И Андрей Ильич заговорил о художниках. Варвара Михайловна очень любила такие беседы; муж в это время всегда становился ей ближе.

От трассы к ним шли заждавшиеся руководители: Баздырева, бригадир мостовщиков, прораб, Молостов. Варвара Михайловна почувствовала, что не может находиться вместе и с мужем, и с техником.

— Ну, у тебя начнутся дела, Андрей? Мы с Васяткой пошли в киоск, я угощу его квасом. Будешь уезжать, скажи. Ладно?

Мальчик побежал к высохшему поваленному дубу искать ежа, и она направилась за ним.

Появление Васятки поставило Молостова в тупик: случайно он оказался здесь или не случайно? При аварии на мосту через Омутовку он почувствовал явную вражду Камынина. Ага, значит, все узнал. Что ж, действовать в открытую всегда лучше. Молостов не сомневался, что начальник строительства сегодня объяснился с женой, и скорее ожидал узнать об отъезде Варвары Михайловны из лагеря, чем увидеть оставленного с нею сына.

Едва за обсохшим после слепого дождя лесом затих мотор облдоротделовского газика, Молостов подошел к Варваре Михайловне. Стараясь по глазам угадать, о чем она говорила с мужем и открыла ль их отношения, он сказал, кивнув на мальчика:

— С гостем вас. Бо-ольшой парень. Значит, решил маму проведать?

Взгляд его Варвара Михайловна поняла. Она по-прежнему находилась в смятении и не знала, что ответить. Васятка невозмутимо посмотрел на Молостова, поправил расстегнувшийся пластмассовый поясок. Варвара Михайловна наклонилась к нему, скрывая радостную и смущенную краску на лице.

— Что же, Васюнька, молчишь? Фу, как невежливо!

Понял и Молостов, что Варвара Михайловна избегает откровенного разговора, и задумался: о чем же толковали супруги? Он с веселым видом присел перед мальчуганом на корточки.

— У нас, дружок, тут хорошо. По ягоду с тобой пойдем. Хочешь?

— Я работать буду, — серьезно сообщил Васятка.

— Скажите на милость! — от души рассмеялась Варвара Михайловна, довольная, что сын отвлек внимание, позволил на время избежать очень трудного для нее объяснения. — Знаете, Павел Антонович, еще весной дома я сказала мужу, что тоже поеду на трассу работать. Он посмеялся: мол, не хватает только Васятки. И вот, извольте видеть, этот клоп запомнил, что ли?

— Да-а, — протянул Молостов. Он догадался, что Камынины ни к какому решению не пришли, и, не зная, о чем говорить, повторил: — Во-он что?! А большой парень, большой. Серьезный.

— Весь в Андрея.

Мальчик действительно весьма походил на отца, и не только выпуклым лбом, зелеными глазами, рисунком рта. Он и стоял как отец: спокойно, невозмутимо и, казалось, отлично понимал все, о чем этот большой светлоусый дядя говорит с ним и мамой. Очевидно, сходство младшего Камынина со старшим не доставило Молостову удовольствия. Он хмуро встал и лишь из желания сделать приятное матери погладил Васятку по голове.

Мальчик внезапно вывернулся из-под его руки, воскликнул:

— Мам, я к ежику. Он, наверно, пришел домой обедать.

И побежал к дубовому бревну.

— Еж там, — пояснила Варвара Михайловна технику. — Придется поймать да переселить в шалаш.

Около Васятки остановилась тачечница, слащаво пропела:

— Ой, да никак новый енженер приехал? Сашейку строить? Милый же ты мой, какой он беленький!

От трассы к ним подошли двое возчиков.

Мальчик сразу стал баловнем лагеря. Баздырева дала ему кулек с закаменевшим печеньем; Маря Яушева перед обедом играла с Васяткой в «палочки-застукалочки»; плотник Елисеич сказал, что у него меньшенькая дочка «схожего возраста», и сделал из ясеня лук, стрелы; мордовка тетя Палага принесла из лесу в туеске земляники. Одна Забавина осталась равнодушна к Васятке, но и она подарила ему свежий огурец.

Вечером женщины пошли купаться на Омутовку и взяли с собой мальчика. Варвара Михайловна надула наволочку пузырем, учила его плавать. Постельку она ему устроила рядом со своею; когда улеглись, долго рассказывала сказки.

Не удалось Молостову побыть вдвоем с Камыниной и во вторник: всегда между ними появлялся Васятка. Когда же он с ежом убегал в лес, Варвара Михайловна вдруг спохватывалась:

— А где мой озорник?

И начинала его искать.

Чашинцы торопились с укладкой шоссе, боясь затяжной непогоды, и Молостов целыми днями пропадал на трассе. Руководил ли он засыпкой песка в «корыто», следил ли за укладкой щебня на полотне, перед его мысленным взором неизменно возникала Варвара Михайловна, призывно улыбаясь, протягивала руки. Она часто снилась ему; идя по лесу, он вдруг слышал ее голос, дико и радостно оглядывался по сторонам. Молостов замкнулся в себе, работал с каким-то ожесточением и однажды, глубоко задумавшись, чуть не попал под отвальный нож бульдозера.

После того как Молостов держал в объятиях Варвару Михайловну, целовал в губы, он понял, что полюбил ее так сильно, как не любил никого и никогда в жизни. Студентка-уралочка? О, тогда он был желторотый парень и не знал, что такое любовь. Впоследствии на близость с женщинами он смотрел как на временный союз и не верил, что они страдали, оставленные им. Теперь Молостов сам испытал горькую и сладчайшую муку любовного плена; однако освобождение от него показалось бы ему великим несчастьем. Куда девалось его чувство превосходства над «бабенками», легкое отношение к браку? Еще весной, приглянись ему подходящая девушка, он бы женился: надоело одиночество. Теперь он не мог ни о ком думать, кроме Варвары Михайловны. Свидание с ней в лесу убедило Молостова, что и она любит его, принадлежит ему душой и, видно, только не решается порвать с мужем. Да, ей оставить семью — значит совершить внутренний переворот, изменить привычный строй мыслей. Но ведь нельзя же сидеть сложа руки? Нужно добиться от Вари уступчивости, убедить порвать с прошлым.

В среду, когда ударили в рельс на перерыв, Молостов задержался на полотне с механизаторами. Перед обедом он все же решил искупаться и почти бегом направился по откосу к речке, раздвигая обеими руками рябиновые кусты. Снизу, от Омутовки, навстречу ему поднималась Варвара Михайловна с мокрым купальным полотенцем на плече; впереди бежал Васятка с темными от воды, прилипшими ко лбу волосиками. Молостов, не обращая внимания на одевающихся недалеко у реки женщин, весело, решительно заступил ей дорогу.

— Вас теперь одну не застанешь, — сказал он, показывая в улыбке яркие, ровные зубы. — Вы все с малышом… а то лагерницы вокруг.

Она вспыхнула от счастья, беспокойно оглянулась назад, проговорила не сразу:

— Я мать, Павел Антонович. Знаете, когда Васятка был совсем крошечный, я его очень полюбила, но полюбила все-таки меньше, чем мужа. А сейчас, с каждым годом, ребенок становится мне дороже, вот я и не расстаюсь с ним. Видно, возраст такой: двадцать шесть лет.

— О, вы еще слишком молодо выглядите для матери, — сказал Молостов и требовательно, умоляюще продолжал: — Варя, нашей встрече в лесу помешали. Где мы увидимся? И когда? Тогда я не высказал и сотой доли того, что хотел, а нам еще многое надо выяснить, определить.

В глазах Варвары Михайловны мелькнула тень, словно одно воспоминание о том вечере вселило в нее волнение, радость, тревогу. Теребя кончик мохнатого купального полотенца, она сказала:

— Мне очень трудно… Павел.

Она впервые назвала его Павлом, и он весь преисполнился благодарности к ней.

— Я понимаю, Варюша. Вот и давайте решать вместе. Наваливайте на меня больше забот: я сильный, выдержу. Мне так приятно быть хоть чем-нибудь вам полезным. Когда встретимся?

Забыв, что сзади сквозь рябиновые кусты виден лагерь, что от речки приближаются женщины, Молостов осторожно, любовно взял Варвару Михайловну за локоть. В глазах ее засветилось нежное лукавство, губы в упоении полураскрылись. Казалось, весь мир отодвинулся куда-то далеко-далеко, исчез, и они остались только вдвоем. Внезапно что-то врезалось между ними: это подбежал веселый, раскрасневшийся Васятка, ткнулся матери в колени, обхватил руками. Или ему не понравилась поза, выражение лица Молостова, или охватило озорное настроение, но он вдруг задрал личико, вызывающе сказал: