— Вот он, голубчик! — посмеялся лесник. — Надо бы пилку, а то ведь, пожалуй, услышат нашу работу. Ну, да вряд ли посмеют они сунуться ночью в лес. Они днем только вояки.

Достав топор, старик нанес первый удар. Как струна загудел провод.

В темноте ночи, в лесной настороженной тишине, звон топора был слышен далеко. Эхо повторяло эти звуки.

— Вот, пусть знают! — приговаривал, учащая удары, старый Данила. Смутно белея в темноте, отваливалась щепа.

Он мстил. Мстил убийцам, мстил за шурина, за свою старуху, мстил тем, кто превратил его любимый лес в черное кладбище.

— Вот вам! Вот!..

Его хриплый голос, его гневная решительность ободряли Гарника и Великанова. Вдвоем они вряд ли решились бы нарушить ударами топора безмятежный сон ночного леса. Но старик был хозяином этих мест.

Через какое-то время он остановился, чтобы перевести дух. Подозрительный шорох раздался над самыми головами.

— Что это? — вздрогнул Гарник.

— Не бойся: это летучая мышь. Берите!

Топор перешел к Великанову. Затем к Гарнику. Наконец столб затрещал и медленно, будто нехотя повалился на землю. Провод оборвался. Все трое отправились к следующему столбу.

Опять топор переходил из рук в руки.

Когда и этот столб свалился, лесник вытер в темноте пот и сказал:

— Хватит двух. Смотаем провод — и айда!..

Они взяли моток и скрылись в лесной чащобе.

Лесник был радостно возбужден.

— Представляете, ребятки? — громко рассуждал он на весь лес. — Сидит сейчас Гитлер или другой какой фюрер за столом. Вылупил на трубку глаза, кричит, орет — все без толку… В чем дело? А это мы… Ха-ха!.

— Наверное, связисты уже вышли искать повреждение, — обронил Великанов.

— И пусть ищут! — довольно подхватил Гарник. — Если к каждой телефонной линии немцам придется ставить охрану, у них не хватит армии, чтоб воевать…

Спрятав в яме и завалив сучьем проволоку, они продолжали свой путь к избушке лесника.

А когда пришли, все трое были так утомлены, что сразу легли спать, пожелав друг другу спокойной ночи.

Ночь была спокойной. Спокойно прошел и следующий день. А утром третьего дня…

С той поры, как умерла жена, старый лесник плохо спал по ночам. Тяжелые мысли, чувство одиночества мучили его. Часто, проснувшись ни свет ни заря, он больше уже не мог заснуть — одевался, шел бродить по лесу или копался на огороде, а то и просто сидел без всякого дела на крыльце.

И в это роковое утро он проснулся рано, вышел из дома и, умывшись около колодца, пошел осматривать капканы.

Великанова и Гарника он не стал будить, решив приготовить им на дорогу какой-нибудь дичи.

Ночью выпала сильная роса. Внимание лесника привлек след зверя. На траве, омытой росой, трудно было определить, какой прошел зверь. Старик свернул с тропинки, надеясь найти отпечатки следов на земле.

Но там, где густые кроны деревьев не пропускали света, на земле, устланной хвоей, след совсем потерялся. Лесник присел на круглый пень, потом, отдохнув и покурив, снова зашагал к оставленной тропе.

Выйдя к большой поляне, старик издали заметил четырех человек. Они, без сомнения, пробирались к его дому. Трое были немцы, вооруженные автоматами, четвертый без оружия и в штатском — видимо, проводник.

Старик мгновенно оценил опасность. Но самообладание не покинуло его. Враги не могли его заметить: там, где он стоял, деревья росли густо. За их толстыми стволами он осторожно крался вперед, чтобы опередить немцев, потом побежал. Трудно было это ему: старческие ноги слушались плохо, дыхание спирало. Но он бежал, — бежал напролом, не обращая внимания на сучья, цеплявшиеся за одежду, на ветки, хлеставшие по глазам.

Задыхаясь, он подбежал к избушке и еще с крыльца выкрикнул:

— Ребятки, уходите!

Рванул дверь:

— Уходите скорей, ребята, — немцы!..

Гарник и Великанов, услышав слово «немцы», разом вскочили и, глянув на старика, сразу все поняли. Лицо его было бледно, грудь ходила ходуном, в седых волосах запутались листья. Было понятно, что ни одной минуты, даже секунды терять нельзя.

