— Ну, спасибо за угощение, родные! Сегодня за все два года наелся до отвала. Давайте, сестрички, споем.

— Правда, Сереженька, спойте, — поддержала бабушка. — Уж больно охота мне послушать, отвести душеньку. Начинай, Лизонька, ты у нас самая голосистая.

— А чего начинать-то?

— Давайте мамину любимую споем, — предложила Аня.

Лиза положила руки на колени, слегка потупила серые большие глаза и негромко, от стеснения вибрируя чистым, звонким голосом, затянула:

И тут дружно, но тоже негромко, вступили Аня и Сергей:

Песня лилась легко, искренне, брала за самую душу. Бабушка сидела, подперев подбородок рукой, все ниже и ниже клоня голову. По ее дряблым щекам текли слезы.

Сергей заметил, прервал пение.

— Бабушка, что с тобой? Ты плачешь?

— Плачу, Сереженька, плачу... Это от радости я. Эх, не дожила Катерина до светлого дня. Поглядела бы она теперь на вас, возликовала бы душой. Пошли ей бог царствие небесное...

Спев еще несколько песен, сестры убрали со стола и стали прихорашиваться у зеркала.

— Куда это вы, девоньки, засобирались? — спросила бабушка.

— Пойдем погулять! — бойко ответила Лиза и повернулась к сидящему у окна за книжкой брату. — Сережа, ты пойдешь с нами?

— С радостью бы пошел, Лизок, да мы с Саней сговорились навестить учителя.

Лиза подошла поближе и шепотом:

— А Верушка-то твоя приехала. Вчера была в городском саду.

— Что ты? Писала, что только в августе.

— Вчера спрашивала про тебя... Сегодня, наверное, опять придет.

— Лизок! — Сергей вскочил, взял ее за руку. — Никак я не могу сегодня. Ты вот что, ты скажи ей, что я приехал и завтра непременно приду в городской сад.

Большой приземистый дом на Полстоваловской ссыльные прозвали «Ноевым ковчегом». Дом этот снимали у купчихи Зубаревой.

Обыватели относились к нему по-разному. Одни боялись крамольников и обходили этот дом, другие, напротив, проявляли любопытство: проходя мимо, заглядывали в окна, даже останавливались и слушали, как там играли на скрипке или пели незнакомые песни. Заходили в «ковчег» немногие: врачи, учителя из гимназии, адвокаты.

Когда Самарцевы на деньги, одолженные дядей, купили собственный дом, половину его сразу же сдали семье ссыльных — Вере Юрьевне и Петру Петровичу Маслоковцам. Это были добрые люди, очень любившие детей, и Санька с Сережкой, убегавшие из приюта, часто пропадали у них.

К Маслоковцам заглядывали и друзья-ссыльные.

Как-то в воскресенье, когда Сережке не нужно было спешить в приют, он и Санька сидели у Маслоковцев, рассматривая журналы «Нивы», переплетенные в толстый том.

— А что, Петра Петровича нет? — басом спросили от двери.

Ребята приподняли головы и увидели в дверях человека огромного роста.

— Он во дворе...

— Хорошо, я буду подождать. — Великан уселся на диван. — Вы картинки рассматриваете есть?

— Да...

— А хотите я даю вам читать хорошую книгу?

Голубые глаза великана глядели добродушно, губы слегка улыбались.

— Вы не очень бойтесь меня, ребята. Я есть друг Петра Петровича. Давайте знакомиться! — Он протянул огромную ладонь, в которой утонула рука Сережи, и назвался Францем Яновичем Спруде.

— Фамилия у меня трудная есть. Латышская. Но вам не так надо ее знать. Зовите меня дядя Франц.

— Хорошо, дядя Франц, — осмелев, сказал Сережа. — А книга у вас дома?

— Нет, книга есть в шалаше на огородах, у речки Шинерка.

— Мы знаем ваш шалаш, — обрадовался Саня, вспомнив, что видел этого великана на речке — он носил ведрами воду.

— Вот и прекрасно есть! Приходите ко мне в шалаш, книга будет вас ждать...

Расспросив Петра Петровича о Спруде, друзья отважились заглянуть к нему в шалаш и получили обещанную книгу — роман Войнич «Овод».

Книгу читали запоем, забыв о купании, рыбалке, катании на лодках, забросив и лапту, и бабки. Отважный Овод завладел их воображением...

Вернув книгу, ребята стали бывать в шалаше у дяди Франца, помогали ему поливать и пропалывать овощи. Иногда вместе с ним ходили на рыбалку и даже заглядывали в «ковчег».

С той поры прошло порядочно времени, и снова, собираясь к ссыльным, Сергей думал: узнают они его или нет. Уж очень хотелось ему поговорить с ними. Расспросить о Степане Халтурине.

«Может, сболтнул Санька, а может, действительно это был наш русский Овод...»

Сергей сидел с книгой у раскрытого окна, когда послышался знакомый легкий свист. Он взглянул в окно и, увидев Саню, выскочил на улицу. Они неторопливо зашагали к «ковчегу».

Оба помнили, что по вечерам ссыльные собирались в большой комнате, в столовой. И сейчас, войдя в широкий коридор, они постучались в дверь.

— Войдите! — послышался глуховатый голос.

Сергей распахнул дверь и увидел у окна незнакомого смуглого человека. Он стоял с кистями и палитрой в руках перед холстом на самодельном некрашеном мольберте.

— А, отшельник Саша! — улыбнулся он, положив на стол палитру и кисти. — Ну, здравствуй! Как, все благополучно?

— Здравствуйте, Спиридон Дмитриевич. Спасибо. Коли б не вы, меня выставили бы из реального. Но обошлось. Алгебру сдал и вот теперь приехал на каникулы.

— Без хвостов?

— Без хвостов! — улыбнулся Саня и взглядом указал на Сергея. — Мой товарищ Сергей Костриков. Учится в Казани, в техническом.

— В Казани? Это очень хорошо! Здравствуйте! Будем знакомы. — Он протянул руку. — Мавромати!

Сергей смотрел на смуглое горбоносое лицо с черными большими глазами, дерзко глядящими из-под нависших бровей, и думал: «Этот, наверное, покушался на царя». Ему стало даже немного страшно.

— А ну-ка, друзья, окиньте мою картину свежим взглядом. Как? Похоже?

Саня приблизился первым, посмотрел на холст, глянул в окно.

— Здорово! Дома и деревья, как живые.

Мавромати громко расхохотался.

— Дома не могут быть живыми. Они могут быть только похожими.

— Да, да, они похожи. Я это и хотел сказать, — поправился Саня.

— А вы что скажете, Сережа?

Сергей удивился, что этот мрачный на вид человек запомнил его имя сразу и заговорил так, словно они были знакомы давно. Он подошел к полотну, всмотрелся и сказал неожиданно пришедшее ему слово:

— Жизненно!

— Жизненно, говорите? — удивленно переспросил Мавромати и сам внимательно посмотрел на свою картину. — Жизненно... А ведь это, знаете ли, похвала! Эту мысль еще Чернышевский отстаивал в своей диссертации. Не читали?

— Нет, не читал...

— Жизненно... А? Это отлично сказано! Вы сами рисуете?

— Нет, так разве что...

— Присаживайтесь, молодые люди. Скоро соберутся наши, будем пить чай. Вы чем увлекаетесь?

— Ничем, Спиридон Дмитриевич,— смущенно ответил Саня.

— Не может быть! Даже ничего не читаете?

— Как же... читаем. Вместе как-то «Овода» прочли.

— «Овода»? Это Спруде вам давал? Ну и как? Жизненно?

— Здорово! А что, на самом деле был такой Овод? — спросил Саня.

— Не знаю... Может, и был...

— А Степан Халтурин правда был? — спросил Сергей.

— Халтурин? Вы откуда о нем знаете?

— Мне в Вятке рассказывали, — сказал Саня. — Там о нем многие знают.

Мавромати придвинул стул к дивану, где устроились друзья, присел, подавшись корпусом вперед.