— А ты знаешь, что твой дружок сожительствует с моей матерью?

— Да брось ты, — засмеялся Ваня. — Посмотри на Борьку и Зинаиду Богдановну. Вот, что точно знаю, до Бунтова она была женой Николая Сергеевича Паря. На заводе он был начальником цеха, а на сцене народного театра бабу Ягу в детском спектакле «Аленький цветочек» играл. Режиссёр, передавая жалобы родителей, говорил ему: «Вы когда на авансцене падаете, высоко ноги задираете».

— А он ему ответил: «У меня под юбкой всё чисто».

— Да. Откуда ты знаешь?

— Николай Сергеевич — мой отец. Он водил меня смотреть на бабу Ягу. И Нину Начинкину косвенно знаю, она в этом спектакле играла Кикимору, с ней мать дружит.

— Кто с Ниной только не дружит.

— Говоришь, твой брат Костя с моей матерью коммунальные соседи?

— Да. Гриша Бунтов с Зинаидой Угаровой одну комнату занимают, а брат Костя с Аникушей — другую.

— Аникуша — жена?

— Это дочь Кости, Анечка, которую все зовут Аникуша.

— А у Кости есть жена?

— Есть. Красавица Алла. Она временно живёт и работает отдельно. Деньги для семьи зарабатывает. В гувернантках у детей Льва Львовича.

— А Миша Профессор женат на сестре Льва Львовича? Профессор — это фамилия или ученая степень?

— Мишу зовут Михаил Андреевич Каракозов. Профессор — это прозвище. Да, он женат на Майе Львовне, в девичестве Ласкиной.

— Сморкачёв — один из прислужников твоего брата Василия?

— Слушай, у тебя поразительные способности к разведдеятельности. Ты у нас всего месяц…

— Околачиваешься, — подсказала Таня.

— Обитаешь, — не воспользовался подсказкой Ваня, — но уже всё про всех знаешь. Да, Влад Сморкачёв работает у брата. Мы с тобой сейчас его работу выполняем. Охраняем рухлядь, которая никому не нужна. «Прислужников», как ты выражаешься, у брата двое. Один Влад, другой — Никандр, в данный момент в образе пирата стоит у дверей ресторана «Корабль». Подхалтуривает в качестве щвейцара и зазывалы одновременно. У него борода, один глаз широкой чёрной лентой закрыт. Если не погонят, думаю, для пущей достоверности будет брать с собой на работу Женьку. Фамилия у него — Уздечкин. Это они здесь всё отремонтировали, после чего устроили их сторожами. Посменно дежурят, охраняют по ночам, а днём всё тем же ремонтом занимаются. Часиков в семь, в половине восьмого пожалуют. Придут к нам на смену, разбудят.

— Ты же говоришь, они днём ремонт делают?

— Это уже нелегально. Должны в подвале сидеть, им за это Ласкин зарплату платит.

— Олеся — моя дочка! — заорал попугай.

Таня вздрогнула, Иван Данилович засмеялся.

— Это птица, — пояснил он. — у брата дочь Олеся, и он, как напьётся, ходит и повторяет одну и ту же фразу.

— Что повторяет?

— То, что ты слышала. И попугай, разумеется, выучил, на то он и попугай. А до этого всё молчал, не думали, что птица сможет заговорить.

— Нина Начинкина — любовница Василия?

— У брата много любовниц, даже баба Паша.

— А у Нинки сын — Доминик?

— Да. Хороший парень, местная достопримечательность. К десяти годам прочитал всего Чарльза Диккенса, Джека Лондона, Марка Твена, Жюля Верна. Все книги, что были в шкафу, прочитал.

— С незнакомыми людьми он разговаривает?

— Доминик разговаривает со всеми. И с незнакомыми также легко, как со знакомыми. И с птицами, которых кормит, и с посудой, которую за собой моет, всё это — его игра. А со стороны может показаться, что малый «того», свихнулся. Но он всегда в своём уме, даже тогда, когда ему кошмары снятся. По крайней мере, он мне сам так говорил, и нет основания ему не верить.

— Достопримечательностей у вас хоть отбавляй.

— Например? Кого ты ещё знаешь?

— Игнат Могильщик, напарник Адушкина.

— Это племянник Павла Терентьевича. У них ещё живёт кот Лукьян, которого все называют «старик Огоньков».

— А ещё какие знаменитости у вас живут?

— Про Истуканова я уже упоминал, про деда говорил, собственно, и всё.

