— Правильно. Горячо одобряю.

— Может быть, нам перебросить машины на тот берег и снова двинуться навстречу больным и обмороженным?

— Это опасно. После недавней оттепели лед ослаб.

— А если попробовать?

— Атарбеков еще не вернулся. Очевидно, с Лещинским плохо.

— Я зайду. Ты не совсем замерз?

— До вечера продержимся.

— Хорошо. Тогда я пойду к Шляпникову. Смотри, какая колонна ползет! Людей же надо где-то размещать... — Киров махнул рукой и быстро зашагал в город.

Выйдя на набережную, он столкнулся с Атарбековым.

— Ну что, Георгий? Как Оскар?

— Плохое дело, Сергей Мироныч. Доктор предполагает тиф. Когда осматривал, начался бред... Пришлось положить в больницу.

— В тифозную? — с тревогой спросил Киров.

— В городскую... Устроил пока отдельно, в кабинете главврача. Ведь все забито...

— Да... — вздохнул Киров и кивком головы указал на людской поток. — Идут, и едут, и волоком тащат товарищей бойцы Одиннадцатой... Может, рискнем переправить фургоны на тот берег? А?

— Можно попробовать, — раздумчиво сказал Атарбеков.

— Эх, как не вовремя заболел Оскар... Возьми на себя, Георгий, это дело.

— Возьму, — нахмурясь, сказал Атарбеков. — Тогда придется наших врачей, фельдшеров и охрану с собой прихватить.

— Конечно. Возьмите часть теплого обмундирования, продукты, кухни, медикаменты. Все, что потребуется.

Днем в обеденное время, когда солнце пригревало по-весеннему, на берегу Волги у зимней почерневшей дороги выстроилась колонна грузовиков-фургонов. Впереди и сзади стояли машины охранения, оснащенные пулеметами. К каждой из них были прицеплены походные кухни.

Из первой машины выпрыгнули Атарбеков и Киров. Они спустились на лед, вышли на дорогу, которая проходила метрах в двадцати от полыньи, где утонул грузовик с деньгами.

— Ну, что ты скажешь, Георгий? — спросил Киров, осматривая дорогу. — Ведь несколько часов назад здесь прошла большая колонна бойцов и тяжелый обоз.

Атарбеков помахал столпившимся на берегу шоферам. Человек пять спустились. Вместе с Атарбековым и Кировым прошли до другого берега и вернулись обратно, где их уже ждал Бутягин со своими людьми.

— Пожалуй, можно попробовать, — сказал Атарбеков. — Кто желает поехать первым?

— Да хоть я готов! — сказал загорелый белобрысый крепыш в нагольном полушубке.

Киров знал этого парня. Он вел машину Атарбекова.

— Хорошо, Юрий. Попробуй первым. Только поезжай с открытой дверцей, чтобы в случае беды мог выпрыгнуть.

— Не беспокойтесь, товарищ Киров. Не растеряюсь.

Он побежал на берег и быстро спустился на лед в машине.

Открыли и привязали правую дверцу.

— Ну, трогай! — крикнул Киров. — Счастливо перебраться!

— Пошел! — отозвался Юрий и, включив газ, быстро повел грузовик.

Все замерли. Ждали, волновались. Когда до правого берега осталось немного, машина пошла еще быстрей и птицей взлетела на бугор. Юрий выскочил из грузовика и замахал руками, что-то крича.

Шоферы лучше других поняли его и, пройдя к своим машинам, один за другим пересекли Волгу.

Киров обрадованно взглянул на Атарбекова.

— Ну, что я говорил, Георгий! Молодцы ребята!

— Да, обошлось... А как обратно? — озабоченно спросил Атарбеков.

— Вы привозите больных в Форпост, а оттуда, пока держит лед, будем переправлять их на санях.

— Это другое дело.

— Ну, Георгий, желаю тебе успеха! — Киров обнял его, поцеловал.

Подошел Бутягин, тоже обнял Атарбекова и пожелал успеха.

— А вам поймать золотую рыбку! — улыбнулся Атарбеков и вместе со своими людьми пошел к другому берегу...

Проводив колонну фургонов, Киров пришел в Реввоенсовет и хотел было сразу пройти к Шляпникову, но на пути встал дежурный.

