Быстрым шагом я поднялась на верхнюю палубу и оглядела народ — в основном там болтали и общались, отсюда музыка так не била по ушам и в целом обстановка оказалась более спокойной.

И я оказалась права — вот у перил стоит Марк, что-то шепчет Алёне на ушко и обнимает её за талию, прижимая к себе. Она тихонько смеётся и совсем не против объятий.

Внутри что-то словно оборвалось. Дрожащими пальцами я еле-еле держала босоножки, чтобы не уронить. Дыхание перехватило, сердце ухнуло куда-то вниз, а через несколько секунд забилось, словно бешеное.

У меня на глазах даже не выступили слёзы, всё просто похолодело.

Постояв так с минуту, я всё-таки двинулась к ним. Не буду орать. Не буду реветь. Я просто хочу понять, за что он так со мной?!

Остановилась рядом с этой сладкой парочкой, я просто молча пялилась на Аверина, чтобы тот под взглядом, наконец, обратил на меня внимание. И произошло это только через несколько минут, так он был увлечён общением с Алёной.

— О, Синица, — он, наконец, посмотрел на меня.

Алёна тоже повернулась и измерила меня взглядом. На её фоне и особенно без каблуков, я казалась куда ниже ростом.

— О, Синица? — переспросила я, чуть не задохнувшись возмущением. — Что это такое вообще?

Я старалась не орать и не повышать голос, но это давалось мне с просто огромнейшим трудом.

— А чего ты раскудахталась? — спросила Алёна. — Я тебе сразу сказала, что он никуда от меня не денется, всё это детские выходки.

Она засмеялась, а у меня в горле встал ком. Почти нереально дышать.

— Зачем тогда это всё? — я уставилась на Марка, еле выдавив из себя слова. — Зачем?

Он был пьян, я видела, что он даже не понимает, что такого сделал.

— Да ладно тебе, — он отмахнулся, — что опять не так? М? Я же да-а-аже тебе не изменяю, просто стою тут и болтаю с подругой, тем более что ты тоже не такая уж и святая, да, Синица?

У меня перехватило дыхание ещё больше. Сердце готово было вырваться из грудной клетки. Это он вообще о чём? О Глебе? Что он мог знать, ведь его не было вчера дома.

Я перевела взгляд на Алёну, которая ехидно улыбалась. Это она вчера приходила на пляж?

— Ой, да? — она захихикала и приложила ладонь к губам.

Я переводила взгляд с Алёны на Марка. Что она ему вообще наговорила?

— Что вы несёте оба? Марк, — я попыталась воззвать к голосу его разума.

— Да в конце концов, — хмыкнула Алёна, — что ты такая напряжённая? У вас там в трущобах за каждого мужика дерутся, или это только ты, решила уцепиться за богатого? Я же сразу сказала тебе, не стоит думать, будто ты самая умная и необычная.

— При чём тут богатенький? — вспылила я. — Что ты вообще несёшь о обо мне?

Ещё немного и я была готова вцепиться этой стерве в её идеальную шевелюру.

— Синица-Синица-а-а, — он покачал головой. — Нельзя пытаться усидеть на двух стульях стразу. Ну, или на двух членах.

В следующую секунду я огрела его пощёчиной так, что чуть сама не оглохла от этого звука. Внутри разразилась безумная буря обиды и боли. Я резко развернулась и понеслась на нижнюю палубу, по дороге выронила где-то босоножки, но уже не стала их подбирать, глаза застилало слезами.

Нужно было туда, народу поменьше и не попасться Аверину на глаза. Как я вообще вернусь сейчас в его дом? Да я даже с яхты сбежать не могу. Меня душили слёзы.

У кармы почти никого не было, я остановилась и облокотилась на перила, пытаясь отдышаться и не позволить себе начать реветь, как белуга.

Мне так было стыдно за тот поцелуй, так стыдно, что вообще испытываю малейшие чувства к Глебу, а эта сучка переврала всё так, будто я тут пытаюсь с ними обоими…

Как эта Алёна вообще оказалась там? Почему она шарилась по пляжу, как у себя дома? Сдерживаться толком не получалось, я глотала слёзы, стирала пальцем поплывшую тушь. Хорошо хоть, что рядом никого не оказалось, все толпились достаточно далеко.

В зале продолжала грохотать музыка.

Аверин вообще вряд ли собирался идти за мной… Ну, почему? Почему он поверил Алёне, которая вообще непонятно как к нему относится? Сам говорил, что она его раздражает, да так и было! А теперь обжимается, как ни в чём ни бывало.

Находиться здесь не было вообще никакого желания, но не прыгать же в воду? Дрожащими пальцами я кое-как вытащила из миниатюрной сумочки телефон. Никому, кроме Глеба, позвонить я не могла.

— Да? — раздался в трубке удивлённый голос.

— Я… Мне… Слушай, мне очень неудобно, но… Ты…

— Так, успокойся, — голос Глеба звучал убедительно. — Что случилось?

— На яхте… Я… Мне очень плохо, и я хочу отсюда убраться. Я знаю, что это такая просьба…

— Отправь мне свои геоданные со слежением. Скоро буду. Не переживай. Позвоню, как мне дадут добро подплыть к вам, — спокойно проговорил Глеб.

— Хорошо, сейчас, — я шмыгнула носом.

— Жду.

Голос Глеба и его рассудительный тон немного отрезвили, я отправила ему геоданные и выдохнула даже с облегчением. Он не стал задавать лишних вопросов или как-то поучать, и я была ему за это ужасно благодарна.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Глеб перезвонил. Мне казалось, что нахожусь в абсолютной прострации. Я даже боялась лишний раз куда-то двинуться — не хотела встретить Марка в объятиях Алёны, а уж тем более не хотела выслушивать о себе такие гадости.

От раздавшегося звонка телефона в руке меня чуть не подбросило.

— Сейчас буду швартоваться к карме, иди сюда.

Я сидела почти у самой кармы и повертела головой, когда заметила подошедшую белую лодку, почти взвизгнула от радости. Мне так хотелось поскорей убраться отсюда, что больше просто не было сил ждать.

— Глеб! — я помахала ему рукой, и босая поспешила спуститься.

— Плотно швартовать не надо, ребят, я на две секунды, заберу вот эту барышню, — он обратился к двум мужчинам, помогающим пришвартовать лодку. — Спасибо!

Я даже не заметила, как почти перелетела через все борта и рухнула в объятия Глеба. Теперь у меня точно не осталось сил, чтобы сдерживаться. Мне казалось, за моими рыданиями не слышно даже мотора.

Не заметив, как мы двинулись с места, я продолжала реветь Глебу в плечо, а он только обнял меня и молча ждал, пока я успокоюсь.

Выдохнуть и перестать поливать футболку Глеба слезами получилось не сразу, но я всё-таки смогла хоть немного, но успокоиться.

— А теперь расскажи, что случилось, — он немного оторвал меня от себя и заглянул в глаза.

И тут я поняла, что не смогу рассказать, что именно наговорил мне Марк. Просто потому, что чувствую виноватой и себя.

— Марк напился, — выдала я.

Мне больше ничего не хотелось говорить — ни про Алёну, ни про то, что меня практически назвали шлюхой.

— Ясно, — выдохнул Глеб и снова меня обнял. — Ты, конечно, не скажешь, что именно произошло.

Тут я поняла, что он смотрит куда-то вниз.

— Босиком?

— Потеряла где-то босоножки, — я нервно хихикнула.

Глеб укутал меня в тёплый плед, усадил и вручил термос с горячим сладким кофе. От удовольствия и спокойствия я зажмурилась, как кошка. В какой-то момент даже забыла, почему именно сейчас я сижу в этой лодке. Босиком. В слезах.

Обида и боль накатили с новой силой. Как ни старалась я не показывать этого, но всё равно ничего не выходило. Давно меня так не выбивало из колеи. И ведь до сих пор в голове крутились мысли, которые так и норовили оправдать Марка — ведь это Алёна ему наплела гадостей, а он поверил.

От этой мысли я снова начинала злиться — вот так взял и поверил, хотя прекрасно понимает, какая эта Алёна на самом деле, да и удержать она его пыталась не раз, думаю.

Наверное, напряжённую мыслительную деятельность Глеб заметил. Он сел напротив меня и долго внимательно смотрел.

— Я не очень хочу об этом говорить, — ответила я на незаданный вопрос.

— Понимаю, — он кивнул. — Но, если захочешь, расскажи. Иногда очень сложно держать всё только тут, — он постучал пальцем по виску.