Сперва в одном месте, затем в другом вспыхнули аплодисменты, ветром пробежали по всей огромной, колыхавшейся массе народа. Хлопали Протасов, Хвощин, хлопали подъехавшие на грузовике актеры.

На трибуну поднялся скреперист из МДС и стал рассказывать, как удачно он применил лебедку своей машины для совершенно другого дела — забивания свай при постройке моста. Его сменил лучший бульдозерист моданской дистанции.

…Выступления передовиков кончились далеко за полдень. Заключительное слово взял Камынин. С высоты трибуны он окинул взглядом Зеленый зал, и сердце его радостно екнуло: сколько собралось народу! Значит, соревнование забрало их за живое?! А еще недавно почти все эти люди были заняты исключительно своим, крестьянским трудом — и вот уже заинтересовались новым делом, захотели узнать тайны других профессий.

— Все вы видите, какие мощные машины работают на трассе, — говорил он. — Тут и двухотвальные канавокопатели, и колесные скреперы, и грейдеры, и экскаваторы, и бульдозеры, и катки, и камнедробилки… словом, долго перечислять. Это наш передовой отряд. Однако вот мы устроили как бы смотр, обмен опытом не только механизаторов, но и работников ручного труда. Для чего? А для того, что мы, русские, любим смекалку во всякой, даже самой, казалось бы, несложной профессии. Кому-нибудь, может, покажется, что мы затеяли очень… незамысловатое дело. Вот старый землекоп Сафрон Аггеич Гадеев систематически перевыполняет норму, то есть сэкономил несколько суток для трассы. А если сотни землекопов станут работать по его методу — что получится? И если найдутся последователи у шофера Грибова — а я не сомневаюсь, что они завтра же появятся, да еще с новыми рационализаторскими предложениями, — ведь насколько мы увеличим переброску камня, песка, сохраним горючего, а главное — время выиграем! МДС, повторяю, у нас мощная. Да ведь стройка народная, на трассу вышло до пяти тысяч… целая армия, поэтому и ручной труд здесь играет немаловажную роль. А какую пользу принесет почин Мари Яушевой и ее молодежной бригады! Нам же каждый час дорог, уборочная не за горами, вот-вот сенокос наступит.

В Зеленом зале стало тише, задние ряды придвинулись поближе к трибуне, давно замолкла гармонь на обрезе у опушки. Камынин говорил коротко, сжато и свое выступление закончил следующими словами:

— Слушал я ваши речи и думал: что вам сказать? Спасибо? Но как благодарить людей, которые работают для себя? И все-таки я скажу вам спасибо. От себя лично, от товарищей по областному штабу, от других руководителей стройки. Вы нам дали урок того, что такое народная сметка. Ведь будь ты хоть семи пядей во лбу, как ни руководи, а народ всегда идет впереди тебя. Бывают времена, когда секрет хорошего руководства заключается в том, чтобы не мешать людям проявлять свою инициативу, энергию. Поэтому желаю вам всем и дальше развивать свою творческую мысль.

Официальная часть закончилась, Протасов собрался в Моданск. По дороге он решил осмотреть еще некоторые участки и пригласил в машину Камынина. Камынину пришлось согласиться. Последние дни перед празднеством в Зеленом зале он был чрезмерно занят, спал часа по четыре в сутки и не мог навестить Варю в чашинском лагере. Утешал себя тем, что повидается перед митингом, наговорится. Конечно, она придет к шебальцам: их дистанция победила. Догадается ли сразу его отыскать? И Камынин был весьма удивлен тем, что Варя не явилась. Что такое? Не заболела ль? Раз ему показалось, что в толпе мелькнуло ее лицо, креп-сатиновое платье в синий горошек. Обознался? Не могла же Варя прятаться? Урвав десяток минут, он сам прошелся по Зеленому залу, надеясь ее найти. Выглядывал и во время выступления передовиков. Спросить о жене Баздыреву или Марю Яушеву Камынину показалось неловким. Не увидел он и Молостова, плотника Порфишина. Что это чашинцы не почтили своих товарищей? Садясь в обкомовскую «Победу», Андрей Ильич последний раз вгляделся в обрез, кишевший народом, и подавил вздох.

Актеры драматического театра начали концерт прямо с грузовика. Зрители встретили их продолжительными аплодисментами.