Старик распахнул окошко:

— Давайте сюда!

Гарник замедлил. Он подхватил было ружье старика и спросил:

— Сколько их?

— Брось ты! — скрипнул зубами тот. — Уходи, говорю, пока не поздно!..

Невозможно было не подчиниться его властному голосу.

Гарник бросил ружье на кровать и вслед за Великановым выпрыгнул в окно.

Старик невольно прикрыл глаза, ожидая услышать автоматную очередь. В окно он наблюдал за парнями.

Великанов перебегал от ствола к стволу, останавливался, оглядывался и бежал снова. Гарник не отставал от него. Наконец, беглецы скрылись в лесу. Старик обернулся, облегченно переведя дух, и увидев на кровати свое охотничье ружье, взял его и хотел повесить и тут услышал торопливые шаги:

— Хальт! Руки вверх!..

Стараясь казаться спокойным, он повернулся лицом к двери. На пороге стояли два человека: немец, направивший на старика дуло автомата, и другой — с острой, как у суслика, мордочкой, с усиками и длинным носом, — из местных жителей. Солдат крикнул по-немецки, а человек в гражданской одежде перевел:

— Подними руки, не то будет стрелять!..

Лесник медленно, с какой-то величавой торжественностью поднял свой широкие, огрубевшие от работы, узловатые руки.

— Выходи из хаты! — был следующий приказ.

Старик подчинился. За могучими стволами его старых друзей-дубов прятались два других автоматчика, державших избушку под прицелом. Солдаты о чем-то переговаривались между собой. Затем один из них подошел к леснику и, скрутив его руки за спину, связал их.

— Где советские солдаты?

— Какие солдаты? Я живу один, — ответил лесник, радуясь про себя, что парням удалось бежать.

— Врешь! У тебя были два партизана.

— Какие два партизана? — пожал плечами старик.

И тут он вспомнил подозрительный взгляд торговца. Вот в чем дело!..

— Не видел я никаких партизан, — насупил он брови. — У меня были двое, шли из Тернополя во Львов. Переночевали и отправились своей дорогой…

Немец обернулся к солдатам, отдал какое-то распоряжение.

Солдаты вошли в дом лесника. Вскоре оттуда послышался звон падающей посуды и стук передвигаемой мебели.

Вместе с солдатами ушел и переводчик. Оставшийся около старика немец, делая согнутым указательным пальцем характерное движение вверх, сказал:

— Ты есть партизан? Так? Так… капут!

Лесник с ненавистью посмотрел на него:

— Гад!

Солдат и переводчик с торжеством вынесли из дому две пары башмаков — Великанова и Гарника.

— Вот же их чоботы! Что ж ты врешь, дед, будто никого у тебя не было?

— Я не говорил, что не было. Да, были! Были и ушли.

— Убежали? — поправил переводчик.

— Ушли!

— А кто оборвал кабель?.

— Что такое кабель?

— Не прикидывайся дураком, дед!..

— Я живу в лесу. Какое мне дело до ваших кабелей? Плевать я хотел на твой кабель!..

Каждое его слово — старик говорил медленно — тотчас переводилось на немецкий. Солдаты злобно разглядывали лесника, перебрасываясь ехидными замечаниями.

Солдат, державший в руках башмаки, подошел ближе.

— Говори, где они?

— Иди ты!.. Ушли, говорю, вот и все!

Солдат размахнулся и ударил башмаками по лицу старика. Каблук рассек ему губу.

Лесник попытался что-то сказать и не смог — рот был полон крови. Едва ворочая языком, старик сплюнул и вместе с кровью выплюнул выбитый зуб.

— Где солдаты? — допытывался переводчик. Но немец махнул рукой:

— Повесить его!..

Он, по-видимому, торопился.

Один из солдат заметил у стены кусок провода, которым Великанов и Гарник пользовались вместо веревки при перетаскивании сена.

— Очень хорошо, — по-немецки сказал он. — Теперь будешь знать, что такое кабель!

Ухмыляясь, немец на глазах старого лесника сделал из проволоки петлю, решив что удобней будет завязать ее прямо на его шее. Накинув петлю, солдат деловито обошел его, чтобы сделать сзади узел.