— А, ты и тут в начальниках ходишь?..

— Ясно! За кого ты принимаешь меня, Иван?

Гарник отвел Оника и таинственно сообщил:

— Не зови его Иваном — он тоже Оник, по фамилии Великан. Не удивляйся, после все объясним.

Целый день, забившись в укромный уголок, они рассказывали друг другу обо всем, что случилось с ними после разлуки в Нойен-Кирхене.

— Так-то вот! — закончил свое повествование Гарник, — если бы не фрау Анаит — жена Цовикяна, мы, пожалуй, были бы на том свете. Явилась в тюрьму с каким-то священником, а он предложил нам вступить в армянский легион. Выбора не было, и мы дали согласие. Нас сразу отправили в какой-то лагерь, а оттуда сюда. Говорят, здесь составляют этот легион?

— Должно-быть… Меня тоже мобилизовали, но пока дело ограничивается одними разговорами. Ничего пока неизвестно.

— А не лучше ли все-таки опять подумать о побеге? — сказал Великанов. Ведь теперь мы гораздо ближе к фронту. Тут и Белоруссия рядом. Белоруссия-то наша советская земля, ребята!..

Вечером к Онику пришел Саядян:

— Где ты был? Я тебя целый час ищу.

Сразу было видно, что только присутствие незнакомых парней мешает ему поделиться какой-то большой новостью. Оник, в свою очередь, озабоченно подумал, что из-за встречи с друзьями не сумел предупредить Саядяна о своем разговоре с доктором. А пока он представил ему своих друзей.

Саядян, постояв около них, по-прежнему выказывал явное нетерпение, — скоро ли Оник закончит разговор.

Наконец, Оник спросил:

— Ты, кажется, что-то хочешь сказать?

— Да… только давай отойдем!..

— Не надо: Оник и Иван, — они даже не товарищи, а мои родные; что бы ты ни сказал, от них я утаивать не буду. Мы ведь не первый день с ними встречаемся!

После этого Саядян рассказал, что на работе он встретил поляка, знавшего по-русски.

— Принес соленые огурцы, завернутые в газету, — смотрю «Правда»!..

— Да что ты! Где она? — Все вскочили.

Саядян, оглянувшись, осторожно вытащил из кармана газету, сложенную в восемь раз.

— Давай сюда! — потянулся Великанов.

Но Оник уже спрятал газету за пазухой.

— Потерпи, всему свое время. Ты не говорил об этом с Филояном? — спросил Оник Саядяна.

— Я его не видел сегодня.

— Так вот, послушай, что я тебе скажу. Только поклянись, что никому ни слова об этом!..

И Оник рассказал все, что узнал от доктора насчет Филояна.

— Итак, друг, надо понимать, твои дела плохи. Как ты считаешь?

Новость была, действительно, не из приятных. Прикусив губу, Саядян стоял молча. Потом растерянно спросил:

— Что же посоветуешь мне делать?

— Придется тебе, приятель, бить отбой! Надо, чтобы все пошло насмарку, — о чем вы с ним толковали. И главное, не показывай вида, что знаешь, кто он такой, не сторонись его, но потихоньку-полегоньку откажись от всех своих слов. Говорил, что легион — предательство, — убеди, что изменил свое мнение. Говорил, что хочешь бежать, а теперь скажи, что отдумал. Ты ведь не ребенок, сам понимаешь, как и что сказать. В общем, отделайся от него во что бы то ни стало.

— Надо бы все это проверить, — вмешался Великанов. — Может, и зря наговорили на человека? Кем был этот Филоян в армии?

— Говорит — командиром батальона.

Великанов почесал затылок.

— А человек, рассказывавший тебе о нем, заслуживает доверия? Надежный? — спросил он Оника.

На этот раз призадумался и Оник.

Он недавно познакомился с Султаняном. Узнал, что до войны тот работал в одной из больниц Еревана. Дома оставил жену и двух ребятишек, которых очень любит. В плен попал в Крыму, был в нескольких лагерях и вот оказался здесь. Султанян явно избегал говорить с Оником на политические темы и только однажды приоткрылся, когда сообщил о прошлом Филояна. Неужели доктор мог возвести напраслину на человека? — как будто он не таков. А впрочем, надо еще приглядеться.

Великанову не терпелось:

— Давай-ка, Оник, лучше «Правду» почитаем!

