В первых числах октября повалил сухой колючий снег, придавил мороз. Побелели крыши деревянных сарайчиков во дворе, узенькие тротуары, а береза, клен стояли густые, зеленые, лишь чуть тронутые желтизной. Затем снег растаял, началась грязь, слякоть, и вновь потеплело. Солнце обсушило землю, впору пальто снимать. Но листва деревьев в одну ночь почернела, начала коробиться, падать. Осень, обещавшая быть золотой, долгой, погасла на глазах.

В такой тихий, безветренный октябрьский вечер Артем вновь встретился с Уразовым, вернее, увидел его. Артем шел из магазина, расположенного на первом этаже здания центральной гостиницы, неся под мышкой пару свежезамороженных судаков. Уразов в это время, вместе с долговязым дружком в обвисшей шляпе, выводил из гостиничного ресторана мужчину средних лет в отличном кожаном пальто, с насунутой на глаза шапкой. Мужчина был до того пьян, что еле переставлял ноги; обеими руками он держал портфель. Прохожие на минуту приостанавливались, качали головами. Пожилая женщина в платке со вздохом сказала:

— Набрался, родимый. Поди, жена обрадуется.

С любопытством смотрели на пьяного двое рабочих, стоявших на низеньком каменном крыльце ресторана. Уразов с улыбкой подмигнул им: «Вот, дескать, что делать приходится: и смех и горе» — и вовремя поддержал чуть не упавшего мужчину в кожаном пальто.

— Осторожней, Петя, — весело, ободряюще говорил он. — Шагай к машине, сейчас тебя доставим домой в целости и сохранности. Так ножкой, так… в-во.

«Ну и дружки у Зила, — брезгливо подумал Артем. — Что это за тип в кожа́не? Ограбили небось кого и кутят».

Желая остаться незамеченным, Артем отодвинулся за ствол клена. Он видел, как Зил и долговязый в плаще, минуя ряд автомашин с зеленым глазком «Свободен», подвели пьяного к таксомотору синего цвета. Незадолго перед ними возле этой «Волги» остановилась женщина с чемоданчиком; она уже взялась было за ручку дверцы, да выпустила ее: видимо, шофер сказал, что занят. К нему-то и сели трое ресторанных гуляк. Мужчина в кожаном пальто вдруг стал вырываться от своих друзей. «Пензятка? — бормотал он, словно размышляя. — Пензятка. А может, лучше… туда?» — показал он пальцем на гостиницу. Долговязый в шляпе высунул из кармана засургученную головку «Старки», показал пьяному и вместе с Уразовым захохотал. Наконец все втиснулись в машину, дверца со стуком захлопнулась.

Синее такси укатило в сторону заводского поселка, леса. За лесом находилось село Пензятка, о котором упоминал пьяный с портфелем.

Удобнее перехватив под мышкой завернутых в газету судаков, Артем отправился домой. Уразов и его товарищи не выходили у него из головы. «Каков гад, а? — думал он. — Опять шайку сколотил. Ворюга. «Законник». Может, кого порядочного втянул на преступную тропку? Кто этот мужик в кожа́не?»

Путь от расположенной в центре гостиницы до поселка на городской окраине длинен, многое передумал Артем. Прав оказался начальник розыска майор Федотов: казалось бы, покончил Артем с тяжелым уголовным прошлым, ан нет, тянулась за ним ниточка, будто мокрые следы на полу. Нашлись люди и у них на заводе, которые лезли к нему с бутылками, считали ухарем. «В колонии сидел. Может ножом пырнуть, спереть, что плохо лежит». Кто его сторонился, кто заискивал, а некоторые предлагали тянуть из цеха инструменты, поделки. Не одного такого «дружка» пришлось Артему осадить, резко обрезать. Не раз собирался завод бросить. Вот что значит с молодости замараться: каждая сволочь считает своим.

А теперь и «крупная рыба» приплыла. «Если решил стать на правильную дорожку, помоги нам ее выловить». Э, нет! Своими силами старайтесь. Узнай Зил, что Артем донес на него, «продал», — не простит. Сам не сумеет проломить череп — передаст из тюрьмы товарищам «на воле», те расправятся. Да разве в этом дело? Он бы, может, и не испугался вступить с Зилом в единоборство, но зачем ему нарушать закон товарищества? Давно ли срок отбыл? В конце концов неизвестно еще, чем сейчас занимается Зил: кто его поймал на темных делах? Может, в самом деле на работу устроился? У «кожа́на» портфель был, не начальник ли какой из промкооперации? Мало, правда, на это похоже, а там кто знает?