Спать легли порознь. Ваня на одном диване, Таня — на другом. Когда маленькая стрелка часов стала показывать на цифру «семь», а большая — на цифру «шесть», по подвалу разнесся грозный крик: «Олеся — моя дочка!».

В утренней тиши голос звучал зловеще громко. Ваня проснулся, повертел головой и поинтересовался:

— Василий, это ты?

Пришла очередь смеяться журналистке. Успокоившись, Таня сказала то ли в шутку, то ли всерьез:

— До семи у нас тридцать минут, зря что ли, миллионы платил, иди ко мне.

— Спи, — огрызнулся Грешнов, — тоже мне, нашлась проститутка.

Но у Тани после этих слов и последний сон пропал. Журналистка стала жаловаться Ване:

— В переходе видела ребенка, он просил, чтобы ему купили игрушку. А мама ему говорит: «Денежек нет». Обломись. Вот и мне так же всю мою жизнь, — ни спасательного круга нового… Ах, солнечный удар? Ну, полежи в теньке. Этой кобыле Ноле всё. И отдельную комнату и всё, что только душа пожелает, а мне — ничего. В девять лет — психоневрологический диспансер, лесная школа. До трех лет трижды переболела воспалением легких. А бабка моя всё удивлялась: «Ну, надо же, и на этот раз не умерла. Видимо, сильный у неё ангел-хранитель». И так вся жизнь из одних обломов.

— Поэтому решила в проститутки записаться? — сквозь дремоту спросил Ваня.

— Да так же, как твой Костя, хотела книгу написать о жизни падших женщин. Мечтала прославиться и разбогатеть.

— Не успеешь даже тему изучить, у проституток жизнь короткая.

— Ты откуда знаешь?

— Достоевского читаю.

— Я душ приму, не подглядывай, — сказала Таня и пошла в ванную комнату.

— Ну вот, то в постель зовёт, то не смотри, — притворно заворчал Грешнов.

— Что ты сказал? — спросила журналистка.

— Олеся — моя дочка! — ответил за Ваню попугай Женька.

Что же было с Таней до того, как оказалась она в шеренге «ночных бабочек»? В тот день Будильник зашла к Гаврилову, а у Сергея в гостях был их общий знакомый по лесной школе Андрей Вуколкин. Стриженный на голо, вся голова в шрамах, Вуколкин рассказывал о своей женитьбе на женщине старше него на сорок лет. Таню это вывело из себя она сболтнула, что пойдёт лучше ночевать в общежитие автобусного парка к пьяным водилам, чем будет сидеть и слушать подобную чушь. На вопрос Сергея, зачем, ответила: «мужика очень хочется». Дала Гаврилову пощечину, после того, как он, по её же просьбе, коснулся её груди и выбежала из квартиры. Сергей, последовал за ней и пытался, как мог, её вернуть. Оторвавшись от Гаврилова не без помощи Юры Грешнова, журналистка пришла к Лене-Танец, снимавшей квартиру неподалеку. Та узнав, что Будильник хочет попробовать мужика и собралась в общагу, Таня и ей сгоряча несла всю эту блажь, посмеявшись над ней, предложила работу. «У нас всё честно. Деньги с сутенёром делим пополам. Он же нас и охраняет. Хочешь, позвоню ему, сегодня же выйдешь на „точку“», — предложила так называемая Отолива. Таня согласилась с её предложением, попросив попавшийся на глаза чёрный парик и старое синее платье, принадлежавшие хозяйке съёмной квартиры.

— Думаю, она не будет в претензии, — сказала Лена-Танец. — Все наряжаются выходя на «точку». Ты одна будешь, как пугало огородное.

Таня оставила насмешку без внимания.

— Жить негде, с работы выгнали, — говорила Будильник, переодеваясь.

— Никому ничего не говори. Там каждая за себя. Чужая судьба никого не интересует.

На самом деле у Тани была и квартира на Гоголевском бульваре, и работа в центральной московской газете. Это она так отпуск решила провести, с пользой для книги, которую мечтала написать. Впрочем, это мы уже знаем.

Сдав смену Никандру, вернувшемуся с халтуры в треуголке и кафтане, Ваня с Таней отправились к Косте Дубровину. Двоюродному брату телефонировала жена из Ивантеевки, где проживала и трудилась гувернанткой, плакала, просила мужа приехать и забрать её. Так двоюродный брат, позвонив в семь часов утра, мотивировал свою просьбу немедленно зайти к нему.