— Да и подавись ты своими пирожками! Жида! Сестра у меня — жида! — раздался в дверях разгневанный голос, и на кухню фурией ворвалась Беата. Глянула на стол, потом в печь и закатила глаза, изображая отчаяние. — И здесь есть нечего! — возмутилась она. — Вы издеваетесь, что ли? Или голодом меня хотите уморить?

— Бе-ата? — запнулась на имени сестры Кайя и посмотрела на нее так, будто Божественную Триаду увидела. — А ты… почему дома?

— А где мне еще быть? — огрызнулась сестра. — Для подвигов силы нужны, а откуда им взяться на пустой желудок? Айлин, мегера, булочку, и ту зажала: говорит, раз помогать отказалась, деньги плати, как все. А откуда у меня деньги? Родители только на ярмарку дадут, а до нее…

— А как же?.. — начала была Кайя, но тут же осеклась. Если Беата дома, значит, Вилхе ее с собой не позвал? Или она сама отказалась ради Айлин напрягаться? Как же узнать? И разобраться, что это могло значить для Кайи? — Если хочешь, я попрошу у Айлин несколько пирожков, — предложила она. — Скажу, что это ты картошку почистила, она и обрадуется.

Беата посмотрела на нее с подозрением. Редко делая что-то хорошее для других, она и сама не ждала поблажек в свой адрес. Однако Кайе было, что попросить взамен.

— Мне очень нужны твои краски, — сделала она умоляющее лицо. — Если ты позволишь… взять их ненадолго…

Беата замахала руками, даже не спрашивая причины: уж больно сильно хотелось есть, чтобы торговаться.

— Договорились! — лучезарно улыбнулась она. — Но с тебя по вкусняшке за каждую краску!

— Договорились! — повторила Кайя и бросилась к старшей сестре.

Выторговать сладости у Айлин делом оказалось наипростейшим, стоило только упомянуть голодного Вилхе, рисующего для кузины пригласительный плакат. Кайя обменяла пирожки на обещанные краски и выскочила из дома, надеясь только, что еще не слишком поздно и ее сложные манипуляции не пропадут даром.

Отыскать Вилхе также труда не составило: он с куском полотнища расположился именно на том плоском, похожем на столешницу камне, где они и собирались заняться делом. А вот подойти к нему — сосредоточенному, напряженному, иногда выдыхающему столь раздраженно, что натянутая ткань начинала трепыхаться, — было трудно до невозможности. Кайя же… сама его бросила, на ужин сославшись. Она, правда, хотела, как лучше. А получилось… совсем по-другому…

— Вилхе…

Она обожала его имя. Когда впервые услышала, избавиться от восторга не могла: все повторяла и повторяла его про себя, словно песню лирическую пела. И засыпала, произнося его едва слышно. Как будто имела на это право…

— Я вот… краски принесла…

Он замер на мгновение, и Кайя замерла вместе с ним. Что скажет? Может ведь и отправить восвояси — и заслуженно. А она объяснить не сможет, со стыда сгорая.

Вилхе глянул исподлобья. Злость будто рукой сняло — как всегда, стоило ему увидеть несмелую улыбку Кайи. Обычно, правда, Вилхе сердился вовсе не на нее, но сегодня, после вероломства Аны, он меньше всего ожидал, что и Кайя оставит его в сложной ситуации. Привык, что на нее всегда можно положиться, что она обязательно поддержит и встанет на его сторону. Из-за вечных стычек с Аной и ветреной безответственности Беаты Вилхе успел весьма ощутимо разочароваться в девчонках, однако Кайе удалось перевернуть это впечатление. Спокойная, рассудительная, внимательная и постоянная, она приучила его доверять себе, и именно к ней Вилхе всегда спешил с любыми заботами и предложениями. Он, конечно, не осудил бы, если бы в сегодняшнем ее отступлении действительно был повинен ужин. Но показалось, что Кайя лишь нашла подходящий предлог, чтобы отвязаться от Вилхе и его идей. Словно ей не хватило смелости прямо сказать, что он ей надоел, и она воспользовалась первым же подходящим случаем, чтобы от него отделаться. Но тогда зачем вернулась? Совесть замучила?

— У меня ничего не получается, — вдруг сообщил он и тут же сжал кулаки: угу, поплачься ей еще, чтобы окончательно отпугнуть.

У Кайи дрогнули уголки губ.

— У меня тоже, — призналась она. — Думала, буду только мешать вам с Беатой. А ты… и не пошел за ней…

— Не пошел, — согласился Вилхе, ничего не понимая и стараясь вспомнить только, что такое ляпнул про кузину, чтобы Кайя сочла себя лишней? Вроде только краски хотел попросить. А потом здраво рассудил, что проще чернилами приглашение написать, чем Беатины эмоции укрощать. Та тоже со старшей сестрой была не в лучших отношениях, о чем не уставала рассказывать направо и налево. Пока Айлин на самом деле вела себя по-хулигански, Вилхе терпел. А теперь сам ее узнал и не собирался потакать ни сестре, ни кузине. Даже если с обеими придется рассориться. — Ты… только краски отдать… или все-таки присоединишься?

— Второе, — осторожно прошептала Кайя и опустила глаза вниз. — Если еще не поздно…

Вилхе помолчал, пытаясь угадать причину появившегося на ее щеках румянца, но так ничего и не придумал. Только чуть отодвинулся в сторону, освобождая место возле плаката.

Кайя, затаив дыхание, подошла ближе. Поперек полотнища ровными четкими буквами было написано: «Лучшая выпечка в городе! Слаще, чем у матушки!» И все это обведено черной рамочкой, вызывая вместо уместной приглашению радости самые печальные мысли.

Кайя захлопала глазами.

— Только на кладбище, да? — без слов понял ее Вилхе, и Кайе столь сильно захотелось его поддержать, что она неожиданно для самой себя увидела, каким должен быть этот плакат, и поняла, как его подправить.

— Это мужской вариант: суровый и аскетичный, — заметила она и улыбнулась. — Можно я добавлю немного нашего, девичьего?

Вилхе кивнул, отошел, давая ей место, и с изумлением принялся наблюдать, как с уверенными мазками Кайи в углах его рамки появляются замысловатые узоры, а по периметру возникают самые разные нарисованные вкусности: крендель, завитушка, поджаристый пирожок, аппетитный рогалик, какая-то упитанная косичка. И плакат тут же перестал напоминать некролог, зато вызывал стойкое желание немедленно наведаться в пекарню и попробовать тамошние изделия.

Когда Кайя, закончив, обернулась к Вилхе, он стоял и улыбался во весь рот.

— Что-то не так? — перепугалась она, приняв его радость за насмешку. Но он тут же развеял ее сомнения, восхитившись проделанной работой. Кайя снова довольно порозовела и протянула Вилхе кисточку. — Тогда твоя очередь, — сказала она и хихикнула его удивлению: — Название-то лавки ты так и не написал.

Вилхе хмыкнул, обмакнул кисточку в красный цвет и аккуратно вывел под своим призывом: «Пекарня «Солнышко».

— Я перестал понимать тебя, Ана! — вынес свой вердикт Вилхе и сердито распахнул входную дверь. — Когда мозги на место встанут, скажи! А то даже слушать противно!

— Не слушай! — отрезала Ана и, несмотря на звук явно захлопнувшейся двери, продолжила тем же тоном: — Вы помешались оба на этой девице и видеть ничего не желаете! Хуже баранов! Вот подождите немного: построите пекарню, ей тут же надоест хорошей быть! Потом не говорите, что не предупреждала!

Непрошеные слезы не позволили ей добавить что-то еще. Как же братья не понимают того, что для нее столь очевидно? Ну не может человек так измениться, став из бесчинщицы примером добродетели! Только не тот, что назвал Дарре дикарем и уродом!

Ана была невольной свидетельницей той отвратительной сцены. Дарре не знал, конечно: они тогда играли в прятки, и Ана предусмотрительно схоронилась в ветвях дерева с подветренной стороны. Пока лезла на него, пропустила появление Айлин и не увидела, что стало причиной ее нападок на Дарре. Впрочем, Ана слишком хорошо знала кузину, чтобы без тени сомнения встать на сторону брата. А когда еще и застала его пытающимся отстирать рубаху от крови из открывшихся ран, и увидела сами нагноившиеся рубцы, воспылала к Айлин самой настоящей ненавистью.

Не стала ни о чем расспрашивать, просто едва ли не силой утащила Дарре в госпиталь и там, потребовав от дяди Эйнарда привести спину брата в порядок, сидела рядом с ним и тихонько рассказывала, как сильно они всей семьей любят Дарре. Как папа нуждается в его помощи, как маме важна его защита, как Вилхе полезны его знания, и как она, Ана, гордится, что у нее такой добрый и заботливый брат. Дарре иногда смотрел на нее исподлобья, явно не веря, но Ану это не смущало. Когда Эйнард закончил, она обхватила Дарре за шею, взобралась к нему на колени и прижалась к его груди.