На карте Австрия представлялась ему маленькой страной, но вот они попали в такую сеть городов, что трудно себе представить, как можно выкарабкаться из нее. А нужно! Им нельзя ждать. Но куда идти? В Нойен-Кирхене у них была по крайней мере какая-то перспектива. Здесь они делали вид, что стремятся в Вену. Но что они будут делать в Вене? В какую сторону пойдут? Назад — в Швейцарию, или на восток, к линии фронта?

В Вене, куда они собираются ехать, никаких знакомых у них нет. Эти Мхитаряны, о которых Гарник услышал от Гюста, для него были такими же непонятными людьми, как и австрийцы, которые сидят тут в вагоне. Эти хоть не интересуются ими, а «земляки» заведут, пожалуй, целое следствие и, в конце концов, выяснят, с кем имеют дело. Дальше все ясно… Что же делать, куда податься? Неужели вот так, кружа по Германской империи, они не доберутся до цели, не присоединятся к Советской Армии?..

Хмурый он возвратился на свое место.

Фрау Генриетта, видимо, почувствовала, что эти молодые парни не расположены разговаривать с ней и тоже молчала до самого Цельтвига.

Только на вокзале беглецы оживились. Гарник энергично взялся за переноску вещей.

— Вы подождите здесь, фрау Генриетта, — предложил он. — Мы с вашим Альфредом отнесем часть вещей домой, потом вернемся и заберем остальное.

Но тут из толпы встречающих вынырнули две девушки, — старшей из них было лет семнадцать-восемнадцать, другой не больше двенадцати. Обе радостно бросились к госпоже Генриетте.

— Мама! — кричали они еще издали.

— Ах, Тереза, ты тут? — обняла их мать. — Грета, и ты?

— Папа еще не пришел с работы, вот мы и решили тебе помочь, — сказала старшая.

Гарник не сводил с девушки глаз, словно зачарованный.

Ему казалось, что к ним подошла сказочная красавица, вся сияющая, с голосом, звучавшим как нежная музыка.

— Вы только что пришли? — ласково спросила мать у старшей.

Голос прозвенел снова:

— Да, и как удачно! Правда, мама?

Тереза весело тряхнула головкой и локоны ее золотистых волос рассыпались. В ясных глазах девушки сияла улыбка.

Не по погоде Тереза была одета довольно легко. Из-под ее простенькой жакетки выглядывал воротничок голубой кофточки. Стройная, красивая, воздушная, — она, казалось, еще более похорошела, увидев мать.

Зачарованный Гарник даже опустил на землю узлы.

Тереза вопросительно оглядела молодых людей, стоящих с вещами около матери.

— От дяди Гюста приехали, — сказала мать, — познакомьтесь!.. Тереза, возьми этот узел! А ты, Грета, бери корзинку, — идите с ними. Я вас подожду здесь.

Тереза взялась за большой узел, но Гарник решительно перехватил:

— Нет, барышня, это понесу я!

— Ну, вот этот, не тяжелый, — Тереза взяла другой узел, — идем!..

Заметив, что Великанов прихрамывает, Тереза поинтересовалась, что с его ногой.

Великанов пустился в путаные объяснения: ночью остался на улице, была стужа, отморозил палец…

А Гарник все время посматривал на девушку, поразившую его с первого взгляда.

Они шли вдоль путей.

— Не устали? — спросил ее Гарник.

— О, нет!..

— Может быть, все-таки стоит отдохнуть?

— А мы уже дома, — ответила девушка. — Вот тут мы живем.

В тупике, недалеко от станции, стояли старые, полинявшие, отслужившие свой век вагоны.

Альфред, шедший впереди, остановился у одного из них, оглянулся и поднялся по деревянной лестнице в шесть ступенек.

— Здесь и живете? — удивился Гарник.

Тереза метнула на Гарника недоумевающий взгляд из-под длинных ресниц: «Что же тут удивительного?».

Молча вошли они в вагон, разделенный перегородкой на две половины. В передней половине за простым столом, даже не покрытым клеенкой, сидели трое ребят. Тут же стояла чугунная печка. За ней умывальник и шкаф с посудой.

Вторая половина вагона, как видно, служила спальней. Там виднелись три кровати.

Хозяйка, видимо, пыталась придать вагону жилой вид: повесила занавески на окна, стены украсила семейными фотографиями. Но от этого вагон не стал просторнее. Для семьи из восьми человек он был, конечно, очень тесен.

