Томский комитет РСДРП снова ушел в глухое подполье. Было потеряно много людей, пострадало имущество партии. Чудом удалось сберечь лишь печатный станок и шрифт. Для активизации революционной борьбы необходимо было срочно соорудить подпольную типографию. К этому делу и решено было привлечь выпущенного из тюрьмы Кострикова.

Еще до его возвращения комитетчики купили у вдовы чиновника двухэтажный рубленый дом в тихом месте, в конце большого сада известного всему городу доктора Грацианова.

Дом этот несколько лет пустовал, нуждался в ремонте, поэтому и был куплен дешево. Купчую крепость составили на подставное лицо — некоего приказчика Власова, действовавшего по доверенности иркутского купца Веретенникова. Купчая крепость была оформлена у нотариуса по всей форме.

Власов нанял плотников для ремонта дома, подписал с ними договор, выдал аванс, поселил их в первом этаже, а второй запер и «уехал» в Иркутск.

Плотники должны были отремонтировать нижний этаж и оборудовать подвал для хранения продуктов. Плотниками были «наняты» члены РСДРП Герасим Шпилев, Михаил Попов, Егор Решетов и Сергей Костриков. Так как материал был куплен и завезен приказчиком, они немедля приступили к работе. Типографию решено было строить по проекту Кострикова: под пятистенком вырывался большой подвал, а малая часть его отгораживалась бревенчатой стеной и как бы оставалась нетронутой.

На самом же деле там и должны были устраивать типографию. Ее намечали отделить от подвала двумя стенами и пространство между ними засыпать землей. Над потолком типографии тоже должен быть полуторааршинпый слой земли.

Дверь в типографию предполагалась из подвала. Устраивалась она замысловато. Три ряда нижних коротких бревен должны пригоняться встык. За ними был ящик на роликах, наполненный землей, стоящий на рельсах. Он вместе с бревнами мог вдавливаться, вдвигаться в типографию, образуя лаз.

Запиралась эта дверь хитрым сибирским замком. Внутри двух стыкующихся бревен был выдолблен канал, в котором двигался стержень с зарубками — запор. А ключ вставлялся в отверстие в бревне, замаскированное сучком, который ввинчивался в это отверстие и не мог вызвать подозрений. Все это хитроумное устройство делало тайную типографию недосягаемой для полиции...

Над устройством ее возились больше двух месяцев. Казалось, что полиции и в голову не придет искать крамолу в доме богатого купца. Но сыщики, следившие за Костриковым, установили, что он нанялся работать плотником. Это вызвало подозрение. Один из сыщиков был в связи с прислугой доктора Грацианова. Как-то ночью, возвращаясь от нее через сад, он заметил, что к отремонтированному дому подвезли на лошади тяжелый ящик, который снимали и несли в дом четыре человека.

«Здесь что-то нечисто, — подумал сыщик. — И ящик очень тяжел, и привезли ночью». Он постоял, подумал и тут же побежал в полицию...

Еще не начало светать, как в дом на Аполлинарьевской нагрянули полицейские во главе с приставом. Приказав всем «плотникам» стать в углу, пристав достал папироску, закурил. Ему очень не хотелось возиться, отыскивать тайную типографию, в существовании которой в полиции не сомневались.

— Ну-с, господа, чтобы не мучить ни нас, ни себя, прошу сразу указать, где находится тайная типография.

— Что вы, господин пристав. Какая типография? — Сергей развел руками. — Мы дом ремонтировали для купца да вон подвал вырыли.

— Не хотите признаваться? Хорошо. Вам же будет хуже. — Он потушил папироску о каблук и крикнул: — Обыскать!..

Полицейские спустились в подвал. Простукали, прощупали стены. В нескольких местах оторвали половицы и стали копать твердую неподатливую землю. Пристав тоже спустился в подвал, проверил все стены. Звук был глухой, пустот не было слышно. Он поднял комок земли, посмотрел. Земля оказалась твердая, окаменевшая. С копавших полицейских катился пот...

— Хватит, — нахмурясь, сказал он, — все наверх! Лопаты с собой. — И первым поднялся из подвала.

Прошли в другую, малую половину дома.

— Вот здесь взломайте пол и копайте, — приказал пристав и присел у окна на стул.

Двое полицейских, сняв шинели, принялись копать, выкидывая землю прямо на пол. Хорошо утрамбованная земля уже слежалась и поддавалась плохо. Полицейские сменяли друг друга. Пристав нервничал, курил папиросу за папиросой.

Через час-полтора куча земли поднялась почти до потолка.

— Тут ничего нет, ваше высокоблагородие, надо искать в другом месте, — сказал здоровяк полицейский.

— Вижу! — угрюмо кашлянул пристав. — Засыпайте землю обратно.

Полицейские взялись за лопаты...

— Я говорил вам, господин пристав, что никакой типографии здесь нет, — с усмешкой сказал Костриков.

— А это мы еще увидим, — злобно сверкнул глазами пристав. — Собирайтесь все четверо, вы арестованы.

— Как? За что? Вы же ничего не нашли?

— Не разговаривать!

Опечатав двери дома сургучной печатью, всех четверых повели в тюрьму...

Арестованных посадили в общую камеру, где помимо них находилось около сорока человек. Отыскав место на нарах, друзья устроились вместе. Костриков, окинув взглядом сидевших и ходивших арестантов, успел шепнуть товарищам: «Будьте осторожны. Могут быть «наседки»».

Новичков сразу же окружили тесным кольцом. Начались расспросы о воле, о новостях...

— А вас за что замели?

— По какому делу?

Костриков, сидевший в тюрьме и знавший, как себя следует вести, отшучивался:

— За что про что — еще не объявили. Да и вряд ли объявят. Нет за нами никакого греха...

— А что на свободе делали?

— Плотники мы. Дом ремонтировали купцу.

— Чего же вас в политический корпус, а не к уголовникам?

— А мы почем знаем?..

Интерес к новичкам сразу угас. Любознательные арестанты стали расходиться по своим местам.

Друзья после бессонной ночи начали укладываться спать.

— Смотрите, ребята, ни с кем в серьезные разговоры не вступать! Не знаем, мол, за что, и все тут. Надо присмотреться, узнать, что за люди в камере... На допрос вызовут, говорите, что знать ничего не знаем. И друг о друге молчок. Познакомились, дескать, у купца, когда нанимались. Иначе запутают.

Дав такое наставление товарищам, Сергей тоже растянулся на парах. После тяжелой работы по устройству тайной типографии ломило руки и ноги, ныла спина.

«Кто-то продал нас, — подумал он. — Должно быть, видели, как привезли станок. Но искать им придется долго... Месяц, два продержат, а там опять выгонят... Ладно. Мы хоть отдохнем за это время...»

Друзья вели себя тихо, старались казаться простачками. Приглядывались, прислушивались к разговорам и спорам. Сергей догадывался, что за ними следят и подсадили не одну «кукушку». Не раз к нему подсаживался арестант с карими хитроватыми глазками.

— А я, парень, помнится, видел тебя здесь, в тюряге. По рябинкам на лице запомнил.

— А я вас вижу впервые. И сидеть мне не доводилось.

— Может, в городе виделись? Я наезжал из Иркутска по партийным делам.

— Вы меня путаете с кем-то, — сказал Костриков и отошел к товарищам. Когда лег на нары, шепнул:

— Будьте осторожны. Этот рыжий — фискал...

Рыжего скоро вызвали на допрос, и больше он не появился.

Прошло больше месяца, а Кострикова и его товарищей на допрос не вызывали. Однако в камере то к нему, то к Попову, то к Шпилеву подсаживались и подходили арестанты, пытаясь разговориться по душам.

Однажды после обеда, когда многие спали, Костриков ходил в проходе между нарами и думал. Думал о бабушке, о сестрах. «Как-то там все они живут. Писем давно не было, и я сам не писал: боялся, как бы не навлечь беду. Да и некогда было...» Мысли его перенеслись к Вере. «Наверное, сейчас она в Уржуме. Может быть, ждет, а я вот опять засел...»

Словно угадав его мысли, с нар поднялся невысокий тучный арестант и стал шагать рядом.