— Нельзя! Товарищ Шляпников занят.

— Кто у него? — спросил Киров.

— Товарищ из Особого отдела.

Киров сел и стал дожидаться...

Как раз в это время Шляпников читал его телеграмму, хмурясь и сопровождая свои комментарии злобной руганью.

Наконец он кончил читать и, скомкав телеграмму, бросил ее в корзину.

— Хорошо. Иди и сообщай мне о каждом его шаге...

Как только Сиваков вышел, сразу же впустили Кирова.

— А, явился! — не то вопросом, не то угрозой встретил его Шляпников, указывая на кресло. — Ну, что там у вас? Какие дела?

Киров стал подробно рассказывать о поездке экспедиции на Кизлярскую дорогу, о встрече с отступающими частями и обозами Одиннадцатой, о мерах, которые ими были приняты.

Шляпников слушал, откинувшись на спинку кресла, расстегнув френч и глядя на Кирова злыми глазами. Киров чувствовал эту злость и ненависть, но сказал все, что хотел.

— Так! — Шляпников скрипнул зубами. — Значит, можно верить тому, что ты распускаешь слухи, будто бы я виновник разложения Одиннадцатой армии?

— Я никаких слухов не распускаю. Я послал телеграмму в ЦК и пришел об этом сказать вам в глаза. Да, я считаю вас виновным в поражении армии. И как уполномоченный центра требую немедленно принять меры к спасению ее остатков. Я выслал фургоны для доставки раненых и тифозных в Форпост. От вас требую, чтобы были немедленно созданы госпитали и лазареты.

— Вы с кем разговариваете, Киров? — наливаясь кровью, закричал Шляпников. — Я председатель Реввоенсовета! А вы кто?

— Вы знаете, кто я и кем послан. Я не кричу на вас, а требую того, что вправе требовать каждый большевик.

— Не бросайся громкими фразами, Киров. Ты у меня вот здесь, в кулаке. Да, да! — гневно придвинулся Шляпников. — Думаешь, я не знаю, что ты хапнул пять миллионов и организовал поиски утопшей машины, чтобы одурачить меня. Нет-с, не выйдет! Не пройдет этот номер. Я уже отдал приказ завести на тебя уголовное дело. Сегодня же сдай все имущество и дела экспедиции начальнику гарнизона.

Киров передохнул, насупился:

— Много берете на себя, Шляпников. У меня мандат, подписанный товарищем Лениным. Меня сместить и отозвать может только Москва. Советую вам прекратить комедию и заняться спасением остатков армии, иначе вы сами попадете в трибунал. До свидания!

Киров встал и спокойно вышел из кабинета.

Несколько дней прошло в заботах и тревоге. Машину с деньгами все еще не нашли. Ответа на телеграмму Киров не получил, и это его угнетало. А Шляпников форсировал следствие. Уже не раз вызывали Бутягина и шофера. Следователь приходил даже к больному Лещинскому. Самого Кирова допрашивали ежедневно. И он вынужден был являться в Особый отдел, так как в противном случае Шляпников мог и арестовать. Здесь, в Астрахани, он чувствовал себя удельным князем.

Дважды Киров заходил к Колесниковой, говорил по душам. Она звонила Шляпникову, просила прекратить травлю Кирова, но тот резко обрывал разговор...

— А что, если вашу телеграмму задержали в Астрахани, а копию передали Шляпникову? Он везде насажал своих людей. Мои телеграммы тоже не всегда доходят до Москвы.

Киров побледнел.

— Об этом я даже не мог подумать. Ведь телеграмма сдана под расписку начальнику почты.

— Я бы советовала послать в Москву надежного человека с письмом. Чтобы не вызвать подозрений, мы можем дать командировку от профсоюза.

— Это мысль! Я подумаю, — сказал Киров, и на этом они расстались...

Сегодня, после томительного разговора в Особом отделе, Киров направился на Волгу, где Бутягин упорно продолжал поиски.

Водолазы только поднялись из последней проруби, не обнаружив никаких следов потонувшей машины.

Подошел усатый человек в полушубке поверх бушлата, в ватных штанах и в валенках с самодельными калошами. Лицо его было обветрено, глаза покраснели и припухли.