Когда принесли вещи, в «столовой» нельзя было пройти. Но это отнюдь не беспокоило Терезу. Она деловито подняла одного из малышей, сидевших за столом, и подала стул Великанову.

— Садитесь. А я пойду за мамой. Альфред, ты можешь не ходить, — по взрослому распорядилась Тереза. — Там немного осталось вещей.

— Я с вами!

Гарнику так хотелось заговорить с этой девушкой, идти с нею рядом, любоваться на ее золотистые волосы.

Они вышли из вагона и двинулись к станции, близко касаясь локтями и улыбаясь друг другу.

Чтобы как-то начать разговор, Гарник спросил:

— Почему вы живете в вагоне?

— Нет комнаты, — просто ответила Тереза. — Вернее, есть, но очень дороги. Этот вагон мы наняли через подругу мамы.

— А почему вы покинули Леобен?

— Папа остался без работы. Сказали — коммунист… уволили.

— Ваш отец коммунист?! — воскликнул пораженный Гарник.

— Да… Из-за этого мы и уехали из Граца. Там у нас была хорошая квартира. Но все знали, что отец и мать коммунисты.

— И ваша мама — тоже?! А здесь не знают об этом?

— Ну, этого не скроешь! Но мой папа ничего плохого не делает. Он хочет работать, как и все. Он один нас содержит. Недавно мать хотела устроить Альфреда на завод… Ей сказали: «Этого еще нехватало, чтобы сын коммуниста у нас работал. Когда волчонок вырастает, он становится волком»… Я тоже собираюсь поехать в Вену на работу, но мама не пускает.

— А где вы думаете устроиться?

— Одна из наших знакомых обещала устроить в ресторане.

— В ресторане?!

— Что вы так смотрите? Я бы справилась.

— Нет, Тереза, в ресторане плохо.

— Вы только матери этого не говорите. Она, может быть, еще согласится.

— Хорошо… я ничего не скажу вашей матери.

Они уже подходили к станции. Иззябшая на ветру госпожа Генриетта сидела на вещах. Забрав узлы, они двинулись назад.

— Не устали? Не тяжело? — спросила госпожа Генриетта.

— Какая вы заботливая, фрау Генриетта! — улыбнулся Гарник. — Напоминаете мне мою мать. Нет, не устал.

— А где живет ваша мать?

— О, далеко!.. Раз уж судьба привела нас к вам, я хочу кое-что сказать вам, фрау Генриетта. Тереза рассказала мне, почему вы переезжаете из одного города в другой. И я хотел бы доверить вам один секрет. Но только вам…

Тереза ускорила шаги. Мать и Гарник задержались у железнодорожной насыпи. Вокруг никого не было.

— Вы коммунистка?

Госпожа Генриетта внимательно посмотрела ему в лицо и утвердительно кивнула головой.

— Я хочу вам сказать… Мы, то есть я и мой товарищ, работали в Германии. Сейчас пробираемся домой, в Советский Союз.

— Вы пленные?

Нельзя было смотреть в голубые правдивые глаза этой женщины и лгать. Гарник понял: женщина с таким чистым и спокойным взглядом не выдаст. Потому он прямо сказал:

— Да, фрау Генриетта.

На глазах госпожи Генриетты навернулись слезы, Она долго молча смотрела на Гарника, и по щекам ее поползли крупные, светлые капли.

— Я слышала… Слышала, что в лагеря привезли пленных… что там ужасно с ними обращаются. Я никогда еще не видела советских людей… Мечтала хоть раз… И вот… А я-то думала — вы чужие, не наши!..

Тереза вернулась.

— Что случилось, мама? — тревожно спросила она.

Утирая слезы, мать ласково улыбнулась ей:

— Ничего особенного, Тереза! Ну, поплакала маленько.

— Но что такое?

Мать, не ответив, взялась за свой узел:

— Ну, пошли!

Тереза ничего не могла понять. Она до этого никогда не видела матери плачущей. Были тяжелые дни, были неудачи. Что сказал матери этот человек, какую печальную новость сообщил, если она так разволновалась, Даже заплакала? И почему ей не хотят сказать об этом?..

Тереза решила добиться разгадки окольным путем.

— Долго вы были в Инсбруке? — спросила она.