— Не спеши, — поднялся Оник. — У меня дело есть к доктору. Закончу, — тогда и прочтем. Саядян, оставайся тут с ребятами, я скоро вернусь.

Султанян, когда он был не занят, любил полежать на диване.

— Новую партию пленных привезли! — сообщил ему Оник.

— Армяне?

— Да. Два моих товарища среди них.

— Это неплохо — тебе будет веселее.

Оник сел за столик и, приняв безразличный вид, развернул «Правду».

Доктор приподнялся на локте. Потом сразу вскочил:

— Что это у тебя?

Оник, притворившись непонимающим, начал озираться по сторонам. Доктор выхватил у него газету. Заметно было, как дрожат его руки.

— Я об этом спрашиваю.

— А, это? Это… газета. Ребята притащили огурцы…

— Какие огурцы? Что ты мелешь?

— Обыкновенные соленые огурцы, — усмехнулся Оник и протянул руку к «Правде». — Дай сюда, я отдам парням на курево.

— Ты с ума сошел! Тебя же за это арестуют!.. На курево я дам бумагу. Вон у меня под матрацем лежат немецкие газеты, пускай курят. А эту… — эту нельзя!

Он пробежал глазами заголовки первой страницы и изменившимся голосом повторил:

— Эту нельзя!.. «Новый разгром немецко-фашистских войск»…

Доктор быстро подошел к двери, чтобы накинуть крючок. Дверь оказалась запертой.

— Это ты закрыл?

Вопрос был излишним: в комнату после Оника никто не входил. Конечно же дверь запер Оник. Для чего? Доктор не стал спрашивать, — все было ясно.

Не сдерживая себя больше, доктор прижал «Правду» к груди:

— Это же наша «Правда», ты понимаешь?

Оник тоже не мог обманывать доктора.

— Да, понимаю, — сказал он. — И я принес ее для тебя…

— А где взял?

— У Саядяна. Он сегодня ходил на работу, там ему передал ее один поляк.

Доктор схватился за голову:

— Филоян знает?!..

— Нет, Филоян об этом ничего не знает. И не узнает, можешь быть уверен.

— Смотри, Оник!..

— Уж поверь мне.

— Ты уже прочел?

— Нет, хотел здесь почитать.

— В таком случае, садись и читай, а потом я заберу ее у тебя.

— Но ведь приехавшие ребята тоже хотят знать о том, что делается на свете…

— Какие ребята?

— Мои приятели.

— Что же, бери! А потом сразу принесешь мне, — я спрячу газету у себя.

— В таком случае, читай ты первым, доктор. Мы подождем!..

На следующий день Оник пришел к Султаняну за газетой.

— Я дал ее ненадолго одному из моих друзей, — извинился доктор. — Верну, не беспокойся!..

Оник был не против, чтобы «Правду» читали другие. Его тревожило одно: не проболтался бы кто-нибудь, что в лагере появилась советская газета. Доктор понял его сомнения.

— Ты за кого меня принимаешь? — даже рассердился он. — Я же знаю, в чьи руки дать «Правду»!..

А в один из ближайших дней на прием в больницу явился пленный, которого звали Вагаршаком Парваняном. Пришел он якобы на перевязку. Больных в это время не было, и он вступил в разговоры с Оником. Сказал, что до войны работал в Министерстве земледелия Армении и побывал во всех ее уголках. Да, был он и в селе Лачи, знает председателя колхоза Газаряна, знает председателя сельсовета Месропяна, помнит и директора школы Мкртумяна.

Впервые Оник встретил в лагерях человека, бывавшего на его родине, знавшего его односельчан, Парванян припомнил даже некоторые забавные черточки в характере этих людей, словно только вчера их видел. Оник даже пожалел, что познакомился с Парваняном не сразу по прибытии. Он сказал об этом ему.

Парванян стал серьезным. Разговор их, шутливый до этого, перешел на деловой тон.

— Наверное, когда ты приехал сюда, тебе показалось, что все мы, как бараны, примирились со своей участью? Ведь так? Но это поверхностное впечатление. Кой-какая работа все-таки у нас ведется. Существует в лагере подпольный комитет, и вчера ты включен в его состав.

— Я? — изумился Оник.

— Да. Не возражаешь?

Оник покраснел, как мальчик.