Благородный муж любит то, что любят люди, и забывает о том, что любит он сам. Низкий человек любит свои пороки и забывает о том, что любят люди.

Некто спросил: «Как Вы относитесь к принципам Поднебесной?» Отвечаю: «А Вы сами к чему стремитесь?» Тот сказал: «Если жаждать высокого положения и мечтать о благополучии, тогда как?» Отвечаю: «Жаждать этого — это совсем не то, к чему следует стремиться. Если уж стремиться, так стремиться к Пути, мечтать о добродетели, усердствовать в человеколюбии и чувстве долга. Когда нужно идти вперед, иди вперед; когда нужно идти назад, иди назад. Усердствуй, идя вперед, и приобретешь известность». — «Осмелюсь спросить о том, что будет, если идти вперед, идя назад?» Отвечаю: «В старину Янь Юань, идя назад, оказался впереди[600]. В Поднебесной мало таких, как он». Тот спросил: «Если это так, то почему же таких людей меньше, чем идущих всегда назад?» Отвечаю: «Идущим всегда вперед легко найти пару. Идущим всегда назад легко найти пару[601]. Тем, кто идет вперед согласно ритуалу, идет назад согласно чувству долга, трудно найти пару».

Некто спросил: «Есть люди, для которых жизнь и смерть — едины, бедность и богатство — одно и то же, знатность и худородность не имеют различий. А как по-вашему?» Отвечаю: «Те, которые так считают, перепуганы. Если верить, что смерть и жизнь — едины, бедность и богатство — одно и то же, знатность и худородность не имеют различий, то это означает, что для меня Совершенномудрый — это пустой звук»[602].

Проникшие в Небо, Землю и Человека — это [истинные] конфуцианцы. Проникшие в Небо и Землю, но не проникшие в Человека — это просто талантливые.

Человек всегда сначала появляется [на свет], а уж потом люди дают ему имя; сначала требует, а уж потом люди дают ему [требуемое]. Человек всегда любит себя сам, а уж потом люди любят его; человек всегда уважает себя сам, а уж потом люди уважают его. Любить самого себя — это вершина человеколюбия; уважать самого себя — это вершина ритуала. Не бывает таких, которые не любят и не уважают себя сами, а люди бы любили и уважали их.

Некто спросил, не долголетни ли дракон, черепаха, дикий лебедь. Отвечаю: «Долголетни». Тот спросил: «А человек может быть долголетен?» Отвечаю: «Животные [долголетни] в силу своей природы, человек [долголетен] в силу своего человеколюбия»[603]. Тот спросил: «Люди болтают о небожителях[604]. Есть ли они?» «Увы! Фу-си и Шэнь-нун скончались, Хуан-ди, Яо и Шунь преставились и ныне мертвы, Вэнь-ван [покоится] в Би[605], а Конфуций — к северу от луской столицы. Ты один, что ли, беспокоишься о своей смерти? Не в силах люди этого постичь. И небожители не изменят твою природу». Тот сказал: «Совершенномудрые не учатся у небожителей, потому что их пути различны. Совершенномудрый более всего в Поднебесной стыдится того, что он о какой-то одной вещи не знает; небожитель более всего в Поднебесной стыдится того, что он хоть один день не будет живой». Отвечаю: «О жизнь, о жизнь! Это называется жизнью, а на самом деле это смерть».

Некто спросил: «Если на свете нет небожителей, то отчего же идут разговоры о них?» Отвечаю: «Эти разговоры не пустая ли болтовня? Только пустая болтовня может несуществующее выдавать за существующее». Тот спросил о том, каковы небожители на самом деле. Отвечаю: «Не занимайся этим. Есть они или их нет — вопрос не в этом. Настоящий вопрос — это вопрос о верности и сыновней почтительности. Имеют или не имеют верный подданный и почтительный сын свободное время на такую болтовню?»

Некто спросил, можно ли прибавить себе долголетия. Отвечаю: «Это зависит от добродетели». Тот спросил: «Янь Хуэй и Боню[606] вели себя добродетельно, почему же им не прибавилось долголетия?» Отвечаю: «И все-таки — от добродетели.