«Э, да пускай разбираются кому надо. Что я, общественник какой? Иль бригадмилец?»

Дома Артем ничего не рассказал Марусе о встрече у гостиницы. Зачем расстраивать? Жена самого имени Зила не могла слышать. Вот уж третья неделя, как он не появляется на пороге, и слава богу. Маруся, кажется, подозревала, что «Николаев» совсем не друг из Болдова, только, наверно, не догадывалась, что он осужденный и находится в бегах.

И хорошо, что промолчал.

На другой день Артем вернулся с завода, как всегда, к обеду. Маруся пожарила на второе вчерашних судаков, и за стол он сел в хорошем настроении.

— Ну, как тут у вас? — спросил он, принимая, от жены тарелку со щами. — Все благополучно?

— Дома-то благополучно, а в поселке… не совсем.

— Что такое?

Маруся налила себе из кастрюли, придвинула лиловую пластмассовую хлебницу и рассказала новость, услышанную от соседки:

— Мужчина какой-то на рассвете к нам в поселок пришел. В одном белье, избитый. Ночью в лесу раздели. Сам не здешний: командировочный из Арзамаса. Обедал в ресторане — он в гостинице остановился, — выпил графинчик. Тут подсели какие-то двое, прилично одетые. Назвали себя работниками промкомбината. Угостили его. Он — их. «Промкомбинаты» пригласили гулять к себе на квартиру. Ну, а пьяному что? Правда, говорит, будто у машины опомнился, хотел вернуться в гостиницу, да втолкнули и захлопнули дверцу. Командировочный только запомнил, что один из «промкомбинатцев» сказал шоферу: «В Пензятку». Везли-везли его куда-то, а потом стоп! Вышел он — лес, темень. Таксист развернулся и уехал. Его повели по тропинке: «Вот за этими деревьями Пензятка». А командировочный уж немножко отрезвел, стал вырываться. Старший из «промкомбинатов» портфель у него схватил, показал ножик: «Пикни только». И в лес. То ли уж деньги большие в портфеле были, то ли документы — закричал командировочный. Вот тогда другой из бандитов вернулся и хватил его тяжелым. Больше командировочный ничего не помнит. Очнулся — лежит в одном белье, волосы на затылке от крови слиплись. Еле до нашего поселка добрел.

Артем перестал хлебать щи.

— Где он сейчас, этот… командировочный?

— В больнице — где! Пролежи-ка ночь в осеннем лесу… и еще чуть не убили.

Уткнувшись в тарелку, Артем вновь принялся за щи: аппетит пропал, до жареного судака он почти не дотронулся.

Вот, оказывается, кто был этот мужик в кожа́не! Зил и его дружок-моргун не боялись крови. А шофер у них, наверно, знакомый. Знает, кого и зачем в лес возил, да молчит. Видать, угощают его в ресторане, хорошо оплачивают. Пригрозили.

На мелочи разменивается Макса Зил, если стал раздевать пьяных. Хороший вор на это не пойдет. Может, у командировочного в портфеле куш был жирный? Обожди, обожди! Муся ж рассказывала, что сперва только портфель отняли. Уж потом, когда командировочный закричал, один из бандитов вернулся, долбанул по башке и раздел. Ну да, так и было. Наверняка это дружок-моргун сделал. Зил бы не стал мараться.

Э, что думать! Обманул, гад! Овечью шкуру перед ним, Артемом, напялил: хочу, мол, со всеми травку щипать, а допустили в стадо, начал по-волчьи рвать клыками. Глаза бесстыжие, смотрит — и не сморгнет.

Весь вечер Артем слонялся по комнате, бесцельно выходил на кухню, возвращался и не мог найти себе дело. Отказался от приглашения соседа-техника послушать концерт по телевизору.

«Выходит, я соучастник Зила, — рассуждал он ночью, лежа в кровати рядом с заснувшей женой. — Хочешь не хочешь, а совершил преступление: укрыл беглого. Узнает уголовный розыск, притянет за хвост. Вот же, гад, ползком втянул. Вдруг снова заявится, потребует, чтобы помог ему в чем-нибудь? Такой будет использовать, пока по рукам и ногам не спутает. Что ему стоит человека погубить? Отпор надо сразу дать. Увидит, что не хочу поддерживать воровскую компанию, отстанет. А вдруг начнет мстить? От такого всякой пакости ждать можно запросто».