Еще до отъезда гид приступил к обработке своих слушателей.
— Я родился и вырос в Берлине и очень люблю этот город. Это самый лучший город в мире. Надеюсь, что эта поездка будет иметь в вашей жизни очень большое, я бы даже сказал — громадное значение. По возвращении вам найдется что рассказать вашим подчиненным и землякам…
Так вот с какой целью делается эта экскурсия! Немцы уверены, что из Берлина они вернутся подавленными могуществом немецкого райха и будут усерднее пропагандировать необходимость сражаться под знаменами фашизма.
На курсах Гарник сдружился с Рубеном Погосяном — ботаником по образованию. До войны Погосян работал в ереванском Тресте озеленения. Кроме немецкого, он в совершенстве владел также английским языком. Как и Гарнику, знание языка обеспечило ему отличные оценки на экзамене. Оба открылись друг другу не сразу. Выяснилось, что Погосян тоже ненавидел фашизм, а Гитлера называл бесноватым шутом.
Выслушав дифирамбы гида, он сказал:
— Конечно, Берлин — большой город. Только найдешь ли там настоящий армянский шашлык?
Гид не знал, что такое шашлык. Несколько человек наперебой стали объяснять ему:
— Шашлык, господин лейтенант, большей частью делается из баранины. Лучше всего, конечно, из молодого барашка. Разрезают мясо на куски, добавляют чеснок, пряности, травы, перемешивают мясо с нарезанной зеленью, а на следующий день нанизывают его на вертела и поджаривают на огне с перцем и баклажанами. А подают с тонким армянским хлебом — лавашом и, конечно, с армянскими винами. Вы, наверное, пробовали наши коньяки, господин лейтенант?
— Не приходилось!.. Не знаю, найдется ли в Берлине этот… шашлык. Но армяне там есть. И даже газета у них своя «Айастан». Вероятно, вам удастся познакомиться с работниками этой газеты.
Все, конечно, поняли, что хотел сказать Погосян: как, мол, ни хорош ваш Берлин, а нам милее родная наша земля. Не понял этого только гид.
Через два дня экскурсанты были в Берлине. Гид и два лейтенанта целый день возили их по городу, показывая достопримечательности, и только к вечеру доставили в гостиницу. Экскурсантам сразу бросилась в глаза подавленность населения германской столицы. На лицах людей не было улыбок, берлинцы выглядели молчаливо-хмурыми. Война требовала все новых жертв. Население жило впроголодь. Все продукты, вплоть до овощей, отпускались по карточкам.
Только в редакции газеты «Айастан» настроение было другим. Экскурсантов там встретили три сотрудника. Высокий, с тонкими усиками журналист внимательно оглядел каждого из гостей, потом прошел за большой письменный стол.
— Разрешите приветствовать вас! Мы гордимся тем, что в сегодняшний, поистине счастливый день, принимаем у себя будущих офицеров армянской армии. Вы закладываете основание новой армянской армии. Какая волнующая страница в истории нашего народа! Наконец-то мы, армяне, будем иметь свою армию. Об этом, право, стоит написать в нашу газету. Неужели никто из вас не подумал об этом?
Никто не отозвался на это предложение. Беспокойно поерзав на месте, журналист решил не повторяться.
— Ну, как вам понравился Берлин?..
Об этом можно было поговорить. Но в эту минуту открылась дверь и в редакции появился в сопровождении свиты из офицеров какой-то генерал.
Журналист вскочил с места и радостно воскликнул:
— О, господин Дро!..
Генерал поздоровался со всеми курсантами.
— Ваши питомцы, господин генерал! — с явным подобострастием сказал журналист.
Дро как бы не обратил внимания на эти слова и стал задавать вопросы:
— Сколько вас?
— Пятнадцать.
— В Берлине вы впервые?
— Впервые.
— Нравится ли вам?
— Большой город.
Генерал ткнул пальцем на того, кто ему отвечал:
— Говоришь, большой город? С Ереван будет?
— Нет, наш Ереван больше, господин генерал.
Ответ вызвал общий смех. Расхохотался и Дро.
— Больше? Неужели больше?
— Так точно, господин генерал. Еревану около двух тысяч лет. Берлин ему во внуки не годится.