Если бы Янь Хуэй был злодеем, а Боню — разбойником, то как бы они достигли [даже своего возраста]?» Тот сказал: «Но ведь бывают долголетние злодеи и разбойники». Отвечаю: «Ты бестолков, а благородный муж не бестолков. Все, что рождается, непременно умирает; все, что имеет начало, непременно имеет и конец. Таков естественный Путь».

Благородный муж верен людям, что же тут говорить о верности себе? Низкий человек обманывает и себя, что же тут говорить о людях?

Сокровенное — оно во мраке располагает десять тысяч вещей, но его форма не видна. Оно из пустоты рождает принципы, соприкасается с одухотворенным разумом и создает установления, пронизывает древнее и настоящее, разделяя категории всего сущего; переплетает между собой силы инь и ян и развязывает жизненные начала. Одно разделяется, другое соединяется, таким образом образуются небо и земля. Небесные тела и солнце вращаются по своим кругам, твердое и мягкое соединяются[607]. Все возвращается на свои первоначальные места, конец и начало всего определены. Одно рождается, другое умирает, их судьба ясна.

Подняв голову, узришь [небесные] образцы; опустив голову, усмотришь, что делается на земле. Изучай природу — и познаешь судьбу; отыщи начало — и увидишь конец. Три элемента мира[608] имеют общую основу, обильное и тощее отделены друг от друга; круглое рассеивает, квадратное собирает[609]; при выдохе образуются текучие тела, при вдохе образуются застывшие формы. Поэтому все, что охватывает Небо, называется пространством; все, куда простирается пространство, называется вселенной.

Солнце и луна уходят и приходят, то прохладно, то тепло, благодаря такому закону формируются все вещи. Благодаря календарю упорядочиваются времена года. Законы и календарь — переплетающиеся пути, и в этом виден замысел совершенномудрых[610].

День любим, а ночь ненавистна. Сначала день, а потом приходит ночь. Тут граница между силами инь и ян. Ночь — это крайнее проявление инь, день — это крайнее проявление ян. Силы инь и ян сливаются как должно, этим разделяются счастье и беда, разграничиваются пути государя и подданного, отца и сына, мужа и жены. Поэтому солнце движется к востоку, небесные тела движутся к западу. Небесные тела и солнце движутся в противоположные стороны, силы инь и ян движутся, переплетаясь друг с другом. Смерть и жизнь взаимно соединены, этому правилу подвержены все десять тысяч вещей. Поэтому сокровенное воспринимает связи Поднебесной и соединяет их. Только сокровенное объединяет [вещи] в роды, расставляет их по местам, уясняет то, что в Поднебесной неслышимо, делает отчетливым то, что в Поднебесной незримо!

Место сокровенного скрыто, и пределы его покрыты мраком; толща его глубока, и корень его мельчайший; оно скрывает свои действия и не объясняет, почему оно так делает. Поэтому сокровенное с достоинством простирает перед человеком свои дали, широко раскрывает перед человеком свое величие, представляет человеку свою глубину, намеком призывает человека не замечать ее сокровенности. Молчащее и объединяющее в себе все — это сокровенное; черпающий оттуда и рассеивающий его — это человек. Отыскивать ворота к нему, открывать вход в него, овладевать ключом к нему и, наконец, добиться отклика — как же можно поступать иначе!

То, что человек любит, но ему не хватает, это доброе; то, что человеку отвратительно, но имеется в избытке, это ненавистное. Благородный муж изо дня в день стремится к тому, чего ему не хватает, и отбрасывает то, что у него в излишке; это близко к смыслу сокровенного. Подними голову — и усмотришь его вверху; опусти голову — и разглядишь его внизу; встань прямо и наблюдай его спереди; отбрось его и забудь о нем, а оно окажется сзади. Невозможно и надеяться отвернуться от него, вдруг нежданно-негаданно обнаруживаешь его место — таково сокровенное.