно, что привидения, которых [люди] видят, не являются [воплощением] жизненной энергии умерших людей и этой жизненной энергией человеку не может быть причинен какой бы то ни было вред.
Книга двадцать шестая. Глава первая. О действительном знании
Конфуцианцы, рассуждая о людях совершенномудрых, полагают, что они знают о прошлом, отстоящем от нас на тысячу лет, и знают о будущем на десять тысяч поколений вперед; что благодаря прозорливости своего зрения и проницательности своего слуха они постигают [суть вещей] при первом же их появлении, что они познают само собой, не изучая, и понимают само собой, не спрашивая. Поэтому [люди] их называют совершенномудрыми, [а совершенномудрых] считают святыми. Подобно тысячелистнику и черепахе[996], они предсказывают счастье и несчастье. Тысячелистник считается священным растением, а черепаха — чудотворным животным.
Что же касается мудрецов, то [их способности] не достигают таких талантов. Их знания недостаточны, и они не обладают даром предвидения, поэтому и называют их мудрецами, [а не совершенномудрыми]. Если названия неодинаковы, то и существо различно, если же сущность одна и та же, то и наименования совпадают. Когда назвали совершенномудрых [особым] наименованием, то знали, что совершенномудрые люди — это сверхвыдающиеся, отличающиеся от мудрецов.
Перед кончиной Конфуций завещал нам книгу пророчеств[997], в которой предрекал: «Какой-то неизвестный мужлан назовет себя Цинь Ши-хуаном[998], войдет в мой дом, усядется на корточках на моей постели и вывернет наизнанку мое платье. Прибыв к Шацю[999], он умрет». Со временем циньский царь захватил всю Поднебесную и провозгласил себя Ши-хуаном[1000] (Первым императором). Совершая ритуал объезда страны, он прибыл в Лу[1001] и посетил жилище Конфуция. Затем он направился в Шацю, но по дороге заболел и скончался.