— А, вот ты что имел в виду!., А кто из вас Адоян, Погосян, Бархударян и Саакян?
Все четверо поднялись.
Дро пристально посмотрел на них.
— Молодцы! О вас отзываются, как о самых способных учениках.
Гарник почувствовал, что краснеет. Более неприятной похвалы он не удостаивался, пожалуй, за всю свою жизнь.
— Садитесь! Я очень доволен тем, что задумана эта экскурсия. Вы здесь многое увидите… и будете знать, за что надо бороться. Конечно, ваши занятия были недолгими. Но условия не позволяют сколько-нибудь продлить их. Решаются судьбы народов. Настало, наконец, время, когда становится ясна и будущность нашей, армянской нации. Надеюсь, вы рады услышать, что легиону подарил знамя сам верховный главнокомандующий, канцлер Адольф Гитлер. Это означает, что нашим покровителем отныне будет Германия — самое мощное государство на земле. Сопротивление большевиков очень скоро будет окончательно сломлено. Никакая сила не может выдержать натиска непобедимой германской армии. Я, кстати, только что возвратился с фронта и знаю, какой страшный удар готовится русским…
Речь Дро затянулась. Около получаса он распространялся о превосходстве немецкого оружия. И вдруг, прервав себя на полуслове, взглянул на часы и вскочил.
— Мне надо уходить. Итак, надеюсь встретиться с вами в Ереване.
Погосян с улыбкой обратился к нему:
— Господин генерал, кажется, здесь только мы двое ереванцы. Запомните мой адрес на всякий случай. Я живу на улице Налбандяна…
Он хотел назвать номер дома Министерства внутренних дел, но осекся: Дро мог знать его. Впрочем, генерал, даже не дослушав Погосяна, снисходительно кивнул ему головой и, довольный своей беседой, вышел из-за стола.
— А вас четверых я уже рекомендовал оставить здесь, для дальнейшего усовершенствования. До свидания!
Он удалился быстрыми шагами очень занятого человека.
2
Гарника и еще трех участников экскурсии в самом деле оставили в Берлине. А через несколько дней их на самолете переправили в польский город Лодзь. Прямо с аэродрома четырех армян в закрытых машинах доставили на окраину города. На воротах высокой ограды висела вывеска: «Больница для душевнобольных». За оградой был виден фасад красивого двухэтажного здания, стоявшего в глубине двора. Гарник заметил Вывеску лишь тогда, когда вылез из машины. Сердце его екнуло от каких-то тяжелых предчувствий.
— Странно! Зачем нас привезли сюда? — шепнул он Погосяну.
Тот пожал плечами:
— Наверное считают за ненормальных.
Бархударян, прислушивавшийся к разговору, уставился на вывеску и дернул за рукав Погосяна.
— Что здесь написано?
— Написано: дом умалишенных.
Лицо Бархударяна вытянулось, челюсть отвисла.
— Да разве мы сумасшедшие?
— Кто тебя знает! Все душевнобольные склонны считать себя здоровыми.
Офицер, сопровождавший армян, вошел в двухэтажный дом и вернулся оттуда с какой-то бумажкой.
— За мной! — махнул он рукой.
Гарник, не двинувшись с места, резко спросил:
— Зачем вы нас привезли сюда?
— Зачем? — удивился офицер. — Затем, что вас сюда прислали.
— Но мы же не больные!
Офицер засмеялся.
— Тут нет ни одного больного. Вывеска висит для прикрытия. А вы решили, что это действительно сумасшедший дом? Ха-ха-ха!..
Загадка продолжала оставаться загадкой. «Для прикрытия»… Чего? Кого?..
— Если это не больница, почему люди ходят в халатах?
— Вы тоже их оденете. Здесь школа, секретная школа. Понятно?
— Ах, секретная школа! — обрадовался Бархударян.
Но Гарник стоял насупив брови. Призадумался и Погосян. «Секретная школа» была для них полной неожиданностью.
Их отвели в отдельный домик, затаившийся в конце длинной аллеи.
Только на другой день Гарник понял, куда они попали. Под вывеской сумасшедшего дома скрывалась школа диверсантов. Почему их не спросили, хотят ли они учиться в этой школе?..