Праздники, торжества Варвара Михайловна любила: в эти дни у нее всегда поднималось настроение. Она принаряжалась, охотно танцевала, пела и своим весельем заражала других. С удовольствием поехала бы она и в Зеленый зал, чтобы находиться с мужем в центре внимания, хорошо отдохнуть, да боялась встречи с ним. Как она глянет ему в глаза? О чем станет говорить? Пылающие губы выдадут ее, расскажут о чужом преступном поцелуе. Андрей чуткий, поймет. И как Молостов посмел так вести себя с ней?

Все-таки желание побыть на празднике рядом с мужем, — ведь она его любит! — встряхнуться, послушать опытных мастеров, посмотреть, как будут вручать переходящее знамя, пересилило в ней боязнь. Люди часто, не зная, как им поступить, прикидывая ожидаемое событие и так и этак, вдруг машут на все рукой и отдаются во власть случая — что выйдет, то и ладно. И в последнюю минуту Варвара Михайловна полезла вслед за Марей Яушевой в грузовик. Поехать в Зеленый зал ее заставило и то обстоятельство, что в этот день Молостов, как член районного штаба, дежурил по лагерю, а она его просто боялась и не могла остаться вместе с ним.

Однако на обрезе Варварой Михайловной вновь овладела робость, и она не подошла к «Победе», где среди руководителей стоял муж. «Так перепугалась? Но ведь ни он… и вообще никто ничего не знает». И тем не менее что-то мешало Варваре Михайловне чувствовать себя свободно. Она видела торжество Хвощина, и оно тяжестью легло ей на сердце. Она привыкла гордиться мужем, обрадовалась, когда, вопреки правилам, его назначили начальником стройки. От знакомых инженеров, техников она не раз слышала, что Хвощин только делает вид, будто разбирается в дорожном строительстве, на самом деле тормозит работу, вмешиваясь в распоряжения главного инженера. Вот «достать» материалы, «пробить» какой-нибудь вопрос — тут он мастер. И ей было очень обидно, что именно дистанция Хвощина вырвалась вперед, получила переходящее знамя, премию. Как Андрей мог допустить? Неужели справедливы толки, будто он книжник, никудышный организатор и зря выдвинут на руководство трассой? Ведь о том, что Хвощин «сел не в свое кресло», говорят недоброжелатели начальника доротдела. А вот он оказался лучшим организатором работ. «Ах, как все, все нехорошо!» Варваре Михайловне представлялось, что вид у Андрея теперь жалкий, подавленный, и это была вторая причина, по которой она не хотела его видеть. Ее немало удивила уверенность, с какой он разговаривал со строителями, выступал с трибуны. Опять муж предстал перед ней в новом виде, показал свою стойкость.

«Выдержал?! — удивленно и радостно одобрила она. — Никому не показал, что на сердце кошки скребут. А может, он и вообще не пал духом?»

Ей уже сделалось стыдно: бросила Андрея одного в трудном положении. В конце концов поцелуй, сорванный Молостовым с ее уст, еще ни о чем не говорит?! Это же какое-то… сумасшествие! Варвара Михайловна видела, что Андрей Ильич искал ее глазами, и уже решила встретиться с ним, пусть только проводит областное начальство и освободится. Муж ей дороже всех. Она его любит, Андрей — отец ее сына. За последний месяц она несколько раз испытывала к нему острое отчуждение, неприязнь. Затем преодолела это и вновь чувствовала себя с мужем спокойно, привычно счастливо, «как сверчок за печкой». Варваре Михайловне очень захотелось поскорей исправить свою ошибку. Зачем ждать? Ведь она знакома и с Протасовым, пусть он увидит, что жена главинжа доротдела трудится со всеми на стройке. Да получилось так, что Варвара Михайловна слишком поздно хватилась: когда она выбралась из толпы, красный огонек стоп-сигнала обкомовской «Победы» лукаво подмигнул ей с поворота дороги и пропал за леском.

Мордовочка Маря Яушева посмотрела на старшую подругу долгим, удивленным взглядом.

— Опоздали? Чего ж тянули?

Признаться в своей оплошности Варваре Михайловне почему-то не хотелось, и, сморщив хорошенький нос, она покровительственно и с доверительным видом сказала: