Листок бумаги с перечнем главных проблем неизменно лежал на столе под стеклом. На нем время от времени появлялись разного рода пометки, понятные лишь ему одному. Вот и сегодня, вернувшись с Ижорского в губком, он достал листок и против слова «блюминг» нарисовал красный кружок. Это означало, что «дело пошло».

Рассматривая перечень главнейших дел, Киров остановил взгляд на вставке в середине столбца: «Сельское хозяйство», сделанной крупными буквами и подчеркнутой красным карандашом.

«За последнее время я с головой ушел в промышленные дела и стал мало уделять внимания деревне. Пожалуй, завтра надо съездить в ближние совхозы и кое-куда в районы».

Он позвонил заведующему сельхозотделом, спросил, какие новости.

— С хлебом пока отстаем, Сергей Миронович.

— Завтра с утра поедем в районы. Ровно в семь я заеду за вами...

Повесив трубку, прошелся по кабинету. «Хорошо бы кого-нибудь из ученых прихватить...» На улице темнело. Зажег свет, снова сел к столу. Вспомнилось, как в прошлом году пришлось выступать с приветственной речью на Всесоюзном съезде по генетике, селекции и семеноводству. Встал перед глазами ученый-агроном Николай Иванович Вавилов, который был душой съезда. «Умница этот Вавилов. Умница и энтузиаст науки. Если б не он, мы бы, наверное, еще не взялись за Хибины. Он настаивал, требовал, убеждал. Говорил, что без удобрений мы загубим сельское хозяйство. Надо бы с ним повидаться, поговорить».

Киров взглянул на часы. «Поздновато. Наверное, уехал. А все же позвоню...»

Вызвал нужный номер.

— Николай Иванович? Здравствуйте! Вас беспокоит Киров. Как поживаете?.. Хорошо? Очень рад... А что вы сейчас делаете? Собираетесь домой? А не заехали бы ко мне на минутку? Нет, ничего срочного. Просто хотелось повидаться. С радостью, говорите? Спасибо! Я буду ждать...

Вавилов вошел мягкой походкой, улыбаясь в усы своей доброй, располагающей улыбкой. Большой лоб с залысинами и серые внимательные глаза говорили, что это славный и умный человек.

Поздоровались. Он непринужденно уселся в кресло у стола.

— Чувствую, Сергей Миронович, собираетесь ехать в деревню.

— Угадали, Николай Иванович. Собираюсь. Хотелось знать, что у вас нового в Институте растениеводства? Какие проблемы решаете?

— Нас по-прежнему больше всего занимает проблема распространения северной пшеницы.

— Так, так, рассказывайте.

— Наверное, придется опять обращаться к вам за помощью. Ведь она дает невиданные урожаи — по двести пудов с десятины! И по вкусовым качествам лучше южной. А распространение ее идет туго.

— Не верят колхозники?

— Понять не могу, в чем загвоздка...

— А освоение новых земель тоже туго идет?

— Похвалиться нельзя... без освоения новых земель и пшеницу распространять трудно. А ведь и то и другое — главнейшие задачи сегодня.

— А апатиты? — с улыбкой спросил Киров.

— Это тоже главнейшая задача, Сергей Миронович. Без удобрений не соберем урожая.

— Вот видите, — улыбнулся Киров, — что ни возьми — все главное! А коллективизация, как по-вашему, какое дело?

— Тут уж я не знаю, Сергей Миронович... Тут вам виднее.

— Вот, не знаете! А я знаю. И уверяю вас, что это тоже важнейшее дело. А тракторы? — хитровато улыбнулся Киров. — Скажите, могут колхозы обойтись без тракторов?

— Нет, без тракторов невозможно...

— Ага! Значит, еще есть одно важнейшее дело... А вы не спрашивали колхозников, что самым главным сейчас считают они?

— Нет, давно не был в деревне.

— Нет у вас желания поехать? А? Вместе бы поговорили с колхозниками.

— Это весьма и весьма необходимо. Я был бы рад, особенно если с вами.

— Вы когда встаете, Николай Иванович?

— В семь всегда на ногах.

— Отлично. Если не возражаете, завтра в семь двадцать я за вами заеду.

Вавилов поднялся:

— Не только не возражаю, а весьма, весьма вас благодарю...

Когда Вавилов ушел, Киров взглянул на «памятку» и, вспомнив про тракторы, позвонил Чудову:

— Ты еще не уехал, Михаил Семенович? Тогда зайди, есть срочное дело.

Чудов, войдя, поздоровался.

— Что на «Путиловце»? Ты был сегодня?

— Да, был. Перемен не видно, Сергей Миронович. Стараются, а толку мало...

— Я давно присматриваюсь... надо коренным образом перестраивать работу, а Грачеву это не по плечу. Нет ни знаний, ни умения... Я завтра еду в районы, а ты готовь материалы по заводу. Поставим отчет на бюро. Грачева освободим.

— Он ведь выдвиженец из рабочих... ездил учиться в Америку.

— Знаю. Но он же срывает программу: обманывает партию и государство. Сколько раз предупреждали его?

— Может, смягчить формулировку в решении, Сергеи Миронович? Скажем, «в связи с переходом на другую работу»...

— Нет! Никакой дипломатии. Никаких поблажек! В решении должна быть написана правда: снять с работы за срыв обязательств. Пусть будет неповадно другим.

— Ясно. А кого будем рекомендовать директором?

— Мы же советовались с тобой. Отса — строителя Волховстроя. Пригласи его, поговори о важности дела. Обещание дать стране в этом году двенадцать тысяч тракторов должно быть выполнено!

Еще в начале прошлого года Киров вызвал к себе директора небольшого желатинового завода Григория Васильевича Пекова, бывшего матроса, героя октябрьских боев, и поставил перед ним задачу срочно построить опытный завод по производству синтетического каучука.

Пеков не был ни строителем, ни химиком, но он был бойцом революции, человеком твердой воли и непоколебимой веры в будущее. Именно эти качества и ценил в нем Киров, знавший Пекова давно.

Пеков тогда внимательно выслушал Кирова.

— Понял, Сергей Миронович, задача важнеющая. Но построить зимой, хоть и маленький заводишко, мудрено... А вот подыскать подходящее помещение и приспособить его — берусь.

— Хорошо. Одобряю твою решимость. Но, видишь ли, Григорий Васильевич, какое дело... Работать тебе придется с человеком ученым, и обходиться с ним надо весьма деликатно. Тут матросские привычки не годятся. Сумеешь ли?

— За тринадцать-то лет я пообтесался, Сергей Миронович, вполне могу по-интеллигентному.

— Постарайся. Поезжай сейчас прямо к профессору Лебедеву. Вот адрес. И учти, это не просто профессор, а выдающийся ученый! Он изобрел искусственный каучук и получил первую премию на всемирном конкурсе. Благодаря его изобретению наша страна сможет поставить на колеса и автомобили, и самолеты, и оборонную технику. Конечно, если будет построен опытный завод и разработан метод массового производства искусственного каучука. Понимаешь, какова задача?

— Уяснил, Сергей Миронович, — поднялся Пеков.

— Поезжай к профессору, постарайся с ним найти общий язык, ознакомься с проектом и — к делу! Запомни: завод надо пустить через десять месяцев! Деньги, все, что потребуется, будет дано. Держи связь со мной.

— Есть! — по-матросски козырнул Пеков и размашистым шагом вышел из кабинета.

Через несколько дней Пеков позвонил и доложил, что с профессором договорились и что он уже нашел подходящее помещение — дышащий на ладан, небольшой спиртоочистительный заводик в районе порта.

— Лебедеву говорил об этом? — спросил Киров.

— Как же. Вместе осматривали. Там два каменных помещения. Он одобрил.

— Хорошо, пишите вместе бумагу...

Помещение спиртоочистительного было передано Ленинградскому резинотресту и быстро переоборудовано. Лебедев перенес туда свою лабораторию, пригласил специалистов, и работа закипела...

В канун нового, 1931 года Пеков позвонил в Смольный Кирову и, волнуясь, доложил:

— На опытном заводе Лебедева получен из спирта первый блок синтетического каучука весом в двести шестьдесят семь килограммов.

— Такой большой? — переспросил Киров и, услышав подтверждение, обрадованно сказал: — Сейчас еду к вам...